Гость редакции - Денис Юрьевич МИНКИН

ФОТО предоставлено НИЦ «Курчатовский институт»

На ПИКе возможностей

Знаменитый гатчинский ПИЯФ теперь положено называть, указывая его принадлежность к не менее знаменитому московскому Курчатовскому институту: «Курчатовский институт - ПИЯФ». Гатчинский институт при всей фундаментальности всегда решал и прикладные задачи, и еще какие прикладные: жизни спасал - здесь в свое время был разработан «гатчинский метод» терапии опухолей головного мозга, здесь весной этого года был запущен циклотрон Ц-80, который будет использоваться для диагностики и лечения опухолей глаз. Через два года должен быть запущен мощнейший реактор ПИК, а пока прямо на его территории проводят экскурсии для школьников и научные конференции для студентов. Наш собеседник считает, что если хоть кто-то из них вдохновится наукой - ПИК уже принес пользу.

- Денис Юрьевич, весной был пуск циклотрона-80, но что значит «пуск»? Работает ли циклотрон сейчас?

- Запустить ускоритель - это, конечно, не нажать кнопку «вкл.» на телевизоре. Циклотрон - махина весом более 200 тонн, конструкция не серийная, уникальная - разработана совместно нашим институтом и металлостроевским НИИ Электрофизической аппаратуры имени Ефремова, который входит в госкорпорацию «Росатом».

Для такой уникальной установки нужен длительный период отладки. Этой весной мы констатировали, что вышли на плановые параметры пучка протонов: Ц-80, что видно из названия, разгоняет протоны до энергии 80 МэВ. Вообще-то другой наш ускоритель, синхроциклотрон СЦ-1000, пущенный в 1970-м, более чем в десять раз мощнее, но здесь нет спортивного принципа «быстрее, выше, сильнее»: энергия в 80 МэВ оптимальна для решения некоторых задач ядерной медицины.

Весной президент НИЦ «Курчатовский институт» Михаил Ковальчук и глава госкорпорации «Росатом» Алексей Лихачев, обсуждая вопросы совместного развития ядерной медицины, пожали друг другу руки, но, чтобы на приборе можно было что-то делать, он должен стать научно-технологическим комплексом - с биологической защитой от радиоактивности, с мишенными станциями (устройствами, которые пучок будет «бомбить»), с налаженной автоматизированной системой, с операционным блоком...

Сейчас завершаются проектные работы по всем этим направлениям. Тендер выиграла московская компания «Спецпроект». Комплекс заработает, думаю, не раньше чем летом-осенью 2018-го. Можно сказать так: мы включили прибор, но еще не включили комплекс в целом.

- Курчатовские ученые умудряются популярно, «по-русски», объяснить, в чем главные задачи циклотрона...

- Задача - лечение протонным пучком опухолей глаз и производство радиофармпрепаратов, изотопов для диагностики и лечения пациентов.

Радиоизотоп, распадаясь, излучает энергию, которая используется в лечении или диагностике. Но изотопы нужны короткоживущие, чтобы не навредить организму, а такие не успеешь довезти до клиники. Поэтому в таких случаях либо клиника строится на территории производства изотопов, либо стационар создает производство у себя - как, например, сделал Российский научный центр радиологии и хирургических технологий (РНЦ РХТ) в Песочном. Но мало какая клиника может такое себе позволить. Зато можно производить изотопы ступенчато: сначала - долгоживущие, довозить их до клиник, а там уже проще делать из них изотопы быстрораспадающиеся.

- Ц-80 затевался четверть века назад - не досадно, что столько времени упущено?

- Были девяностые годы, безденежье. Можно не верить в пословицу «что ни делается - все к лучшему», но во всех ситуациях работает принцип «нет худа без добра»: нынешние проектные работы учитывают уже современные возможности и потребности медицины.

В методах протонной терапии в 1970-е Советский Союз по разработкам был едва ли не впереди всех. И лидирующая роль принадлежала институтам, сегодня входящим в НИЦ «Курчатовский институт». Обычно в протонной терапии используется эффект т. н. пика Брэгга: протонный пучок в биологической среде выделяет пик своей энергии на определенной глубине и разрушает опухоль. Но нужна энергия всего в десятки мегаэлектровольт, а у синхроциклотрона - в сто раз больше, то есть пик Брэгга использовать было нельзя. И в Гатчине в советское время был разработан метод, который во всем мире известен как гатчинский: больного поворачивали, а опухоль облучали пучками «напролет».

Пучок обеспечивали физики нашего института, саму терапию - врачи РНЦ РХТ. Лечение прошли более 1300 больных, притом что по всей стране - около 5 тысяч, и до сегодняшнего дня это составляет больше 15% от общемирового объема! То есть достижения 1970 - 1990-х годов очень значимы. Но несколько лет назад эти операции у нас прекратились - по причинам, скорее, «бюрократическим»: что-то не смогли сертифицировать, на что-то - получить лицензию.

Весь прошлый год мы с РНЦ РХТ, Нейрохирургическим институтом Поленова, Институтом головного мозга, Алмазовским центром, городским онкодиспансером обсуждали перспективы использования гатчинского метода. Медики утверждают, что он актуален и сейчас при лечении определенных видов опухолей и при снятии болевого синдрома: иногда боли настолько сильные, что до начала лечения необходимо снизить этот невыносимый фон.

В начале 2019 года, надеюсь, мы возобновим наши совместные с медиками работы. Составлена «дорожная карта» для получения разрешений, клиника решила установить здесь дополнительную аппаратуру - ПЭТ-томограф, компьютерный томограф, линейный ускоритель.

- Медицинские проекты - только часть деятельности гатчинского института...

- ...ядерная медицина - это примерно 10 - 15% в нашей деятельности. Институт - «фундаментальный», а фундаментальная наука никогда и никому не приносит быстрых дивидендов. Ее сфера - заделы на будущую науку, именно фундаментальные, стратегические. Однако, чтобы зарабатывать, повышать зарплаты сотрудников, мы заинтересованы в прикладных исследованиях. В этом смысле ядерная медицина не надуманное «прикладное», поскольку лежит четко в компетенции института. Ею занимается наше отделение перспективных разработок.

Кроме него в институте еще четыре научных блока.

Отделение нейтронных исследований. Наш институт в совместной программе Курчатовского НИЦ - головной в нейтронных исследованиях, и именно для них предназначен реактор ПИК.

Отделение физики высоких энергий: его ученые участвуют в экспериментах и создании аппаратуры, в том числе и на западных установках, например, очень большая доля в знаменитом CERN в Швейцарии, в Большом адронном коллайдере, внесена российскими учеными, в том числе Курчатовского института.

Отделение молекулярной и радиационной биофизики.

Наконец, отделение теоретической физики, которое до недавнего времени возглавлял академик Липатов, ученый мирового уровня, - уравнение его имени есть в учебниках. Он занимался квантовой хромодинамикой. Увы, Лев Николаевич умер, - как говорят коллеги, «на «боевом посту», в Дубне на научной конференции.

Вообще, вы знаете, у журналистов в ходу дежурная просьба: «объясните что-то сложное, например, про нейтроны, чтобы было понятно домохозяйке». Это нужно, конечно, но мне напоминает газетные фотографии времен Великой Отечественной - с летчиками: два или несколько улыбающихся военных, один характерно ставит руки, показывает, как вел самолет. Вот вы наверняка спросите, зачем домохозяйке реактор ПИК...

- А как же.

- Все спрашивают о «железе». Но разница между нами, американцами, немцами не столько в «железе», сколько в мозгах, которые его придумали. Это конкретные фамилии, конкретные направления исследований. И именно людьми, учеными, их мозгами сильна Россия и Курчатовский институт.

Наверное, оригинальнее будет объяснить, для чего наши установки (а их четыре: два ускорителя - СЦ-1000 и Ц-80 и два реактора - ВВР-М и ПИК) не домохозяйке, а ее мужу...

Допустим, он айтишник. А на нейтронных методах исследований магнитных свойств материи базируется компьютерная память. Или муж - биолог: нейтронный метод в отличие от рентгеновского «видит» легкие атомы, водород и углерод, то есть структуру биологической материи. А значит, применим в биологии, генетике. Или муж домохозяйки работает на производстве, делает сварные конструкции: нейтронные методы позволяют увидеть на уровне атомов, как хорошо все сварено. Или муж - военный: с помощью технологии измерения потока нейтрино, разработанной в Курчатовском, можно, скажем, облетая на вертолете чей-нибудь корабль, сказать, есть ли на борту ядерное оружие.

- Что изменится в мировой науке, когда через два года на гатчинской площадке заработает ПИК?

- У реакторов две основные характеристики. Первая - тепловая мощность (то, насколько сильно работает «печка»). В нашем случае это 100 МВт, и это один из самых высоких показателей в мире - например, у нашего довольно немолодого реактора ВВР-М - 18 МВт, у реактора в институте Лауэ - Ланжевена во Франции, в Гренобле - 50 МВт. Вторая характеристика - а она главная - величина потока нейтронов. У нас будет 5 х 10 в 15-й степени в секунду на квадратный сантиметр. В Гренобле - в пять раз меньше.

Чем больше поток нейтронов, тем быстрее выполняется эксперимент. На маломощном реакторе эксперимент делается месяц, два, три. На мощном - за несколько дней выполним задачу и отправимся обсчитывать данные, а к своим экспериментам приступят другие группы.

ПИК с виду - такой огромный цилиндр с трубами-нейтроноводами, которые выводятся в зал размером с футбольное поле, где будут расставлены научные станции. Часть уже стоит, но можем поставить до 50 штук. В Гренобле, кажется, 32. То есть можно вести одновременно сразу несколько десятков экспериментов на разных приборах.

Из этих цифр очевидно: производительность нашего реактора выше потребности российских ученых, поэтому на базе ПИКа предполагается создать международный центр исследований по модели, принятой на европейских установках, например, в CERN, XFEL (европейский лазер на свободных электронах). Тем более что основной на сегодня реактор в Гренобле, вероятно, будет закрыт по сроку службы в ближайшие лет десять и наш гатчинский станет основной «нейтронной базой» в Европе.

Европейские ученые уже вносят свои предложения. В начале сентября в Гамбурге открылся международный научный проект XFEL, который строился при мощном финансовом и научном участии России. Курчатовский институт осуществляет научную координацию от нашей страны. Я думаю, что ПИК станет следующим шагом научной интеграции России и Европы на уровне межгосударственного сотрудничества.

- ПИК часто упоминают, когда говорят о проекте «Императорское кольцо», призванном развивать Ленобласть, превратить Гатчину в привлекательный научный городок, к тому же с парками, дворцами и налаженной дорожной связью с Петербургом, Пушкином, Павловском.

- Все упирается в бюджет, но, надеюсь, идея реализуется. Надо отдать должное руководству страны, Минтрансу, энтузиазму Михаила Ковальчука и губернатора области Александра Дрозденко: определенные затеи, которые обсуждались по «Императорскому кольцу», претворяются - сеть дорог ремонтируется и строится на наших глазах.

- Пока-то ученым ездить в Гатчину из Петербурга не ближний свет...

- По-моему, сейчас отдаленность Гатчины чисто психологическая: на машине ехать сюда всего минут на десять дольше, чем до Пушкина.

В Гатчине до сих пор особая аура, ностальгическая, семидесятническая в какой-то мере: в магазине с тобой человек 20 здороваются, в лесопарке встречаешь коллег.

Проблема жилья, конечно, существует, и она моя, директорская. Институт в Гатчине в свое время построил 43 жилых дома, школу, несколько детских садов, очистные сооружения, даже мебельный магазин. Сейчас с этим хуже. Но у нас есть несколько общежитий - от плохих до очень хороших. Есть гостиница, свой спорткомплекс. Попытаемся организовать свою ипотечную программу.

Вообще-то 90% наших сотрудников живут в Гатчине. Среди молодых ученых много иногородних: возможно, петербуржцу не очень хочется ехать в Гатчину, а иногороднему нет большой разницы, ехать в Петербург или окрестности. Хорошие кадры поставляет Томск - и томский Политех, и Томский госуниверситет. Есть ребята из МИФИ, Новосибирска, Новгорода. Сейчас у нас 2100 человек, к пуску ПИКа доведем до 2500. Из них молодых ученых - примерно 600.

- Молодые кадры не разочаровывают?

- Сейчас после долгого перерыва был набор в аспирантуру, 16 человек. Мне кажется, говорить о том, что образование, в том числе высшее, стало хуже, - это множить стереотипы. Конечно, у нас работают «штучные» люди, но я сужу и по своим детям - у меня трое, я по ним не замечаю, что снижается уровень образования. Средний сын закончил ФТШ: поступали 24 человека, выпустились 14, такой был отсев. Из этих 14 почти все - победители олимпиад, поступали в вузы без экзаменов. Сын, учась на бакалавриате Политеха, выиграл три всероссийские студенческие олимпиады по теормеху и сопромату. Значит, учат! И неплохо.

Я не исключаю, что в каких-то направлениях уровень образования снизился, но, мне кажется, правильнее говорить об определенном перераспределении в сфере образования. Когда-то в ЛГУ набор на физфак был 350 человек. Сейчас 100, и больше 70% - иногородние. Декан физфака Михаил Валентинович Ковальчук много внимания уделяет факультету, но то, что когда-то часть факультетов, в том числе физический, вывезли в 1970-е из Петербурга в Мартышкино, на мой взгляд, нанесло сильный удар. Полноценный кластер на окраине создать не получилось. И проблема оказалась очень долговременной.

- Вы как управленец почувствовали, что больше всего мешает развиваться НИИ?

- Не секрет, что я сюда пришел из бизнеса. И меня до сих пор удивляет, что некоторые решения требуют такого длительного времени для внедрения. И это притом еще, что Курчатовский центр - очень динамичная структура.

Самое удивительное, что препоны невозможно конкретизировать: мешает дядя Вася, или такой-то закон, или сякой документ.

Есть притча во языцех — закон о госзакупках, 44-ФЗ, подразумевающий, что на закупку нужного оборудования уйдет не менее четырех месяцев. Но у такого подхода есть свои резоны и мне он не кажется трагедией. В конце концов, я директор государственного учреждения и должен законы государства исполнять.

- Что изменилось в жизни института, с тех пор как он вошел в структуру Курчатовского центра?

- Я не работал в прежнем ПИЯФ: назначен сюда директором два года назад с позиций Курчатовского. Долгое время ПИЯФ был институтом Российской академии наук, в 1990 - 2000-е институт просто выживал. Хотя в то время вся наша наука, что и говорить, влачила жалкое существование. Нынешнее наше финансирование по сравнению с финансированием от Академии наук того периода, когда гатчинский институт переходил в Курчатовский, - день и ночь.

Сегодня под эгидой НИЦ «Курчатовский институт» собраны институты из разных ведомств. Цель - объединить в рамках общей научной программы институты, связанные с темами «физика высоких энергий», ядерная физика, нейтронная физика и т. д.

Я считаю, что инициатива объединения институтов - положительная: денег больше, управление эффективнее, и людские ресурсы, и уникальные установки, технологии в одном «котле», что называется. Во-первых, удается концентрировать усилия на действительно значимых проектах, во-вторых, мы можем в совместных программах исследований эффективно использовать ресурсные и человеческие возможности всех институтов, входящих в Курчатовский.

Приведу пример. Недавно в Курчатовском было принято решение создать объединенное отделение биологии с возможностью использовать ресурсы любых площадок. Руководит отделением сотрудник гатчинской площадки. Москва тут действует оптимально: «где сильные - там и руководство». У нас просто биологическое отделение крупнее.

Конечно, есть сложные моменты, неизбежные в больших структурах: приходится согласовывать свои решения в рамках регламента Курчатовского института. Но в этом тоже есть плюсы - лишний раз подумать.

- Вы человек спортивный, выбранный вид спорта сказывается, наверное, и на работе. Вы вот стрелок - как это сказывается?

- Я занимался очень разными видами спорта: дзюдо, автогонки.

Сейчас занимаюсь стендовой стрельбой: это стрельба не в статике, а в движении. Из тех свойств, которые она развивает, на поверхности - умение концентрироваться в нужном месте в нужное время и выдать максимум здесь и сейчас, а не потом рассказывать, что ты это умеешь. Ну и способность переживать серьезные стрессовые нагрузки длительное время - соревнования идут два дня в жестком для психики режиме.

Вид спорта уникальный. Вот мастер спорта по бегу, если пробегает 100 м за 10 секунд, то даже в неважной форме ему не потребуется на это 30 секунд. А мастер спорта по стрельбе может попасть в 25 тарелок из 25, а может - в 12. По аналогии - все равно что пробежать стометровку за минуту. И он не сможет объяснить, почему так получилось: ему при выходе на площадку казалось, что все, как в прошлый удачный раз. Психология превалирует над физической возможностью...

Это такая микромодель жизни. Спортсмен должен выстрелить в то место, где цели (тарелки) еще нет. С комплексом ПИК - такая же «стендовая стрельба». В конце следующего года мы должны произвести энергопуск, потом построить научную инфраструктуру, чтобы сюда приезжали ученые и т. д. Сами исследования начнутся в полной мере в 2020-х годах. Я молодым ребятам говорю: вас учит, например, профессор Анатолий Серебров, известный своими нейтронными исследованиями, а сегодня на первый курс пошли те, кого через пять лет будете курировать и вы.

Сейчас мы готовим те условия, которые должны через пять лет обеспечить функционирование этого научного комплекса. Надо «выстрелить» в то место, где еще нет цели. И ее поразить. Мой вид спорта учит смотреть не в прошлое, а в будущее и учитывать то, что цель не статична, она движется.

Подготовила Анастасия ДОЛГОШЕВА