Трудно выйти из шинели Някрошюса. Завершился театральный фестиваль «Балтийский дом»
Вчера завершился XXIX международный театральный фестиваль «Балтийский дом». Его посвятили памяти давнего друга и главной фигуры театрального процесса последних десятилетий Эймунтаса Някрошюса.
Фото: Pixabay / Wounds_and_Cracks
Я вспоминаю первые гастроли Литовского молодежного театра, потрясение зрителей и наезды критики. Тогда все новое и непохожее - «Пиросмани» и «Квадрат», «Дядю Ваню» и «Дольше века длится день...» - встретили, что называется, неоднозначно. Рецензенты язвили по поводу литовского крестьянина, который, едва выйдя из дремучего леса, по-деревенски трактует Чехова и Шекспира. Хуторянин между тем оказался учеником Марии Кнебель, наследницы Станиславского, и впитал все лучшее, что дала школа русского репертуарного театра, не только МХТ, но и Мейерхольда.
Как ни сторонился Някрошюс, учившийся в ГИТИСе, неприветливых петербуржцев, лед удалось растопить «Балтийскому дому». И с годами вильнюсский «Мено фортас» («Моя крепость») перестал опасаться даже холода, исходящего от расположенной рядом с «Балтийским домом» Петропавловской крепости. Благодаря многолетнему союзу петербургская публика видела все главные постановки мастера - от «Гамлета» до «Вишневого сада». И научилась отличать хороший театр от того, что называется - фуфло.
Понятно, что после ухода лидера фестиваль изменился. Трудно, а может быть, просто невозможно найти замену такой глыбе. Поэтому программа нынешнего фестиваля монолитностью не отличалась. Устроители не гнались за «детьми Някрошюса», не искали конкретных наследников, понимая, что тут природа явно отдыхает. Найти в Европе или Азии режиссера, который бы так мощно воплощал свои мысли через сценические метафоры и актерские работы, почти невозможно. Желая познакомить петербуржцев с мировым театром во всем его многообразии, организаторы включили в программу и «Чайную» китайского режиссера Мэн Цзинхуэя, толкующего восточную классику на западный лад, и застывших в барочных формах европейских знаменитостей, вроде мастера уличных представлений Сержа Нуайеля и итальянского поклонника восточных техник Пиппо Дельбоно.
Современный литовский театр застрял где-то между востоком и западом, что и понятно: в Европе легко оказаться на обочине, пробиться в центровые удается единицам.
Вчерашние студенты Някрошюса в самостоятельных опусах еще робеют. Они показали несколько инфантильное прочтение «Братьев Карамазовых», весьма разочаровав зрителей, видевших не одно воплощение романа Достоевского на сцене. А вот в «Инферно - Парадисо» по «Божественной комедии» Данте (одной из последних работ мастера) те же артисты выглядели совершенно иначе. Казалось, что они импровизируют вместе со старшими коллегами и размышляют на вечные темы, волновавшие «позднего» Някрошюса. Секрет, видимо, в том, что к великим текстам без опыта не подступиться, требуется помощник-проводник. В качестве Вергилия учитель был для молодых артистов незаменим.
Молчун, «литовский затворник», как называли Някрошюса, на сцене бывал весьма красноречив. Он мог повторять излюбленные мотивы, мог подолгу кружить вокруг важных тем, переносить метафоры из спектакля в спектакль. Но никогда не фальшивил и не врал. Вне сцены отвечал на вопросы односложно, и в результате ничего, кроме «да» и «нет», из него было не выжать. Однажды мне все же удалось слегка разговорить его. И на вопрос, почему выбирает для спектаклей столь нетеатральный материал (речь шла о Данте), он ответил, что в его возрасте уже никому ничего не надо доказывать и он может позволить себе читать великие книги. Он читал их для себя и для нас. С головой уходил в глубины Чехова, Шекспира, Данте. Его сценические метафоры не были умозрительными, рождаясь из судеб героев, историй, эхом отзывавшихся в судьбе самого режиссера.
Нынешние режиссеры более говорливы. Оскарас Коршуновас, показав на фестивале интерактивный комикс «Тартюф», попытался даже вступить в открытый диалог с залом. Комедию о знаменитом притворщике он использовал для политических параллелей. Однако ложь и продажность чиновников давно ни для кого не секрет. Стоило ли из-за этого беспокоить Мольера? Тем более что трактовка режиссера постоянно о Мольера спотыкается, концы с концами не вяжутся, и зритель скучает в недоумении, даже если по сцене бегает, сверкая ягодицами, голый пожилой артист, изображающий Тартюфа. Страстный поцелуй Тартюфа и Оргона, подкрепленный фотографией мужчин, сильно похожих на современных политических лидеров, тоже никого не шокировал. Это, что называется, в тренде. Но с сюжетом имеет мало общего: едва ли Мольера заботили однополые предпочтения персонажей.
В финале, выйдя на большой экран, автор спектакля в прямом эфире обличает не только политиков, но и Театр, рассуждая об исчерпанности его языка, о тупике, в котором пребывает искусство. Кто же спорит? Тем более что Коршуновас подтверждает свои постулаты личным примером.
Подозревают о кризисе и устроители фестиваля. Предъявив нам пеструю и одновременно глобализированную картину театральной современности, они удачно заслонились от дурных влияний крепостной стеной по имени Някрошюс. Спектакли и научные конференции, видеопоказы его давних работ, прекрасная выставка рисунков, костюмов и фрагментов сценографии - все это позволило прикоснуться к пространству «Мено фортас». Вопрос в том, кем и чем будем спасаться в будущем.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 195 (6548) от 17.10.2019 под заголовком «Трудно выйти из шинели Някрошюса».
Комментарии