Тот, чье имя не осталось скрытым. Жизнь и судьба Юрия Рытхэу
Он появился на свет прямо на берегу вечно покрытого льдом океана и позже любил рассказывать: чтобы младенец не плакал, мать давала ему пососать кусочек сырой моржовой печенки. Девяносто лет назад родился Юрий Рытхэу - русский писатель и первый в мире писатель чукотский.
Юрий Рытхэу, 1972 г. ФОТО Юрия МУРАВИНА/ТАСС
Чукотка - странное место. До американской Аляски тут всего пара часов езды на хорошем снегоходе. А до Петербурга двое суток лета минимум с тремя пересадками. В столице Анадыре все вроде как дома: вывески на русском, цены в рублях. И все равно ощущение, будто ты немножко за границей. Возможно, даже на какой-то другой планете.
Будущий классик отечественной словесности родился в поселке Уэлен и до восьми лет по-русски не разговаривал. Правда, потом быстро все наверстал. Уже к семнадцати годам его стихи и коротенькие рассказы публиковали местные газеты. В двадцать три Рытхэу приняли в Союз писателей. Это не странно, ведь русская литература - вовсе не обязательно литература русских. Скорее даже наоборот: сперва немец Фонвизин и турок Жуковский, потом абиссинец Пушкин и шотландец Лермонтов, датчанин Владимир Даль, затем евреи Пастернак с Бродским... Чем дальше, тем многообразнее становилась картина. К советским временам в этой литературе нашлось место и для уроженца поселка Уэлен.
Хотя в принципе все могло сложиться и иначе. Дедушка Рытхэу еще сто с чем-то лет назад ездил в Нью-Йорк и вроде бы работал там в зоопарке. Ну то есть сидел в клетке, изображая «типичного северного дикаря». Работа неплохо оплачивалась, и дедушка подумывал перевезти в Штаты семью. Вряд ли в этом случае его внук стал бы писателем. В США, Канаде или датской Гренландии коренных народов Севера почти вдвое больше, чем было в СССР. Но никакой своей литературы у этих людей так никогда и не появилось. Да и хотя бы просто грамотных в те годы среди них, считай, не было. А вот в Советском Союзе грамотными были все. А для тех юкагиров, коряков или эвенков, кто желал получить высшее образование, в Ленинграде даже имелся особый вуз.
Имя будущему писателю дал, кстати, тот же самый дедушка-экспонат. По обычаю, нужно было провести сложный и длинный шаманский обряд, но дед спешил и, махнув рукой, сказал, что пусть новорожденного станут звать Рытхэу. В переводе что-то вроде «Тот, чье имя осталось скрытым».
* * *
Первая книга вышла у Рытхэу еще за год до смерти Сталина. Она была довольно простенькой (всего лишь трогательные и забавные рассказы об односельчанах), но успех оказался вполне себе громким. Книгу перевели на английский, поздравления молодому коллеге прислал Эрнест Хемингуэй. Когда Рытхэу впервые поехал на писательскую конференцию в США, его портрет опубликовали на обложке модного журнала National Geographic.
Этой книжкой он неожиданно попал в тренд. Жители больших городов уже какое поколение подряд задыхались от смога, тесноты и бессмысленности существования. Но им хотелось верить, будто иная жизнь возможна. И как раз в те годы по всему миру стали вдруг публиковаться романы о мире, в котором все не так, как у нас. Американец Фолкнер или бразилец Жоржи Амаду утверждали, будто вдали от городов жизнь и вправду полна если не смысла, то хотя бы тихой радости. И первые книги Рытхэу тоже были о том же самом: об утерянном рае, где все знакомы со всеми, нет совсем уж чужих, а только соседи, и вся вселенная - лишь берег давно знакомого моря с лежбищем вкусных моржей неподалеку.
Полтора десятилетия спустя на этом же сделают себе литературное имя сразу несколько классиков отечественной словесности - от Василия Шукшина до Фазиля Искандера. Но первым был он, чукотский писатель Рытхэу, который тогда еще не привык откликаться на имя и отчество Юрий Сергеевич.
С этим отчеством получилось вроде бы так. Милицейский майор, выдававший юному чукче документы, был сильно удивлен: как это так - нету у парня фамилии. Вообще ничего нет, одно только странное имя. Не дело это (ворчал себе в усы майор), у каждого советского человека должно быть отчество ну или уж хотя бы фамилия, а у этого нету.
Рытхэу долго и терпеливо слушал все это, а потом спросил: «А как зовут вас?». «Юрий Сергеевич», - ответил майор. «Отличное имя! - обрадовался молодой человек. - Можно меня тоже будут звать Юрий Сергеевич?». «Можно», - кивнул майор и вписал имя в новенький паспорт.
* * *
За первые пятнадцать лет Рытхэу выпустил восемь книг, и в принципе для хорошей писательской карьеры в тогдашнем СССР этого было достаточно. Многие выходцы с далеких национальных окраин именно так и поступали. Прославившись с первой книжкой о родной яранге (хате, чуме, сакле, юрте...), дальше до пенсии они лишь клонировали успех. Читателей у таких книг, считай, не было, зато руководству нравилось.
Читатели в те годы предпочитали блюда поострее. Кумирами интеллигенции 1970-х были латиноамериканские «маги»: Гарсия Маркес, Хулио Кортасар, Мигель Астуриас. Потому что книги у них были и правда чарующие. Эти книги пахли джунглями и специями, а сюжет в них извивался, будто анаконда в высокой траве, - не поймешь, то ли правда все это, то ли сновидение. Интеллигентным читателям казалось, будто в СССР такой литературы быть просто не может, хотя именно в те самые годы одна за другой выходили лучшие романы «магов» заполярных. Почти таких же прекрасных, как у латиноамериканцев, но куда менее известных даже в нашей собственной стране.
Первые десятилетия Юрий Рытхэу был если не единственным, то уж точно единственным широко известным полярным писателем. А потом вдруг оказалось, что по проложенной им тропе в большую литературу пришло целое поколение таких же, как он: юкагир Курилов (роман «Ханидо и Халерха»), якут Гоголев (эпос «Черный стерх»), нивх Санги («Женитьба Кевонгов»), манси Юван Шесталов («Тайна Сорни-най»). Каждый из этих авторов был внуком самых настоящих, всамделишных шаманов, и стук древних бубнов все еще слышен в их прозе. Читаешь и диву даешься: как все это пропустила советская цензура, ведь психоделики тут больше, чем у любого Карлоса Кастанеды, языческой мифологии гуще, чем во «Властелине колец».
И опять-таки: Рытхэу мог бы на этом остановиться. Вовсе не каждому (даже великому) писателю удается при жизни стать символом целого нового литературного течения. Но Рытхэу не остановился. Он продолжил писать даже после того, как рухнула прежняя, привычная для людей его поколения система. Всем было несладко, когда она рухнула, и каждый выходил из положения по-своему. Кто-то ушел в политику или бизнес, кто-то замолчал, кто-то банально спился. А вот Юрий Рытхэу продолжал писать.
* * *
Говорят, у полярных народов есть легенда о том, что когда-то люди и киты были братьями, жили вместе. Только потом человек убил своего брата-кита, чтобы поесть его мяса и так выжить в самые жуткие морозы. И выжил, конечно, но заляпанный кровью мир после этого перестал быть для него уютным семейным домом. Однако (гласила все та же легенда) это не навсегда - киты еще вернутся, еще простят оступившихся братьев, все еще сможет быть, как раньше, и жизнь когда-нибудь вновь будет полна света и доброты.
Большая литература тем и отличается от сиюминутных бестселлеров, что способна говорить о действительно важном. Из семидесяти восьми прожитых лет Юрий Рытхэу писал почти шестьдесят. Лично у меня дома его книги занимают довольно длинную полку. И, конечно, есть среди них романы, перечитывать которые в наше время уже невозможно да и незачем. Но несколько (вроде коротенькой повести «Когда киты уходят») давно превратились в безоговорочную классику. Даже если бы больше Рытхэу не написал ничего, этого бы хватило.
Его литературное поколение кажется удивительным. Юрий Рытхэу всего на два года младше Аркадия Стругацкого и Чингиза Айтматова. Зато на четыре года старше Валентина Распутина и поэта Николая Рубцова. Все они были очень разными, и биографии у них вышли совсем непохожими. Но как минимум две вещи объединяют их всех. Во-первых, чуть ли не каждый из этих авторов родился в местах, которые не на каждой карте и сыщешь. А во-вторых (несмотря на «во-первых»), все они стали классиками странной, но такой чарующей книжной Атлантиды - когда-то величественной, сегодня почти никому не известной советской литературы.
В этом году (8 марта. - Прим. ред.) Юрию Рытхэу исполнилось бы девяносто. Почти столетие, но все же еще не век: его книги пока не стали историей, их и сегодня можно читать, будто разговариваешь с живым интересным собеседником. В России редко кто позволяет себе это удовольствие: за последние тридцать лет его классические тексты не переиздавались на родине ни разу. А вот в Европе его издают и читают вполне себе активно. Вроде бы за те же тридцать лет по миру продан был чуть ли не миллион копий.
Юрий Сергеевич умер уже почти двенадцать лет назад, в 2008-м. Всего через несколько недель после того, как вышла его последняя книга «Дорожный лексикон». Родился он в семи тысячах километров от нашего города, на берегу вечно скованного льдом океана, а вот похоронен у нас, на кладбище в Комарове. Неподалеку от Анны Ахматовой и Ивана Ефремова. Первый чукотский писатель и, вне всякого сомнения, великий писатель русский.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 035 (6633) от 27.02.2020 под заголовком «Тот, чье имя не осталось скрытым».
Комментарии