«Жанр, где я свободна...». Манана Гогитидзе – о мюзиклах и мечтах
Внучка композитора Андрея Петрова – актриса и певица Манана ГОГИТИДЗЕ принимает активное участие во всероссийском фестивале музыки А. П. Петрова «От Калининграда до Владивостока». Звезда мюзиклов «Бал вампиров», «Русалочка», «Стиляги» рассказала музыковеду Владимиру ДУДИНУ о том, что мечтает поставить мюзикл деда – «Капитанскую дочку».
ФОТО Сергея БОБЫЛЕВА/ТАСС
– Вам удалось ознакомиться с сочинениями, присланными в этом году на композиторский конкурс имени А. П. Петрова?
– Современная симфоническая музыка – особый пласт, требующий иного погружения и изучения, на которое пока не отважилась. Я же представляю легкий жанр: оперетту, песню, мюзикл – вот это мое, тут я свободна. Помню момент, когда влюбилась в оперу «Петр I», написанную дедушкой. В Михайловском театре к его юбилею восстановили этот спектакль и давали блоком из 20 спектаклей. Сходив на премьеру, я не пропустила ни один из них. Мне нравилось там все, даже как пахнет дымом от пушек. С огромным удовольствием я в свое время посмотрела и его балет «Сотворение мира» в хореографии Касаткиной – Василева в Кремлевском дворце. Не так давно прониклась «Мастером и Маргаритой» дедушки и его Скрипичным концертом, который довольно сложно написан.
– Какие послания человечеству вы слышите в симфонических произведениях дедушки?
– Больше всего мне хочется повторять слово «мелодизм», когда говорю о его музыке. Из этого состоят его песни, им пронизана и его серьезная музыка. Он очень серьезно погружался в материал, работая над произведением. Если писал музыку к «Жестокому романсу», то пересматривал сотни старинных романсов, чтобы стилистически попасть в нужную струю. Если писал «Петра I», то перелопачивал массу книг и информации об этой личности, о том времени, чтобы достичь достоверности. А сколько раз перечитывался им роман Булгакова «Мастер и Маргарита»! Это погружение было необходимо, чтобы «поймать музу». Черпать вдохновение не только из космоса, но еще и много трудиться – вот что было залогом его успеха и таланта. Еще я бы сказала, что в своей музыке он оставил город – Петербург, с которым был связан, очень его любил.
– Наверное, благодаря семейной «закваске» вы так много поете?
– Думаю, да. Мы с детства слышали, как поют артисты. Дедушка очень любил, когда его песни исполняли именно драматические актеры. Я постоянно пела эти песни из кино. Недавно переслушала диск, записанный десять лет назад, и подумала, что пела я тогда немного по-детски, сейчас я мыслю и чувствую эти песни совсем по-другому. Наверное, накопила уже какой-то творческий и жизненный опыт.
– А сами писали песни?
– Вот это совсем не мое. Только в музыкальной школе я занималась композицией, пару песенок написала, даже какой-то детский хор их исполнял.
– Мама с дедушкой не настаивали на том, чтобы и вы стали композитором?
– Никогда не настаивали. Они всегда предлагали мне большой спектр возможностей, отправляя в театральные кружки, музыкальную школу, на английский, но никогда не давили.
– Как вы «вырулили» в сторону мюзикла?
– В такой семье не стать музыкантом было довольно сложно. Сколько себя помню, всегда любила петь, особенно на лестничных клетках с хорошей акустикой, поэтому бабушка с дедушкой слышали, что к ним иду я. Еще любила подражать Уитни Хьюстон. Когда настал выбор вуза, дедушка показал меня в Консерватории, где сказали, что у меня есть данные для оперной певицы, поскольку уже тогда был сильный голос. Но мне было всего 16 после школы, поэтому в Консерватории посоветовали прийти «года через два и мы вас возьмем». Но не сидеть же два года в ожидании Консерватории, и я пошла в Театральный институт.
Поступала я к мастеру, у которого видела все выпускные спектакли, – к Александру Николаевичу Куницыну, который, к сожалению, вскоре скончался, и курс возглавила его супруга Галина Андреевна Барышева. Мы выпускали много музыкальных спектаклей. Педагоги считали, что, прежде чем прийти к драме – Островскому, Достоевскому, Шекспиру и так далее, надо пройти через музыкальный театр, через ритм, музыкальность фраз. Первым спектаклем, который я сыграла в день вручения дипломов, был музыкальный спектакль «Здравствуйте, я ваша тетя» в театре «Приют комедианта». В мюзикл меня сильно влекло, я в нем как будто свободнее себя чувствовала, понимая: мне есть что показать. Так сложилось, что примерно в те годы жанр мюзикла стал набирать обороты и в Петербурге, и в Москве. Первой ласточкой был «Чикаго» в Театре музыкальной комедии, в котором я и дебютировала на его сцене в роли Мамы Мортон. Через несколько лет появился «Бал вампиров», и начались бесконечные кастинги и моя жизнь в мюзиклах.
– Карьера мюзиклового артиста длиннее, чем балетного?
– Думаю, все же подольше. У балетных более жесткий труд, они быстрее изнашиваются физически. В мюзикле такого нет. Конечно, изнашиваемость аппарата повышается, когда играются по восемь шоу в неделю с выходным в понедельник и по два шоу в субботу-воскресенье. Но если 10 – 15 спектаклей в месяц, как происходит сейчас, то можно благополучно аккуратно работать и до старости.
– В мюзикле в отличие от оперетты кастингов не избегают даже самые звездные исполнители. К этому можно привыкнуть?
– Это часть профессии. Но выбор всегда есть. Если ты уверен, что можешь быть востребован, оставайся свободным художником и продолжай каждый раз на кастингах доказывать, что «я могу», не иди служить одному театру. Это, конечно, современный взгляд, нас не совсем так учили. Но сейчас другое время, ритм, жизнь. Если чувствуешь, что тебе спокойнее осесть в одном месте и получать ежемесячно свою зарплату, соцпакет и страховку – пожалуйста. Но тогда свобода исчезает. Я – свободный художник, трудовая книжка лежит дома в тумбочке, поэтому имею право выбирать.
– Перед вами прошла уже пара десятилетий истории мюзикла в России. Что скажете?
– Сложный путь у нас. И пока, на мой взгляд, к сожалению, проверенные лицензионные проекты, привезенные из Европы, более успешны, чем созданные в России. Мне кажется, мы все-таки очень далеки от этого жанра и у нас нет школы, где бы этому учили. Если будет хорошая школа, где бы готовили не только артистов, но и сценаристов, либреттистов, композиторов, было бы больше шансов успешнее существовать в мюзикле. Но мы стараемся, есть неплохие проекты и в Москве, и в Петербурге.
– А что с русским мюзиклом не так?
– Боюсь судить. Я работаю, скажем, в «Демоне Онегина» в ЛДМ, пою Няню. На мой взгляд, это хороший спектакль, но в нем нет живого оркестра, а запись, пусть и качественная, это уже не живая материя. История же об Онегине будет понятна везде, хотя она здесь упрощена, сведена к love story. Но для мюзикла это, может быть, и правильно.
– И демонизирована, если судить по картинке на афише.
– Да, дьявольщинка есть, как и в остальных спектаклях этого театра, тема пользуется спросом. Очень сильный проект в Московском театре оперетты – «Анна Каренина». Он, на мой взгляд, более других приблизился к мировым стандартам спектаклей в этом жанре.
– А бродвейские шоу видели?
– Я была на Бродвее, видела с десяток разных шоу. Мы ездили еще с дедушкой и бабушкой на премьеру «Капитанской дочки» Андрея и Ольги Петровых в Бостон. После премьерных показов отправились в Нью-Йорк и каждый вечер куда-то ходили. На Бродвее, конечно, работает абсолютная машина – изо дня в день всегда одинаково четко. Эта система ежедневного проката для русского артиста, конечно, чужда и сложна. Ну как не вложить душу, если сегодня «я себя по-другому чувствую, хочу чуть медленнее или хочу чуть спокойнее, а завтра будет чуть больше энергии...». Там это невозможно, там метроном, будь любезен так и никак иначе.
– «Бал вампиров» в Театре музыкальной комедии был абсолютным образцом жанра здесь.
– Да. Но и в «Бале вампиров» есть несколько небольших кусочков, которые мы называем «воздухом», где мы свободны. Но их очень мало.
– И как преодолевать заезженность?
– Сложно. Приходится себя все время мотивировать. Помню, я это остро почувствовала на «Русалочке» в Москве. «Бал вампиров» шел хотя бы блоками, а там каждый день 10 – 12 шоу подряд. Когда я выглядывала в зрительный зал из-за кулис, видела ребятишек, девочку с бантиками. Она же не виновата, что у меня десятое шоу подряд, и я начинала стараться для нее. Так и на «Вампирах» я иногда думала о том, что ведь кто-то же пришел первый раз и я должна показать, почему это круто.
– А дедушка писал еще и мюзиклы?
– Да, вместе с дочерью, моей мамой Ольгой Петровой. Кто-то считал, что это даже не мюзикл, а рок-опера, потому что слишком много хорошей музыки, а в мюзикле должно быть несколько тем, а дальше – вода и какие-то вариации вокруг. Когда хит на хите – тоже слишком много. «Капитанскую дочку» мы мечтаем поставить в Петербурге. Мы обращались во многие места, но пока слышим в ответ только молчание. Проект получается очень дорогим, ведь «Капитанская дочка» – царская Россия, пугачевское восстание, костюмы для хора, массовки.
– Почти «Война и мир»...
– Практически да. Поэтому сейчас мы планируем концертную версию. Ведь в этом мюзикле сошлось сразу несколько тем – и петербургская, и пушкинская, и петровская. Но главное – музыка, в которой так узнаваем Андрей Павлович. В нем невероятной красоты любовные арии Маши и Гринева, очень ярко прописан персонаж Пугачева – таким мощным басом.
– Что будет с мюзиклом в новых реалиях? Бродвей закрыт так же надолго, как и «Метрополитен-опера».
– Сложный вопрос. Все попали в какую-то страшную ситуацию. Если говорить о Бродвее – родине мюзикла, бренде, то он будет жить вопреки. Хочется верить, что все как-то должно ожить. Понятно, что потребуется время для стабилизации ситуации финансовой ямы, в которую попали и театры, и зрители. У всех сейчас сложный период, но мы будем стараться.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 197 (6795) от 29.10.2020 под заголовком ««Жанр, где я свободна...»».
Комментарии