Беда похуже неприятеля. Как Петербург едва не смыло из-за атаки стихии
Как известно, наводнения издавна преследовали жителей приневских земель. Так, последствия стихии, разыгравшейся в 1541 году, попали на страницы Обыскной книги, в которую в 1573 году записывали сведения об опустевших местах: «Дворы и землю море взяло, и песком заскало (завернуло. - М. К.), где были дворы и поля тут нынеча вода, и быти тут невозможно, запустило тому 32 лета...».
Наводнение в ноябре 1721 года заставило современников трепетать... Картина Юрия Подлясского, 1984 г. Из коллекции Государственного музея истории Санкт-Петербурга
Одни из самых сильных наводнений петровского времени произошли поздней осенью 1721 года. Не успели в Петербурге отгреметь октябрьские празднования по поводу победы России в Северной войне, как город испытал сразу несколько атак стихии: в течение месяца вода поднималась четыре раза. Первое и самое сильное наводнение пришлось на 5 ноября. В тот день вода начала подниматься около девяти часов утра и схлынула только после трех часов.
По разбушевавшейся Неве болтались оторванные суда, дрова, смытые с дворов... Находились при этом и смельчаки, вылавливающие это даровое топливо. Погибло много домашнего скота...
В архиве Санкт-Петербургского института истории РАН сохранились частные письма, дающие наглядные представления о том, что происходило в тот день. Лука Колошин пишет из Петербурга в Москву Егору Кушелеву, что все дворы в городе стояли в воде, где «в аршина два» и больше, «...и у вашей милости не без убытку».
У Кушелева был дом в Петербурге, и его дворовый человек Василий Веденихтов сообщал: «а у нас во дворе вода была глобиной человеку в груди». Василий жаловался, что промокла и пропала вся солодовая мука, ржаная мука «помокла не горазда», вымокла половина заготовленного сена, «на леднике бочки с пивом устояли, а с медом бочки плавали в воде, две целы, а третья вышла, в которой был кислый мед». Не годна к употреблению стала соленая рыба и черная икра. Рыбу сварили, но есть не смогли, «бросили, что весьма воняет».
Служивший в Канцелярии городовых дел подпоручик Иван Налбухин в своем рапорте, поданном в тот же день, сообщал, что ветер был такой силы, что им «рознесло крышку» (кровлю) с церкви Исаакия Далматского, разрушены были два подъемных моста у Зимнего дворца царского величества. Бурные потоки разрушили храм Януса, возведенный для праздничного победного фейерверка. Несколько человек при этом получили ранения, оказавшись под его завалами.
Налбухин перечислял ущерб, нанесенный вверенным ему строительным материалам. Он указывал, что принятые «лесные припасы» у церкви Исаакия Далматского, у Конюшенного двора царского величества и у дома господина генерал-майора Ягужинского «погодою все рознесло... по разным местам».
Подпоручик констатировал: «водою унесло» множество бревен, топорного тесу, дубового кряжу весом сто пудов, брусков сосновых, кряжей сосновых (ряжей, небольших срубов, которые укладывали над сваями под фундаменты). Пострадали плотины, мосты, даже сваи были вынуты из воды: «рознесло водою все». Ураганом унесло в Неву и лодку-верейку, принадлежавшую канцелярии. В перечне убытков Иван Налбухин указал серую известь и устройство для забивания свай - «копер с бабою». Заканчивал свое доношение Налбухин словами: «Дабы выше писаных припасов на мне ниже именованном не взыскано было».
Много подробностей о разыгравшемся наводнении дает дневник придворного из Голштинии камер-юнкера Берхгольца. Он писал, что «на дворе герцога вода при самом большом ее возвышении доходила лошадям по брюхо». На каналах Берхгольц увидел страшную картину: затопленные барки, утонувшего человека, пытавшегося спасти судно своего хозяина.
Находясь на левом берегу Невы, иностранец «был поражен опасностью, какую увидел по ту сторону реки: там вода доходила уже до окон кофейного дома, стоящего близко от берега». «...Вода как скоро выступила из каналов, начала преследовать меня со всех сторон и принудила сойти с улицы...»
«Ветер был так силен, что срывал черепицы с крыш», - писал Берхгольц. Одна из них упала на его знакомого: его спасла лишь меховая шапка. Из дневниковых записей камер-юнкера узнаем, что жена голландского резидента, не на шутку испугавшись, что рухнет дом, велела кучеру подвести лошадь и прыгнула на нее прямо из окна. А кому-то пришлось просидеть целый день на чердаке без воды и еды...
В тот день Петр I вынужден был прервать застолье, проходившее у австрийского посланника Стефана Кинского. Екатерина I, не имея известий о муже, послала трех человек на его поиски, один из которых утонул. Сам государь благополучно вернулся домой, не побоявшись плыть обратно домой по разъяренной реке...
Государь говорил потом в Сенате, что никакой неприятель не доставил бы такого убытка, как это наводнение, «и что на дворцах от воды убытку, как болши (больше) милиона, а у светлейшего князя (А. Д. Меншикова. - Ред.) и других высоких персон учинило убытков бесчисленно...».
16 декабря 1721 года последовал указ главы полиции Антона Девиера об осмотре архитектором Гербелем низких мест на Адмиралтейском острове и замере «сколько воды было во дворах». Архитектор должен был следить, чтобы при новом строительстве «нижние полы строены были выше той прибылой воды»...
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 225 (6578) от 29.11.2019 под заголовком «Беда похуже неприятеля».
Комментарии