Перебранка спустя столетия. Заметки на полях некрасовского «Современника»

Изрядно потрепанный журнал «Современник» середины XIX века стал едва ли не главным экспонатом выставки, посвященной драматургу Александру Островскому — она открылась в Музее-квартире Некрасова на Литейном проспекте. Этот экземпляр попал в музей из кронштадтской библиотеки. Опубликованная в журнале пьеса Островского «Праздничный сон — до обеда» — первая из трех, повествующая о чиновнике Бальзаминове, мечтающем жениться на богатой невесте, — вся испещрена чернильными и карандашными пометками. Словно живыми голосами эпохи.

Перебранка спустя столетия. Заметки на полях некрасовского «Современника» | Изображение писателей, печатающихся на страницах некрасовского журнала «Современник», стало одним из первых групповых портретов людей, объединенных не родственными связями, а профессией./Репродукция. ФОТО автора

Изображение писателей, печатающихся на страницах некрасовского журнала «Современник», стало одним из первых групповых портретов людей, объединенных не родственными связями, а профессией./Репродукция. ФОТО автора

Одни читатели подчеркивали понравившиеся фразы, другие оставляли едкие комментарии, да еще и спорили друг с другом. Особенно досталось купечеству и флотским офицерам. В перечне действующих лиц рядом с персонажем Нилом Неуденовым, купцом и братом Клеопатры Ничкиной, начертано: «мошенник».

По ходу пьесы Бальзаминов говорит: «Деньги всякому приятно иметь‑с», а Неуденов отвечает: «Никому и не запрещается. Кому приятно иметь, тот наживи». Рядом замечание читателя: «А я уже награбил, под видом торговли». В другой раз на возглас Нила «Эти деньги, я считаю, у общества украдены…» тот же аноним приписал: «А я награбил много, так хочу больше».

На последних страницах пьесы между читателями и вовсе возникла перепалка. Один из них посчитал, что заметки на полях писал служитель «крепостной лавки», другой был возмущен тем, что кто‑то «портит и марает книгу». Досталось и автору комедии: «Островский — а остроты- то на грош». В ответ ему: «Такое глупое и нелепое замечание»…

Между прочим, реплика про грош — вовсе не случайная. Островский был профессиональным литератором и жил за счет гонораров. Он написал более пятидесяти пьес, две трети из которых были напечатаны в журналах «Современник» и «Отечественные записки», редактором которых был Николай Некрасов.

Почти в каждом письме в редакцию «Современника» Островский обращался с просьбой о деньгах. Так, соредактору журнала Ивану Панаеву он сообщал: мол, Некрасов обещал ему в случае надобности деньги от редакции вперед. «Мне теперь не только надобно, но и необходимо: нет к празднику ни копейки. Сделайте милость, пришлите рублей 150. Кроме Вас, мне взять денег негде». Некрасов обычно не отказывал…

Некрасова и Островского на протяжении двадцати лет связывали не столько приятельские, сколько, судя по их переписке, деловые отношения. Вполне доброжелательные, они однако не переросли в крепкую дружбу. Фактически Некрасов выступал для Островского работодателем: печатал его произведения на страницах «Современника». В каждый свой приезд в Петербург драматург обязательно заходил сюда, на Литейный, к Некрасову в редакцию, — говорит куратор выставки Ольга Цехановская.

Некрасов дорожил Островским как автором, впрочем, до определенных границ. К примеру, пьесу «Снегурочка», которой посвящен целый раздел экспозиции, в редакции «Современника» не оценили. Некрасов готов был заплатить тысячу рублей, заявив: мол, если же покажется мало, то не гневайтесь и «не лишите Ваших произведений на будущее время». Раздосадованный Островский, обидевшись на показавшийся ему недостаточным гонорар, забрал пьесу и опубликовал ее в журнале «Вестник Европы»…

Наряду с экземпляром «Современника» экспонатом выставки стал и хрестоматийно известный портрет писателей, сделанный в 1856 году в ателье Сергея Левицкого у Казанского моста — на следующий день после «генерального обеда» в редакции «Современника». Сотрудники музея максимально увеличили фотографию, чтобы было можно разглядеть мельчайшие детали. Например, практически одинаковые у всех лакированные туфли с за­остренными носами…

Запечатленный справа Александр Островский выглядит, пожалуй, слишком солидно для своих почти тридцати трех лет и явно не столь вальяжно, как его коллеги. Ему как будто бы неловко: его костюм застегнут на все пуговицы и сморщился в гармошку, — говорит Цехановская.

Отдельная история — отношения Островского с театрами. На выставке, в частности, представлены шаржи на актера Федора Бурдина. Он был ближайшим другом Островского среди петербургских артистов (в том числе и потому, что находил способы проталкивать его пьесы на столичные сцены, а тот давал ему роли, хотя актером Бурдин, как замечали современники, был не самым выдающимся).

Вообще, судя по воспоминаниям, Островский не очень жаловал петербургских актеров: они придерживались архаичной манеры декламировать со сцены и с трудом соглашались на новации. В одном из писем Некрасову драматург сетовал: «Что же со мной делает петербургский театр? Какую пьесу ни поставь — все как псу под хвост».

Если в Москве пьесы Островского шли с огромным успехом и его едва ли не на руках носили, то в Петербурге драматургу приходилось лично приезжать на репетиции, читать актерам свои произведения и показывать, как должны звучать диалоги.


#музей #выставка #Островский

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 64 (7393) от 11.04.2023 под заголовком «Перебранка спустя столетия».


Комментарии