Теодор Курентзис выступил с оркестром musicAeterna в Большом зале Филармонии

Он выступил с новой программой из сочинений Сергея Прокофьева — Пятой симфонии и Первого концерта для скрипки, солистом в котором стала Ольга Волкова.

ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА

С осени 2019 года, с тех пор как в Доме радио расположился его новый жилец — Теодор Курентзис с большой командой оркестра и хора musicAeterna, — петербуржцы получили в распоряжение уникальный концертно-образовательный проект. Здесь концерты и перформансы в дневном и вечернем режиме стали чередоваться с разноформатными лекциями, затрагивающими множество сфер искусства от филологии и философии до музыкознания, и выставками, которые с недавних пор стали сменяться и танцевальными историями.

Под сводами расписной галереи этого дома, где не очень любят дневной свет, предпочитая его сумеречному, слушатели получили возможность постоянного знакомства с камерной музыкой от Возрождения до XXI века, не говоря уже о хоровых сериях. В темноте как будто исчезает робость даже у самых робких, которые, научившись слушать и слышать музыку, открывают в себе и другие скрытые ресурсы. Успешными оказались и музыкально-театральные премьеры, одной из последних был вокально-танцевальный спектакль «Юкали» режиссера Анны Гусевой на песни Курта Вайля и Бертольта Брехта, недавно показанный и на зимнем Дягилевском фестивале в Перми.

Сезонными кульминациями встреч в Доме радио становятся гранд-концерты в Большом зале Филармонии или Капелле с участием самого Теодора Курентзиса. Таких концертов много не бывает, а потому к каждому готовятся с умом и тщанием. Каждый из них превращается в долгожданное звуковое событие. Так, начало сезона ознаменовалось концертом из музыки К.-Ф.-Э. Баха и Моцарта, которым дирижировал Дмитрий Синьковский, словно бы негласно поставленный отвечать за наследие барокко (поскольку и такую редкость, как ораторию «Семь последних слов Спасителя на кресте» Гайдна, дирижировал в Капелле тоже он). Из недавних программ можно назвать те, где прозвучала симфоническая музыка Рахманинова (Вторая симфония) и Римского-Корсакова («Шехеразада») и Тринадцатая симфония Шостаковича при участии баса Алексея Тихомирова.

Большим событием стал и концерт из музыки Сергея Прокофьева. В программу были включены его сочинения двух разных периодов жизни. Первый концерт для скрипки с оркестром он задумал в 1913‑м, в свои 22 года, но премьера его состоялась лишь в 1923‑м — в парижской Гранд-опера под управлением Сергея Кусевицкого, солистом выступил Марсель Дарье. А Пятая симфония появилась в 1944 году в Доме творчества композиторов в Иванове. И в 1923‑м, когда в Европе царили последствия модернизма, нарочито легкий, будто упархивающий куда‑то мажорный скрипичный концерт Прокофьева выглядел словно умышленным анахронизмом, нежеланием идти вослед общим тенденциям. И в суровом военном 1944 году Пятая симфония Си-бемоль мажор тоже слушалась воплощением каких‑то несбыточных желаний, отражала внутреннюю жизнь композитора, верного своим идеалам. Хотя в отличие от абсолютной беспечности Скрипичного концерта в Пятой симфонии в ее медленной третьей части все же звучит трагедия — траурный марш в сопровождении триольной фактуры знаменитой «Лунной сонаты» Бетховена, где словно хоронят героев.

Теодор Курентзис начал выступление по хронологии — с Первого скрипичного концерта. Его настроение словно питалось светом, воздухом и солнцем — тем, без чего не живет прокофьевская музыка. Эльфического сложения скрипачка Ольга Волкова улыбалась так, будто ей не надо было ни играть виртуозные пассажи, ни соблюдать градации от пиано до меццо-пиано и пианиссимо, будто она этой музыкой просто непринужденно живет и дышит. А потому так естественно воспринимались и причудливые концовки всех трех частей концерта, которые не заканчивались, а прерывались, возникая и исчезая как дивные видения. Весь объем оркестровой ткани, вся ее плотность так виртуозно и ловко держалась в руках маэстро, что и воспринималась аналогией эфира — переложенным в симфоническую партитуру составом неуловимой глазу материи воздуха, его радужного спектра. В этом слышались и порхание Джульетты-девочки, и выходки шута Труффальдино из «Любви к трем апельсинам», и сказочные метаморфозы «Золушки», и девические грезы Наташи и Сони из «Вой­ны и мира».

В Пятой симфонии Курентзис не обошелся без обозначения трагедии, о которой Прокофьев не мог не написать в своем новом опусе. Но, прежде чем дойти до нее, композитор провел нас и через игривые испанизмы с ударными, и через намеки на «Болеро» Равеля, как на нечто неотвратимо надвигающееся. Были слышны заклинания Ренаты из любимого прокофьевского опуса — его оперы «Огненный ангел». Страшные итожащие удары тутти после траурного марша третьей части сменились, как на киномонтаже, сначала картиной постепенного удаления траурного шествия. А в танцующем финале симфонии слушателей поджидали картинки, и вовсе вдохновленные флейтовым заколдовыванием времени, шаловливостью, желанием спрятаться в платяном шкафу и переждать ужасы Второй мировой войны в неприкасаемом сказочном мире.

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 3 (7579) от 11.01.2024 под заголовком «Как заколдовать время».