Точка пересечения времен. Евгений Серзин – о спектакле «Дядя Ваня»
Театр «Приют комедианта» представил петербуржцам свою версию пьесы А. П. Чехова «Дядя Ваня». Постановщиком выступил Евгений СЕРЗИН, актер, композитор, солист музыкальной группы «Не’Мой Фронт», существующей с 2010 года. Спектакль в «Приюте комедианта» стал для него одним из первых режиссерских опытов. Незадолго до этого он поставил в Музее искусства Санкт-Петербурга XX – XXI веков спектакль по текстам отечественных философов Владимира Соловьева и Александра Пятигорского плюс в постановку была включена нобелевская речь Иосифа Бродского. О том, почему Чехов так интересен сегодня зрителям и режиссерам, о современных театрах и их творческих поисках Евгения Серзина расспрашивала журналист Дина ГИН.
ФОТО Сергея КОЛОБОВА предоставлено пресс-службой театра «Приют комедианта»
— Евгений, почему вы выбрали именно «Дядю Ваню»?
— Во-первых, мне было важно работать с материалом, которому я могу абсолютно доверять. Если что‑то не понимаю, то всегда могу обратиться к автору и найти у него ответы. Я уверен, что на данном этапе моего существования Антон Павлович Чехов знает про жизнь гораздо больше, чем я.
Во-вторых, темы, которые в пьесе поднимаются, — поиск себя, своего места в мире в тот момент, когда кажется, что часть жизни прожита не так, как хотелось… Мне было интересно об этом поразмышлять.
— Разве современные авторы к этой теме не обращаются? Почему вы предпочли классику?
— Я думаю, у многих сложилось ложное представление о Чехове. Почему‑то кажется, что его герои — занудные, скучные люди, которые только философствуют, с которыми ничего не происходит. Но философствование — это озорная штука, оно будоражит, меняет сердцебиение.
Когда артисты читают пьесу Чехова в первый раз, все уже знают, как играть. Изначально есть представление о том, как это должно быть. Для меня важно было пересмотреть устоявшиеся концепции, показать, что мы все в представлении об этом авторе заблуждаемся, что он гораздо ближе к нам, человечнее, его пьесы гораздо больше про нас, чем нам кажется.
— В вашей постановке время действия перенесено из второй половины XIX века в ХХ столетие. Точнее время определить трудно…
— Точных временных ограничений нет. Я отталкивался от своих впечатлений. Несколько лет назад я побывал в Архангельской области, и у меня возникло абсолютное ощущение безвременья. Старинная архитектура, избы, которым больше ста лет, а на горожанах — одежда, которую могли носить в 1970‑х, 1980‑х, 1990‑х. По улицам ходят люди с сознанием разных эпох. Если бы не мобильные телефоны, я бы вообще не сказал, какой это год.
В нашем спектакле время действия — это точка пересечения разных времен. В том числе и в сознании людей. Может, такое разноголосие и является главной характеристикой нашего времени — непонятного, неоформленного.
— Вы — композитор, ваша музыка звучит в спектакле «Смерть Тарелкина», который поставил в «Приюте комедианта» ваш брат Семен Серзин. Почему для «Дяди Вани» вы музыку не написали?
— Композитор может со стороны наблюдать происходящее на сцене и привносить свой независимый художественный взгляд. Мне кажется, это важно — быть не внутри процесса. Пока я работал как режиссер, возможности посмотреть со стороны у меня не было.
Музыка всегда немножко поднимает нас над происходящим, дает новую точку зрения, разворачивает угол обзора. Как ты будешь писать тему собственного персонажа? Это будет очень субъективный взгляд.
— Сейчас вы играете в Невидимом театре, которым руководит ваш брат, поставили пьесу в «Приюте комедианта»… Вам интереснее работать именно в маленьких театрах?
— Мне интереснее работать с единомышленниками, с теми, с кем можно заниматься сотворчеством. Неважно, будет ли это большая или малая форма. Для меня самое ценное — люди, которые меня окружают.
Я пять лет проработал в Малом драматическом театре и получил там очень многое. Наверное, больше, чем за пять лет учебы в Театральной академии. И одной из причин ухода было то, что я понимал: мне хочется еще и еще постигать. Театр настолько многогранен, в нем столько разных форм, содержаний…
— В последние годы возникает все больше маленьких театров. Как вы думаете, с чем это связано?
— Я мало знаком с театральной историей нашей страны, но мне кажется, что и раньше периодически возникали совсем камерные театры — «Суббота», Театр дождей (теперь они стали государственными). Просто творчество сидит в людях и ищет форму выражения. И это будет всегда. Сейчас нет какой‑то моды на малые театры. Просто кто‑то ходит в одни, а кто‑то — в другие.
— «Приют комедианта» — один из редких театров, в котором нет постоянной труппы. Как вы думаете, эта форма созвучна нашему времени?
— Я думаю, у разных театров разные художественные задачи. И под эти художественные задачи каждый из них выбирает свою форму, организацию. Каким‑то театрам удобнее работать с постоянной труппой, и в этом есть свои плюсы: ты знаешь всех артистов, можешь их заново открывать для себя и зрителей. Но в отсутствии труппы прелесть тоже есть, потому что каждый спектакль получается абсолютно непохожим на другой. И в этом смысле для творческого эксперимента, для поиска «Приют комедианта» — замечательное место. Его художественный руководитель Виктор Михайлович Минков чутко формирует репертуар, находит интересных режиссеров. Я смотрел там недавние премьеры. Например, потрясающий мюзикл на двух артистов — «Дорогой мистер Смит» (его поставил Алексей Франдетти). Я вообще не представлял, что такое может быть.
Не думаю, что всем стоит отказаться от репертуарного театра с постоянной труппой. Мне кажется, должен быть широкий диапазон театральных форм, полифоничность звучания.
— А зачем вообще сегодня нужен театр?
— «Вообще» он не нужен, как не нужно ничего. Потому что смыслом наделяем все происходящее только мы сами. Мне кажется, театр может решать множество задач. Театр для режиссера, артиста — это форма разговора с вечностью, с собой, с прекрасными собеседниками, которые уже покинули нашу жизнь. Это возможность отвечать на вопросы, которыми многие задаются. Или задаваться этими вопросами. Для зрителя… Я гораздо реже бываю зрителем в театре… Но те спектакли, которые меня по‑настоящему трогали, давали мне ощущение чуда.
Например, последний спектакль, который произвел на меня очень сильное впечатление, — «Сказка про последнего ангела» в Театре наций, постановка Андрея Могучего. Я начинаю верить в чудеса, когда так потрясаюсь ничем. Потому что театр ведь — это ничто. Люди приходят, надевают костюмы, что‑то говорят, и из этого возникает нечто. И вот если оно возникает, тогда мы начинаем верить в себя, мечтать о чем‑то, становимся лучше…
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 72 (7155) от 21.04.2022 под заголовком «Разговор с вечностью в театре».
Комментарии