Простые трудные истины

Самуил Яковлевич Маршак, которому 3 ноября исполнилось бы 130 лет, - поэт Серебряного века. Чуть младше Блока и старше Ахматовой - оба они восхищались его ранними библейскими стихами, как позже Маяковский и Цветаева - детскими.

ФОТО Ирины СОКОЛОВОЙ/ТАСС

Мы узнаем его стихи так рано, что даже и не воспринимаем их как стихи. Это воздух детства, первые слова, первые игры, первое ощущение мира вокруг. Они остаются с нами, помнятся всю жизнь. Попробуйте открыть том детских стихов Маршака - и вы увидите, что практически все помните наизусть. Конечно, еще и потому, что все это: «Мяч» и «Почту», «Цирк» и «Багаж», «Сказку о глупом мышонке» и «Рассказ о неизвестном герое» и далее по оглавлению все-все-все читали своим детям и внукам.

Легкие и веселые слова наших первых стихов остаются в сознании и всплывают неожиданно и естественно, как народные пословицы и поговорки. И мы, ни на секунду не вспоминая о Маршаке, говорим: «Разевает щука рот, а не слышно, что поет» или «Что ни делает дурак, все он делает не так». Или называем кого-то рассеянным, ну конечно же, с улицы Бассейной. Признаюсь, когда пишу обращение «глубокоуважаемый», с трудом удерживаю в себе с детства тянущееся за ним «вагоноуважатый»...

Повторю когда-то сказанное о нем Чуковским: «Мастерство такое, что не видать мастерства». Хотя если вглядеться, то увидеть великолепную сделанность и отделанность привычных стихов все-таки можно. И связь их с другими стихами Серебряного века тоже.

Откройте «Мяч». Как точно соотнесена длина каждого стиха-строчки со временем движения мяча вниз к земле и вверх к руке. Как звонко скачет и прыгает мяч, а потом на совершенно другом звучании и длине строки - «покатился в огород, докатился до ворот», чтобы закончить свою жизнь под колесом резким «лопнул, хлопнул». Разница даже не в словах - в слогах. Простое и понятное любому ребенку стихотворение сделано ювелирно точно.

Как несется его стих и в «Радуге-дуге», и в «Почте», где успевает вокруг земного шара обежать и вернуться обратно. Как радостно, по-детски подскакивает: «Это он/Это он/ Ленинградский почтальон». А потом на пятой, лондонской, строфе вдруг неожиданно замедляется до ритма движения автобуса, который там, в Англии, в соответствии с английским ударением, оказывается «автобУсом». А в седьмой, бразильской, строфе звучит совершенно другая музыка, которая позже отзовется переводом из Киплинга - «На далекой Амазонке».

Вслушайтесь - звучание детских стихов Маршака очень близко звучанию Маяковского. Не случайно Лев Кассиль вспоминал, что стихи «Цирка» какое-то время считал произведениями своего кумира, на что услышавший про это Маяковский ему ответил: «Если бы я придумал такие строки («По проволоке дама/Идет, как телеграмма»), я бы... по Кузнецкому Мосту (московская улица) целый месяц гордый бы ходил!».

Но Маршак умел писать и стихи тишайшие. Помните: «Эту сказку ты прочтешь/Тихо, тихо, тихо...». Удивительные стихи о ежином семействе, в которых так невероятно работают звуки. Вслушайтесь: «Съежься, милый ежик!» - а в следующей строфе: «Завертелся волк волчком». И эта маленькая лесная музыкальная драма (не такая знаменитая, как тоже построенная на звукописи «Сказка о глупом мышонке») завершается удивительной мыслью: «В дом лесной вернутся еж,/ Ежик и ежиха,/ Если сказку ты прочтешь/ Тихо,/Тихо,/Тихо...».

Оказывается, от читателя, от его умения читать и сочувствовать зависит то, каким будет мир, в котором мы живем. Простая, но очень важная мысль, исподволь входящая в нас со стихами. В стихах Маршака вообще много незаметно неожиданного. Неожиданна природа, такая же мыслящая и чувствующая, как человек, вступающая с этим человеком, как теперь принято говорить, в субъектно-субъектные отношения.

Вот сосна протянула лапу поэту, и, получив от него в ответ комплимент, «была она, кажется, рада». И в стихотворении «Бывало, в детстве под окном...» деревья, «на цыпочки привстав», «глядят в зеркальный шкаф» и ждут, «когда я брошу первый взгляд/на них через окно». Как это похоже на отношения человека и природы в поэзии Пастернака. А строчки «Снежинки падали с небес/ В таком случайном беспорядке...», кажется, могла бы написать Ахматова.

Но есть у него и вольные ямбы, напоминающие о Блоке. Перечитайте хотя бы «Когда вы долго слушаете споры...». Хотя тут уместнее сказать «прочитайте». Взрослые стихи Маршака, его позднюю лирику обычно знают хуже, чем его детские стихи или замечательные переводы. До лирика Маршака надо дойти, дорасти, если быть точным, - достареть. Дожить до возраста понимания простых и трудных истин, к которым поэт пришел в «Лирических эпиграммах».

Это по видимости простые вещи, но для их открытия нужно было увидеть жизнь «раздетой догола». Стихи простые, ясные, классичные, как всегда у Маршака, ненавязчиво напоминающие о первоисточнике - древнегреческой эпиграмме.

Три эпиграммы кажутся сегодня особенно важными. Одна - про вежливость, которую легко соблюдать «в покое и тепле» и намного труднее «во время давки/ На поврежденном бурей корабле/ Или в толпе у керосинной лавки». Другая - про «тепло стыда», без защиты которого все, что мы любим и чтим, «исчезнуть может без следа». И третья - про наличие на земле свиней, склонных к бесчинству. Однако именно она завершается вполне оптимистично: «Но уверен я, что свинству/Человечества не съесть».