80 лет ленинградской школе реставрации: как спасают культурное наследие Петербурга
Сегодня знаменательная дата в истории нашего города, который часто называют памятником под открытым небом. Ровно 80 лет назад в этот день, когда не прошло и двух месяцев после Победы в Великой Отечественной войне, были созданы Ленинградские архитектурно-реставрационные мастерские. Их основной задачей стало восстановление наследия XVIII – XIX веков Ленинграда и его пригородов. С этого времени ведет отсчет ленинградская школа реставрации. О ее традициях и современных задачах охраны культурного наследия нашей газете рассказал председатель КГИОП Алексей МИХАЙЛОВ.
ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
— Алексей Владимирович, мы беседуем накануне Дня реставратора и 80‑летия знаменитой ленинградской школы реставрации. Если говорить о ее традициях, назовите главные.
— Вопрос интересный, потому что никто однозначно никогда не формулировал, что такое ленинградская школа реставрации. Это совокупное представление специалистов о методах работы с объектами культурного наследия. В первую очередь оно заключается в возможности их воссоздания. Мы знаем, что существуют различные международные хартии, которые достаточно строго подходят к вопросу воссоздания памятников. Известный метод анастилоза (установка на изначальное место подлинных блоков и деталей памятника, перемещенных в результате разрушений. — Д. И.) является примером минимального внедрения. Существует так называемая археологическая реставрация, когда, условно говоря, остаются все наслоения и практически ничего не привносится.
Драматические события Великой Отечественной войны, когда было уничтожено огромное количество памятников, прежде всего в пригородах Ленинграда, привели к необходимости пересмотреть сложившиеся к тому времени методические принципы.
Анна Ивановна Зеленова, Евгения Леонидовна Турова, другие музейщики, проводившие обследования дворцов в 1944 году, пытались выстроить более-менее оптимистичную картину, чтобы подвести, в том числе власть, к возможности восстановления зданий. Тем не менее эти обследования фиксируют практически тотальную утрату.
И тогда возник новый подход, который заключался в воссоздании объектов XVIII века. Но научных методов на тот момент выработано не было, все делалось, можно сказать, с колес. Работа начиналась с поисков исторических материалов и натурных обмеров того, что сохранилось. Этот научный базис мы и декларируем как часть ленинградской школы реставрации. Два ее основополагающих принципа — возможность воссоздания утраченного и глубокая научная проработка проектов. По сути, минимум стилистической реставрации.
— О работах ленинградских реставраторов сочинена целая библиотека. Перенесемся в наши дни. Постоянно слышу, что сейчас главная проблема реставрационной отрасли — дефицит среднего звена специалистов, квалифицированных выпускников профессиональных училищ. Это так?
— Я бы поставил на первое место другой дефицит, про который не очень много говорят. Это отсутствие в стране базовых реставрационных научных институтов, которых в советское время было очень много. Они создавались как раз в послевоенное время в разных городах, и это позволило выполнить гигантскую работу по восстановлению объектов культурного наследия.
Только в Ленинграде было три института, каждый из которых состоял из десятка мастерских. Сейчас ничего этого нет. Пока еще держимся на советском багаже, но через какое‑то время мы начнем зависеть от внешних реставрационных методик и в части материалов, и в части технологий, а они на месте не стоят.
— Но есть коммерческие проектные организации, которые…
— …в той или иной степени пытаются восполнить этот недостаток. Но наука не коммерциализируется, она неинтересна бизнесу. Редкие энтузиасты не в счет.
С кадрами есть сложности, но с ними как раз работа ведется. Развивается среднее профессиональное образование, колледжи. Вузы готовят специалистов. Кадров во всех отраслях не хватает, но у меня нет ощущения, что реставрационная отрасль в этом смысле на каких‑то последних местах.
— Правильно ли я вас понял, что государство должно вложиться в создание фактически академической сферы для решения проблем сохранения объектов культурного наследия?
— Конечно, академизма не хватает. Мы это видим — и не только в реставрационных работах, но даже в законотворческой деятельности в области культурного наследия. Законотворческая деятельность сейчас ведется от частности к общему. По сути, это такой хозяйственный подход.
— Например?
— Надо установить кондиционеры на дворовом фасаде дома — давайте внесем такую возможность в закон. Коммуникации надо проводить в многоквартирных домах — давайте их тоже предусмотрим. Я убежден, что система должна выстраиваться сверху. Сначала надо решить, что ценно, как это сохранить, какие выбрать подходы, а потом уже к частностям переходить.
— Почему участие частного бизнеса в сохранении и реставрации культурного наследия по‑прежнему редкое исключение, а не правило?
— У меня взгляд на эту проблему скорее оптимистичный. Частный бизнес готов вкладываться. Понятно, что это зависит от конкретных экономических условий. Петербург — инвестиционно привлекательный город, у нас почти нет брошенных объектов культурного наследия. Они составляют доли процента от общего числа памятников архитектуры, это, как правило, небольшие объекты, про особняки или даже особнячки в центре города речь не идет. Но что нужно бизнесу?
Петербург взял золото. В Рязани подвели итоги конкурса «Культурное наследие регионов»— Действительно, а что ему нужно?
— Когда я встречаюсь с представителями бизнеса, они называют две вещи: сроки и деньги. Под сроками понимается время прохождения документов по нашей сложной, следовательно, затратной по времени, системе согласований и экспертиз. Под деньгами — возможность получения льготных кредитов от государства на реставрационные работы. Не под 17, а под 3 – 5 процентов. Ведь речь идет о миллиардных затратах, если мы говорим о крупных объектах. Разумеется, целевое и своевременное расходование таких кредитов должно жестко проверяться и перепроверяться.
— Недавно на заседании правительства Петербурга вы назвали три знаковых объекта, которые планируется отреставрировать к 2030 году, — «Красный треугольник», Апраксин двор и Конюшенное ведомство. Не слишком ли оптимистичный прогноз?
— Это не прогноз, это цели, которые нужно ставить. Есть приоритетные проекты, обозначенные губернатором, есть сроки, в которые мы должны уложиться, по крайней мере существенно продвинуться в отношении этих объектов.
Концепция приспособления Конюшенного ведомства под общественное пространство озвучена, одобрена и понятна. Но предстоит еще провести обследование того, что скрыто под землей, — там до сих пор остаются емкости для горючего от бывшего гаража. Возможно, это добавит новые сложности, но они решаемы.
У «Красного треугольника» хотя и большой пул собственников, но он уже понятный. Идут переговоры о выделении «чистых» объектов, где все 100 процентов площадей либо принадлежат городу, либо находятся в частной собственности. Мы начали утверждать охранные обязательства с собственниками, которые предусматривают пятилетний срок реставрации.
С Апраксиным двором ситуация сложнее, в той же Москве с такими комплексами вопрос решается жестче и быстрее, к сожалению, как правило, не в пользу памятника. Но у нас в Петербурге другие методы.
— Какие объекты культурного наследия, кроме названных, вы считаете необходимым отреставрировать в ближайшие годы?
— Дача Фаберже в Песочном, Михайловская дача на Петергофской дороге, Дворцовые конюшни в Петергофе.
— Можно добавить сюда руинированный форт «Павел Первый», некогда крупнейший кронштадтский форт?
— Можно.
— Что нужно в первую очередь для привлечения туда инвесторов?
— Это сложные объекты с длинными сроками окупаемости работ по реставрации и приспособлению для современного использования.
Например, в начале 2000‑х годов затраты на реставрацию дачи Фаберже оценивались в 5 млрд рублей, а сроки ее проведения — в 10 лет.
Аренда на 49 лет — это недостаточный срок, чтобы такие объекты стали интересны бизнесу. Нужно отдавать их в собственность с обязательствами выполнить необходимые работы по сохранению. И тогда инвесторы точно найдутся.
— Как продвигается рассчитанная до 2030 года программа КГИОП по реставрации особо сложных фасадов жилых домов — объектов культурного наследия? Из списка 255 зданий на скольких реставрация завершена?
— Мы — в графике. Завершены работы на 39 объектах, ведутся на 35, в этом году приступили к реставрации фасадов еще 9 зданий. В том числе знаменитого Толстовского дома на набережной Фонтанки и дома Басина на площади Островского.
— Если говорить о реставрации и содержании жилых домов-памятников, справедливо ли возлагать все расходы на собственников комнат и квартир? Тогда центр Петербурга — только для богатых?
— Отвечу так: пока живы люди, которые родились, воспитывались и жили при развитой системе государственной поддержки, особенно это касается пенсионеров, живущих в историческом центре, государство должно оказывать им социальную помощь, в том числе и в том, что касается содержания и поддержания в надлежащем состоянии домов-памятников. А новые поколения, которые сами выбирают себе место для жизни, уже должны нести расходы по содержанию и реставрации многоквартирных домов, где они живут.
— Сейчас много говорят о том, надо ли проводить историко-культурные экспертизы для проведения несложных работ на объектах культурного наследия. Как, по‑вашему, без этих экспертиз можно обойтись?
— Сложилась система аттестованных специалистов и организаций, которые профильно занимаются реставрацией. И еще есть некая надстройка экспертов, следящих за аттестованными организациями и специалистами. Плюс государственный орган, с которого никто ответственности не снимает за проверку. Конечно, такая сложная система в отдельных случаях избыточна.
Людей закономерно злит: зачем я буду отдавать примерно 30 процентов денег, которые накопил на ремонт, просто за то, что один специалист перепроверит другого и скажет: «Ну да, все хорошо». Зачем нужны три эксперта, которые оценивают перепланировку квартир, в которой зачастую нет предметов охраны?
В итоге произошел «перегрев системы». Появился законопроект, который предлагает с 1 марта 2026 года разрешить уведомительный порядок проведения ряда работ, в том числе работ по перепланировке квартир и установке кондиционеров в домах-памятниках. То есть работы вообще выпадают из‑под контроля, и это плохо.
— Каковы критерии, по которым можно принять решение о необходимости проведении экспертизы?
— На мой взгляд, историко-культурная экспертиза обязательна для комплексных проектов по приспособлению крупных объектов, когда эксперт действительно помогает проектировщикам.
— «Кресты» — правильный пример?
— Правильный. Этот крупный комплекс будет приспосабливаться для современного использования, что особенно важно, под иную функцию, которая далека от исторической. Тут как раз нужны организации, специалисты и эксперты сторонние, поскольку все они будут проверять, чтобы проектные решения, с одной стороны, соответствовали современным функциям, с другой — не нарушали облик памятника.
— Если я правильно понял, в законе должен быть закрытый список тех работ, где требуется историко-культурная экспертиза?
— Для начала надо убрать экспертизу на работы, не затрагивающие предметы охраны. А затем заняться выработкой критериев, когда необходима экспертиза.
— На недавнем всероссийском фестивале «Архитектурное наследие» в Рязани одна из центральных дискуссий называлась «Нематериальное культурное наследие в исторических городах и как его охранять». Если говорить о Петербурге, то о чем может идти речь?
— Вопрос сложный, у меня диссертация была посвящена этой теме. Я выделил ключевые события, личности, которые повлияли на ход истории, а также литературные произведения.
Но на законодательном уровне это никак не отражено. Под нематериальным культурным наследием понимаются фольклор, ремесла и тому подобное. Отчасти в эту категорию попадают мемориальные объекты, связанные с жизнью и деятельностью тех или иных личностей.
— Правильно ли я понял, что если здесь жил великий писатель, то надо фасад этого дома сохранять?
— Если он жил и творил в этом доме и на это есть подтверждающие документы и свидетельства современников, то да.
— Или персонаж его романа тут находился?
— Тоже, так как это наполняет объект определенным смыслом.
— Достоевский и персонажи его произведений — первое, что приходит в голову в данном случае.
— Да, например, Достоевский и Блок. Их Петербург — это нематериальное культурное наследие.
— На том же фестивале «Архитектурное наследие» Петербург получил главный приз. За какие достижения?
— Мы представили комплексную программу реставрации культовых объектов. Она не имеет аналогов в России.
— Но и Петербург — самый многоконфессиональный город в стране?
— Именно поэтому важна наша реставрационная программа, которая включает исторические здания храмов различных конфессий.
— Как продолжается работа над составлением списка ценных объектов, часть которого вошла в новую редакцию 820‑го закона о режимах и границах зон охраны?
— Напомню, что в списки ценных средовых и рядовых объектов вошли в общей сложности более 5,5 тысячи зданий. Осмотрено было гораздо больше, но не по всем принято решение, потому что не на каждый удалось попасть, где‑то не хватило исторических материалов. Следующие изменения в 820‑й закон планируется принять через три года. К этому сроку проведем следующий цикл обследований. Сейчас формируется его программа.
— Ценный объект имеет шансы войти в список выявленных объектов культурного наследия?
— Вполне возможно, если объект обладает индивидуальными характеристиками. При этом надо понимать, что механизмы охраны ценных объектов должны быть таковы, чтобы не обременять их собственников дополнительными обязательствами, которые несут владельцы домов-памятников.
— Ваше отношение к градозащитной общественности?
— Хорошо отношусь. Я считаю, что не будь у нас такой активной общественности, судьба города была бы другой. Огромное количество людей занимаются этим искренне, с ними интересно дискутировать. Потому что нет раз и навсегда установленных критериев — это памятник, а это не памятник. Это зависит от исторического периода и от текущего мнения профильных специалистов. Такие критерии пытались вырабатывать, но никто так до конца эту систему не придумал, да и не придумает. Искусственный интеллект, мне кажется, не поможет. Поэтому споры всегда будут. Хорошо, если эти споры происходят в конструктивном ключе.
Плохо, когда люди, которые выдают себя за защитников города, на самом деле преследуют какие‑то иные интересы — политические, экономические и т. д.
— Недавно исполнилось 15 лет с тех пор, как была создана рабочая группа из градозащитников и чиновников, ее называли рабочей группой Минутиной — Метельского. Она собиралась регулярно и вопросы обсуждала на губернаторском уровне. Сейчас есть ли необходимость и смысл в подобных рабочих группах?
— Если появятся внятные лидеры, которые внятно несут альтернативную точку зрения, конечно, есть смысл. Сейчас я не всегда понимаю, какая конечная цель в деятельности некоторых групп.
— Для финала беседы вспомню лозунг давний, но не устаревающий: «Развивая, сохранять и сохраняя, развивать». Как вы его прокомментируете?
— Мне он нравится, потому что объект культурного наследия должен жить, в нем должно что‑то происходить. Но нельзя увлекаться развитием, если оно грозит утратой самой сути объекта. Здесь действительно очень тонкая грань, надо держать баланс. И тогда объекты будут жить современной жизнью, использоваться и, соответственно, сохраняться.
— А как быть с историческими жилыми кварталами, которые ни в какие современные нормы не вписываются? Дворы-колодцы и прочее.
— Когда‑то я видел дом с шириной фасада полтора метра. На нем было написано: «Не спрашивайте, как я здесь живу, меня все устраивает». Я думаю, что большинству людей, которые живут в старых кварталах, все нравится.
— Даже если там есть проблемы с инженерной инфраструктурой?
— Инженерия — это вопрос решаемый. Важна атмосфера, которую человек любит и выбирает для себя.
Читайте также:
В Доме архитектора состоялась научно-техническая конференция «Пятые Бетанкуровские чтения»
Петербург с высоты 63 метров: как восстанавливают храм Воскресения Христова
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 116 (7938) от 01.07.2025 под заголовком «На тонкой грани между сохранением и развитием».
Комментарии