Вокальный театр Иэна Бостриджа

Выдающийся английский лирический тенор Иэн Бостридж во второй раз за свою более чем 20-летнюю карьеру выступил в Большом зале Филармонии. Вместе с неизвестной нам молодой нидерландской пианисткой Саскией Джорджини он исполнил вокальные циклы «К далекой возлюбленной» Бетховена и «Лебединую песнь» Шуберта.

Британец Иэн Бостридж выглядит персонажем, сошедшим со страниц биографических романов взросления Музиля или Рильке, Томаса Манна или даже оперы Бенджамина Бриттена, его великого соотечественника. Еще больше похож он на объект скульптурных фантазий Альберто Джакометти, который будто с певца лепил свои истонченные фигуры мужского пола, устремленные вперед и ввысь. А потому и все, что Бостридж исполняет, слушается, как будто поет и сам Бостридж, и сочиненный кем-то герой романа.

В свои 53 года исполнитель смотрится как выпускник университета, если не сказать, как выпускник закрытого колледжа. Но это внешняя составляющая, а если говорить о внутренней, то в лице Бостриджа музыкальная общественность мира имеет дело с редчайшим явлением певца-интеллектуала. Его искусство можно ставить в один ряд с творчеством Дитриха Фишера-Дискау, хотя последний, скорее, строгий классик с тенденцией к охранительству.

Свою последнюю премию «Грэмми» Бостридж получил в 2016 году за диск с собранием песен разных эпох, написанных на стихи Шекспира. По части аудиозаписей с Бостриджем может конкурировать мало кто из ныне живущих певцов. Его богатейшая коллекция, записанная на EMI, Erato, Warner classics, Hyperion, включает множество сольных проектов, среди которых все песни Шуберта с разными пианистами, песни Вольфа, Шумана, Бриттена, барочные проекты с ариями Генделя и его современников, кантаты Баха, оперы Монтеверди, Моцарта, Бриттена, причем в звездных составах. Существует и литературное наследие певца, в котором получает продолжение его жизнь в колледжах Оксфорда и Кембриджа, где он писал работу о колдовстве в Англии. Словом, публика Большого зала Филармонии получила возможность услышать очень умного лирического тенора.

Иэн Бостридж привез циклы Бетховена и Шуберта, конечно же, не случайно, чтобы показать прямую преемственность двух гениев. Хотя цикл Бетховена настолько же светел и радужен, насколько он мрачен, а местами безысходен у Шуберта. Выбор был сделан в пользу «Лебединой песни» на стихи Гейне, Зайдля и Рельштаба - последнего цикла, в котором Шуберт прощается уже не только с надеждами, но и с жизнью, предчувствуя скорый конец. Программа вечера была построена так, что в первое отделение попал цикл Бетховена, который больше чем вдвое короче цикла Шуберта, а «Лебединую песнь» певец разделил на две части, что показалось не совсем привычно, но драматургия песен позволила это сделать относительно безболезненно. Да и глубоко вздохнуть после предельной эмоциональной напряженности было нелишне и певцу с пианисткой, и слушателям.

Пианистка Саския Джорджини с первых же нот настроила на очень внимательный тон слушания, притягивая своим мягким и строгим звуком. Бетховен написал немало песен, в том числе обработок народных, а также вполне виртуозных и драматичных итальянских арий, отчасти унаследовавших традиции его учителя Сальери. В песнях он совершенно не похож на себя в камерно-инструментальной и симфонической музыке: в них он умиротворенный, домашний, гармоничный. Герой его вокального цикла на стихи Алоиза Ейтелеса нежно и покорно мечтает об идеальной возлюбленной в окружении романтических пейзажей, как и полагается романтику.

Попытка похлопать после первой же песни была пресечена - все паузы заполнялись фортепианными связками. И уже дальше, до последней песни Шуберта, зал был идеально тих. Если в цикле «К далекой возлюбленной» Бостридж был умиротворен, пасторален и безоблачен, то с каждым новым номером «Лебединой песни» он поражал степенью интонационного перевоплощения в образ героя, теряющего свет надежды, остывающего без любви. В этом цикле Шуберт оказался настолько смел в гармонических, мелодических и ритмических решениях, что предвосхитил экспрессионизм ХХ века, заронил зерна додекафонной стилистики нововенцев Берга и Шенберга. Оказавшись у последней черты отчаяния, композитор, которому было нечего терять, открыл новые границы выражения подсознательного. Впрочем, как и все у Шуберта, мрачные страницы все же оттеняются солнечным мажором.

В этом же цикле звучит и знаменитая «Серенада». Иэн с Саскией исполнили ее без сантиментов, даже чуть отрешенно, с очень сухим стаккатным аккомпанементом, впрочем, так, как и написано в нотах Шуберта. Бостридж оказался смел в своей интерпретации не меньше, чем когда-то сочинивший эти мрачные песни композитор. Теплый, льющийся голос в них словно бы деформировался под тяжестью мучительных мыслей и видений. Бостридж не побоялся даже пойти в ущерб красоте и чистоте интонаций ради экспрессионистского колорита, в котором все линии заострены и готовы сорваться в пограничное состояние. Певец проживал музыку и слова всем телом, как театральный актер. После кульминации «Двойника» (герой встречает своего двойника, что, как известно, является прямым предвестием смерти) Шуберт написал «Голубиную почту», вновь посылая своего голубя надежды.

Зал, в котором было много молодых лиц, взорвался овациями и получил от Иэна Бостриджа два биса - песни Шуберта, последняя из которых называлась «Прощание». Она не только дала певцу возможность сказать по-русски «до свидания», но и завершила перекличку с Бетховеном, Двадцать шестая соната которого строится на том же мотиве и тоже называется «Прощальная».