Сохранить в себе талант. Художественный руководитель Театра Комедии им. Акимова - об артистах и сцене
Ровно 90 лет назад на карте Ленинграда появился новый театр, который мы сегодня знаем как Театр Комедии им. Акимова. Его художественный руководитель Татьяна КАЗАКОВА побеседовала с журналистом Еленой БОБРОВОЙ не столько о коллективе-юбиляре, сколько о положении дел в сценическом искусстве, некоторым образом подводя итоги завершающегося Года театра.
ФОТО Светланы ХОЛЯВЧУК/ИНТЕРПРЕСС
- Татьяна Сергеевна, Театру Комедии 90 лет, и без малого 25 лет из них этим театром руководите вы. Как бы вы сформулировали свою театральную заповедь?
- Ответ будет простой: «работать». На самом деле я и сама немного вздрагиваю, когда слышу подобные цифры - дни проходят, как один. С утра до вечера я в театре, репетирую, думаю о репертуаре, артистах, преемственности поколений. Но иногда задумываюсь и о судьбе моего поколения режиссеров. Не очень счастливого поколения. Столько погибли молодых режиссеров, которых никто вовремя не поддержал. Мы и подумать не могли, чтобы кто-то из маститых режиссеров - руководителей театров мог позвать нас и доверить постановку. Многие из ребят так и остались пожизненно ассистентами мэтров. Многие ушли из театра.
- Почему же мэтры, создав театр, взрастив труппу, не думают о преемниках?
- Товстоногову однажды задали такой вопрос, тем более закономерный, что он возглавлял режиссерский факультет. На что Георгий Александрович ответил: «Станиславский тоже не оставил преемника». На самом деле трудно ответить, почему так получилось. Но так или иначе целое поколение режиссеров - мое поколение - оказалось неподдержанным. И это не могло не сказаться на театре в целом.
Тем более что мое поколение пришло в то время, когда был страшный слом и в жизни страны, и в жизни театра. Прежнее, сильное, поколение резко ушло, а новое так толком и не сформировалось. И нам досталась очень тяжелая участь выживать.
- ...на обломках старого. В 1990-е театр как будто потерял себя.
- До этого театр был отдушиной. Например, мне, послевоенному ребенку, все вокруг казалось временным и неинтересным, а вот театр притягивал и обещал другую жизнь. Потом я имела возможность работать в Театре на Таганке, и там вахтерами, дежурными работали кандидаты наук по физике, математике. Люди бежали от затхлой реальности в мир, где что-то творилось. Артисты несли в театр свою одежду, обувь, даже, если это было нужно, собственную мебель. Никто тогда не говорил: «Я работаю за деньги».
Сегодня время тяжелое, мутное. Спрашиваю у одного артиста: «Снимаешься?». Он бледнеет: «Ради бога, не смотрите, это такой ужас, но - деньги». Сегодня уже на втором курсе театрального института сидят директора по кастингу сериалов и отлавливают талантливых ребят. И, увы, как только молодой человек, не вставший на ноги, не созревший, получает более-менее серьезные деньги и популярность, он считает, что уже артист, зачем же ему еще учиться? Попадая в сериальную зависимость, он ломается. Старшее поколение более разборчиво и принимает не все предложения. А молодые еще не осознают, что будут расплачиваться. Они не понимают, что развиваться можно, лишь пройдя по всем ступеням лестницы. И сколько бы ты ни перепрыгивал их, все равно будет кувырок назад...
- Проблема и в переизбытке выпускников актерских факультетов. Ладно бы они выходили из стен только профильных вузов, но ведь сегодня где только ни учат актерскому мастерству.
- Не то слово! В Петербург на «смотрины» курсами приезжают из Щепкинского училища, из Щукинского - Москва переполнена артистами, там уже и не смотрят выпускников. У нас в городе действительно масса непрофильных вузов выдает актерские дипломы, и уровень преподавания в них различен. Насколько я знаю, проблему с перенасыщенностью актерами сейчас пытаются решить: например, выдавать в этих вузах не диплом, а справку о прохождении курса актерского мастерства. Часто слышу, как защитники актерских факультетов говорят: «Мы готовим образованных людей, они смогут работать в любой области культуры». Бога ради, но не давайте ему аттестат, не называйте его профессиональным артистом, потому что он таковым не является.
Если в Англии скажете, что вы - театральный артист, то услышите в ответ уважительное: «О!». Там понимают, как говорил Станиславский, единственный владыка на сцене - талантливый артист. Потому что если его нет, то на сцене нет ничего. В Англии театральное искусство возведено в культ. Но при этом только четыре театра получают государственную дотацию. Все остальное - это антреприза, но высокого уровня. В английском театре не возникает вопросов с дисциплиной - актерская профессия высоко оплачиваема, и всех держит в тонусе мощнейшая конкуренция, причем международная. Мне посчастливилось посмотреть спектакль в Королевском Шекспировском театре, там играли не только британцы, но и арабы...
- Но если актерское мастерство может пригодиться в бизнесе - в продажах и переговорах, то переизбыток режиссеров катастрофичен.
- Вы абсолютно правы, это профессия штучная. Нельзя выпускать режиссеров десятками каждый год. А раз уж выходят десятки, то стоило бы задуматься: а что дальше? Нужна сценическая площадка, где молодые люди, режиссеры, актеры, художники, могли бы встать на ноги среди своих сверстников. Им нужна крыша. Годами на всех конференциях говорится о том, как важно, чтобы в городе была большая экспериментальная площадка, где творческая молодежь разных жанров и направлений могла бы реализовывать себя. Причем площадка должна быть абсолютно независима, на ней, как на программе «Минута славы», может каждый получить шанс заявить о себе. А если что-то получится, то и возможность продолжить работу.
Я все время говорю: у нас есть Новая Голландия, постройте же там культурный центр, который был бы открыт все 24 часа, и пусть молодежь «безумствует». Но это начинание надо поддерживать на государственном уровне. Понятно, что никто не может предугадать, что из чего вырастет, но в этом движении формируется будущее.
Нужно время, чтобы сформировалось поколение. Для этого нужна театральная школа, для которой важно не количество выпускников, а их качество. Но, увы, все меньше остается людей, исповедующих старую театральную школу, где готовят к психологическому театру.
А главное: раньше учили служению театру. Вернее, все - и жизнь педагогов, и жизнь артистов - было олицетворением этой идеи, даже постулировать ее не надо было. Сегодня в суете это потихонечку разрушается.
- Несколько лет активно обсуждали, нужен ли театр на окраине или он должен быть сконцентрирован в «золотом треугольнике» и вокруг. Ваша позиция какова?
- Я считаю, что большие академические театры должны находиться в центре. При этом на окраине пусть развиваются маленькие театры, частные, студии. На карте города должны быть разные коллективы - и маленькие, и частные, и получастные. В конце концов, Станиславский и Немирович-Данченко МХТ тоже создали на паях. Все формируется желанием, внутренней страстью конкретных людей что-то сделать. Но им надо помогать. Если у таких театров есть свои поклонники - замечательно, если нет - значит они распадаются, и ничего в этом катастрофического нет.
- Но в маленьких студиях мне видится один минус - вчерашние выпускники варятся в собственном соку. Так ли это хорошо, когда рядом нет таких мастеров, как, допустим, Басилашвили, который сам по себе - система координат.
- Да, но ведь это правильно, когда курс, выйдя из института, становится театром. Потому что тысячи молодых актеров приходят в какой-нибудь академический театр, и там так и «умирают» в массовке. И маленькие студии как раз хороши как площадка для совершенствования, становления молодых актеров среди своих. Потом, набравшись опыта, они могут переходить в большие театры. Но я согласна насчет актеров уровня Басилашвили, на которых надо равняться молодым. Это как в семье родители, должен быть авторитет. И Петр Наумович Фоменко, и Олег Павлович Табаков это прекрасно понимали, и поэтому в свои студии на постановки звали больших артистов. Даже одна похвала такого мастера для молодого актера - как награда на всю жизнь.
- Но почему обязательно надо «умирать» в массовке? Кто мешает молодому актеру хотя бы попытаться выразить себя в моноработе и представить ее на фестивале. Например, в Петербурге проходит «Монокль», в Перми - МОНОfest, в Москве Solo. Мне кажется, это уже из разряда естественного отбора.
- Совершенно верно. Я, например, своим актерам говорю: «Пожалуйста, делайте заявку, показывайте, предлагайте». Но, знаете, противостоять обстоятельствам может только огромная личность. Ярчайший пример - Светлана Крючкова. Она не ждет у моря погоды, а ездит по стране со своей прекрасной поэтической программой. И, конечно, развивается как актриса. Но не все даже очень талантливые актеры, режиссеры обладают такой энергией. Сейчас время флегматичных людей, которые заранее настроены на неудачу.
- Вы говорите о психологическом театре. Но на экспериментальных площадках вряд ли именно ему найдется место. Скорее уж последуют за Богомоловым, который утверждает, что провокация - актуальный способ общения художника с обществом. В то время как кино скатывается к сказкам про мстителей, играя на том, что люди устали от реальности, театр, напротив, погружается в гиперреальность и копается в социальных язвах. И провоцирует. Почему?
- Тут много факторов. Во-первых, «чернуха» - это самое простое, что можно сделать и себя заявить. Ведь психологический театр переживаний энергетически очень затратен. Чтобы понять, что хотел сказать автор, как передать эмоции персонажей, их мысли, чувства, надо сесть за стол и долго это разбирать. Пытаться ответить на вопросы, мучиться в поисках смысла. Но сегодня надо бежать, зарабатывать деньги, какое сидение за столом! Это прыгание приводит к тому, что даже большие артисты теряют себя. Талант очень легко разбазарить, особенно когда ему не соответствует личностная сущность человека. Непросто сохранить в себе то, ради чего ты пришел в театр, то главное, непродажное.
- К позапрошлому юбилею театра вы поставили «Хитрую вдову» Гольдони. Прошлый юбилейный сезон отметили социальной сатирой швейцарского драматурга Фридриха Дюрренматта «Визит дамы». На этот раз вы ставите пьесу современного автора Юлии Тупикиной «Ба». Захотелось обратиться к современности?
- Современная пьеса нам была очень нужна. Есть в ней потребность и у публики, и у артистов. Я думала о двух сочинениях Юлии - «Ба» и «Офелия боится воды», но решила остановиться на «Ба». У нас спектакль будет называть «Как живется-можется?». Мне понравилась ситуация, которая заложена в пьесе, - в Москву к внучке из Сибири приезжает 80-летняя бабушка и вмешивается в ее жизнь. Но это не семейная склока, а конфликт времени, когда сталкиваются идеалы прошлых лет и нынешних. Но мы попросили Юлию переписать «Ба» для нашего театра, у нас появились новые действующие лица, новые перипетии.
- Юлия Тупикина написала «Ба», скучая по родной бабушке. В вашей жизни была такая бабушка, которая несла свою правду, несмотря ни на что?
- К сожалению, нет. Я не могу сказать, что эта история - моя личная. Но во мне отзывается мысль, что в том времени, времени молодости и зрелости этой сибирской бабки, было что-то и хорошее. Да, время было неоднозначное: с одной стороны, пугающий фанатизм, с которым эта бабка вламывается и крушит устоявшуюся жизнь внучки, с другой стороны — люди тогда жили верой в идеалы. Мы этого лишены, и отсюда наши проблемы.
- А меня зацепила эта история тем, что она про семью. Про то, что можно ругаться, ссориться, не понимать друг друга, обижаться, но в конце концов - это же родные люди. Мне кажется, сейчас не хватает культа семьи.
- Абсолютно согласна. Да, каждая из героинь уверена, что права-то она, но они любят друг друга, а это немало. Тема семьи действительно сейчас очень актуальна. Она о том первом поколении, которое не хочет рожать. Я думаю, что спектакль будет иметь отклик у публики, потому что он в том числе и о распаде семьи, когда нам плевать, как живут наши близкие, что будет после нас, и у нас нет потребности быть кому-то нужным. Надеюсь, что в нашем спектакле это все прозвучит...
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 209 (6562) от 07.11.2019 под заголовком «Учить служению театру».
Комментарии