«Настоящий Петр I» от венецианского грека
Наверное, в образе Петра Великого уже трудно найти что‑то необычное. Свой взгляд на Петра был у венецианского грека Антонио Катифоро — молодого аббата, полиглота, знатока латыни и европейских языков. Он был автором биографии первого российского императора, увидевшей свет спустя десятилетие после его смерти. В сороковых годах XVIII века «Жизнь Петра Великого» была переведена на русский язык, ею активно пользовались ученые, но впоследствии она оказалась совершенно забытой. Наш собеседник, кандидат исторических наук Михаил ТАЛАЛАЙ, сотрудник Института всеобщей истории РАН, выполнил «новое прочтение» работы Катифоро, заново переведя ее на русский язык.
Авантитул книги Антонио Катифоро. Подпись в переводе гласит: «Петр Алексеевич Царь и Великий Герцог Московии». Изображений самого аббата-венецианца исследователям пока найти не удалось./Репродукция. ФОТО автора
— Михаил Григорьевич, а зачем потребовалось делать это заново, ведь перевод уже был?
— Здесь очень любопытная ситуация. Мой предшественник чиновник МИД Стефан Писарев переводил в 1740‑е годы книгу Катифоро с греческого языка, а я — с итальянского, на котором она и была напечатана в оригинале. Между нашими переводами — два с половиной века. Писарев, знавший итальянский, взялся за греческую версию, по‑видимому, чтобы избежать кривотолков со стороны соотечественников: все‑таки итальянцы — иноверцы, католики, а греки — свои, православные.
Православным был и Катифоро, но к католичеству он относился очень спокойно, уважительно. Однако в интерпретации Писарева при переводе с греческого текст Катифоро стал сугубо православным, «византийским».
Кроме того, хотя Писарев в целом верно следовал оригиналу, он изъял все высказывания, которые могли бы опорочить высоких особ, особенно в том, что касалось их происхождения. Речь шла о Екатерине I, Александре Меншикове и других персонах. В моем переводе никакой «самоцензуры» нет, я абсолютно точно воспроизвожу текст, написанный Катифоро уже без малого три века назад.
— Как эта книга попала к вам в руки?
— Последние десятилетия я специализируюсь на истории русско-итальянских связей. До Катифоро у меня долгие годы лежала на столе книга его земляка-венецианца Франческо Альгаротти «Письма о России». Именно в ней впервые появилась фраза «Петербург — окно в Европу». Я удивился, почему Альгаротти нет на русском, и взялся за перевод…
Штудируя его труд, обратил внимание, что Альгаротти нередко упоминал Катифоро как своего предшественника. Так я обнаружил его «Жизнь Петра Великого».
Безусловно, сыграло свою роль и мое многолетнее участие в Петровских конгрессах. На одном из них я представил доклад о Катифоро, который вызвал интерес у исследователей Петровской эпохи, в первую очередь у такого признанного мэтра, как Евгений Анисимов. Другой постоянный участник форумов, Дмитрий Гузевич, эксперт по Петровской эпохе, напрямую подключился к моему переводу и выступил в проекте как научный редактор.
— Был ли Катифоро лично знаком с первым российским императором?
— У него был такой шанс, он попытался им воспользоваться, но потерпел неудачу… Дело обстояло следующим образом: Катифоро, оказавшегося в поле зрения ближайших соратников Петра, пригласили в Петербург помогать культурному строительству новой России, но он не смог до него добраться: корабль потерпел крушение у берегов Голландии. Катифоро воспринял это как знак судьбы, вернулся в Венецию и уже больше не рвался в Россию…
Вообще для начала XVIII века в самой личности ученого монаха не было ничего удивительного. Он был просветителем, путешественником, политиком, занимался еще и множеством других дел. Венецианский подданный, он писал по‑итальянски, но этнически был греком. Родился он на греческом острове Закинф, учился в Греческой семинарии в Риме, потом, используя термины советского прошлого, «получил распределение» в Венецию, там и прожил практически всю свою долгую жизнь.
Для Петра I, как известно, этот город был одним из примеров для подражания, поэтому он завязывал долгосрочные отношения как с коренными венецианцами, так и с иностранцами, жившими там, тем более если они — венецианские подданные. Это были в первую очередь православные греки.
Мы об этом редко задумываемся, но Петр не только «прорубал окно в Европу», но и в полной мере ощущал себя главой единственной в мире православной державы. Поэтому он всячески политически поддерживал греческую общину в Венеции, когда католики пытались каким‑то образом ущемить ее интересы…
Возвращаясь к Антонио Катифоро: несмотря на то что от визита в Россию он отказался, свой интерес к ней не утратил, продолжая собирать сведения о стране, о русских подданных, о Петре, его сподвижниках. В итоге это и вылилось в законченную им в 1736 году биографию первого российского императора.
— Это же был не первый биографический труд, посвященный Петру?
— В предисловии Катифоро сам ответил на этот вопрос. Он перечислил своих предшественников и, как это принято у ученых, попенял каждому из них за разные «грехи», указал, что все их труды наполнены «дерзкими и возмутительными положениями».
По его словам, первое подобное сочинение вышло в Лондоне в 1716 году на английском языке под названием The State of Russia Under the Present Сzar… («Состояние России при нынешнем царе…»), его автором был Джон Перри. Он был приглашен в Россию в 1698 году как строитель доков и шлюзов, покинул русскую службу в 1715‑м.
Как отмечал Катифоро, англичанин «жестоко поссорился с некоторыми министрами российского двора, и повествование его не свободно от гнева и пристрастия. Нередко он не гнушается выдавать за истинные факты совершенно ложные измышления, особенно в том, что касается религии и обычаев московитов».
Следующее сочинение, посвященное Петру, появилось в Германии в 1721 году. Автором его был ганноверский резидент в Петербурге Фридрих Христиан Вебер.
«Будучи протестантами, — замечает Катифоро, — оба этих писателя не упускают случая оскорбить религию московитов».
Наконец, в 1725 году в Амстердаме были изданы четырехтомные записки, автором которых был указан некий «барон Иван Нестесураной, московский дворянин». «Кем бы ни был этот писатель, он демонстрирует малодушие и маловерие по отношению к самым основаниям христианства, даже в простых его истинах. После того как писатель этот показывает, как низко он ценит Писание, он не упускает ни единого повода, чтобы пренебрежительно отозваться и о святой Церкви, глумясь и насмехаясь над таинствами, обрядами, священниками и иноками, епископами и патриархами, кардиналами и понтификами», — указывал Катифоро.
Как позже выяснили исследователи, под ложнорусским псевдонимом Иван Нестесураной скрывался французский литератор Жан Руссе‑де-Мисси, основатель первой масонской ложи Амстердама, ставший, кстати, в 1737 году почетным членом Петербургской академии наук.
Фактически же сочинения Перри и Вебера были мемуарами, а первой настоящей биографией Петра следует считать книгу Руссе‑де-Мисси. Так что труд Катифоро — вторая по счету в мировой литературе полная биография Петра Великого.
— Ее написание стало его личной инициативой или работа была кем‑то заказана?
— Прямых доказательств, что за Катифоро стояли какие‑то влиятельные лица, нет, но у него, несомненно, был личный политический интерес: он взялся за книгу о Петре в 1735 году, когда началась очередная русско-турецкая война. Будучи этническим греком, он мечтал, что Россия исполнит не воплощенные ею «южные» замыслы и прогонит турок, причем не только с Балкан.
Однако «антитурецкий» натиск у Петра не получился: его Прутский поход 1711 года окончился неудачей. Анна Иоанновна, продолжательница петровских дел, в середине 1730‑х годов снова отправила войска к Черному морю. Вероятно, для Катифоро, следившего за российскими событиями, это стало окончательным поводом, чтобы написать большую книгу о Петре. Причем не просто рассказать о нем, а показать Европе, почему о нем надо знать и почему порабощенным турками народам надо ориентироваться на Россию.
В книге он даже рассказывал о греческом предании, что Константинополь будет освобожден от турок северным «русым» народом, намекая на русских. Как известно, Балканам пришлось ждать военных успехов России еще полтора века, а Константинополь «нашим» так и не стал…
Что касается используемых Катифоро источников, он хорошо знал людей, которые встречались с Петром или состояли с ним в переписке, внимательно изучил европейскую печать. Поэтому к названию своего труда — «Жизнь Петра Великого» — он добавил подзаголовок: «Изложенная по французским и голландским книгам».
Герой нашего рассказа не был новичком в издательском деле: он издавал весьма успешный ежегодник «История года», умел работать с литературой и периодикой, выпускал книги, имел хорошие связи с типографами, которые тогда выступали издателями.
Труд Катифоро про Петра увидел свет в 1736 году, он был издан большим тиражом и переведен сразу на много языков, но в первую очередь — на восточноевропейские. И это тоже не случайно, поскольку он был ориентирован именно на Восточную Европу, на Грецию, на Балканы, то есть на территории, страны, народы, которые тогда находились под властью Османской империи.
В книге шесть глав. Первая — история России до Петра. Дальше идет рассказ по хронологии его царствования, четко по главам разложены периоды его становления, зрелости. И в них Катифоро выходит на нужный ему образ Петра.
— И каков же он?
— Прежде всего Петр для него — могучий государственный деятель, защитник православия на Западе и Востоке, способный помочь народам, находившимся под гнетом турок. Повторю еще раз, надежда на то, что русский царь выступит в поддержку их независимости, — вот главный посыл автора биографии. Катифоро славит заслуги Петра не только как ученого монарха, владевшего ремеслами, познавшего множество наук, но в первую очередь как могучего и властного государя.
В предисловии к этому труду Катифоро порицал своих западных предшественников за высокомерные описания Руси. Под его пером Россия предстает страной с яркой историей, постоянной ведущей справедливую борьбу за свои территории и независимость. У Катифоро изображена последовательная поступь державы, и Петр «проводит полезные реформы», причем, по мнению венецианца, о том, что России нужны блага западной культуры, задумывался уже Иван Грозный. Так что, согласно Катифоро, Петр вовсе не разрывал российские традиции, а продолжал их.
Особое внимание венецианец обращал на восточные дела Петра, отношения с турками, Персидский поход. Одна из глав была посвящена трагической участи царевича Алексея, хотя для Катифоро, хорошо знавшего Восток, эта деталь не была существенной.
Позволю себе цитату: «Царь, добившийся необыкновенных успехов в деле приобщения своего народа к цивилизации, потерпел полную неудачу в попытке сделать Алексея своим достойным преемником, способным довести до конца лишь начатое Петром за его краткую жизнь».
Говоря об истории с Алексеем, автор книги отмечал, что некоторые хвалили и превозносили великодушие российского императора, сравнивали его с древнеримским полководцем Манлием Торкватом. Тот казнил сына за нарушение воинской дисциплины, а Петр, мол, пожертвовал жизнью наследника ради почтения к закону, дабы показать пример народу. Другие, напротив, упрекали царя в душевной слабости, потому что он, ослепленный любовью к своей жене Екатерине, «принес в жертву ее честолюбию своего первородного сына ради передачи престола рожденному от нее потомству».
Катифоро резюмировал, что не рискнет утверждать ни того ни другого и последует мудрому суждению римского историка Тацита, говорившего, что желание проникнуть в глубинные замыслы государя нечестиво и опасно…
Учитывая все вышесказанное, нет ничего удивительного, что трудом Катифоро заинтересовались в России. Однако перевод, выполненный секретарем Коллегии иностранных дел Стефаном Писаревым, по совершенно непонятным причинам долгое время оставался в рукописи, неизданным.
— Странно, ведь книга в общем‑то написана с симпатией к России и не вызвала никаких возражений со стороны ее властей…
— Тем не менее она ходила в «списках» — в виде самиздата, как бы сейчас сказали. В то время еще не было полноценной биографии Петра, и эта книга нужна была русскому читателю. В рукописном отделе Российской национальной библиотеки я был просто поражен количеством копий этой рукописи — более тридцати! Люди, которые ее переписывали, в духе времени что‑то дополняли от себя, комментировали…
После восшествия на престол Екатерины II Писарев обратился к ее сыну Павлу Петровичу. Он послал ему рукопись и приложил к ней письмо с просьбой обратить высочайшее внимание. Не называя никаких имен, сетовал, что его враги — «недоброхоты» — воспрепятствовали изданию книги, перевод которой был готов тридцать лет тому назад.
Кто эти «недоброхоты» — сказать трудно. Возможно, в своей книге Катифоро кого‑то забыл упомянуть или, наоборот, выставил не в том свете.
Не исключено, что перевод Стефана Писарева не хотели печатать, дабы не ворошить дела, связанные со смертью царевича Алексея. На престоле была «дщерь Петрова», а тут — об убиении ее брата, пусть и сводного.
Как бы то ни было, но Павел Петрович откликнулся на предложение Писарева, в 1772 году рукопись была издана и вызвала еще больший интерес образованной публики.
Известно, что его штудировал Пушкин, когда готовил свою собственную книгу о Петре. В скобках он отмечал, что ту или иную информацию взял «из Катифора»…
Да, в ХХ веке про венецианца и его труд позабыли. Перевод Писарева перестал удовлетворять ученую публику, он устарел, язык XVIII столетия стал казаться архаичным. К тому же появились серьезные отечественные исследования — Николая Устрялова, Сергея Соловьева, опирающиеся на российские архивы.
— Что вам показалось самым неожиданным в образе Петра, созданном Катифоро?
— Внимание к религиозным вопросам. Катифоро прямо указывал: мол, Вольтер в своей книге «История Карла XII» ошибался, когда заявлял, что Петр был равнодушен к религиозным делам. Венецианец показал русского царя как защитника веры, обличая выступавших в западной печати людей, которые обвиняли его в антихристианских настроениях, в богохульстве и святотатстве.
«Ревность его о вере простиралась так далеко, — указывал Катифоро, — что он обратил в христианство жителей языческих областей своей империи, убедив их не мечом и не насилием, но лишь словом ревностных проповедников сжечь идолов и принять христианство. Одним словом, можно сказать, что он прославил свою нацию во всем мире и обессмертил память о ней в грядущих поколениях».
Кроме того, для меня новинкой стал подробно рассказанный сюжет о встрече Петра в Париже с французскими теологами, которые неожиданно предложили ему проект объединения церквей. По просьбе Петра французы составили меморандум на эту тему. Царь принял петицию, заявив: «С этим будут разбираться мои епископы». Те, конечно, выступили против. Петр собрал мнения и подготовил свой ответ, выбрав едва ли не самую жесткую формулировку о невозможности религиозного соединения Востока и Запада.
Новым для меня было и внимание автора к вопросам чести — уважение Петра к врагам, если они вели себя достойно. В книге немало сюжетов про шведского короля Карла XII, которого Петр после его смерти на поле боя в 1719 году назвал «братом», и его офицеров. Российский император высоко оценивал ту преданность, которую пленные шведы сохраняли собственному монарху.
— Вы сделали второй перевод книги Катифоро. А третий возможен?
— Почему бы и нет? В свое время труд Катифоро трижды перевели на румынский. Правда, по геополитическим причинам: тогда существовало два Дунайских княжества плюс Трансильвания, и все со своей заинтересованной аудиторией.
Что же касается филологии… Если для меня перевод Стефана Писарева, сделанный в 1740‑х годах, был нечитабельным, то, наверное, лет через сто потомки сочтут и мой язык архаичным. А интерес к первому российскому императору будет всегда, и каждая новая эпоха будет искать своего Петра.
Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.
Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Яндекс.Дзен».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 126 (7209) от 13.07.2022 под заголовком «Информация «из Катифора»».
Комментарии