2Vtzqv4Hz9U

Оперный режиссер Алексей Степанюк: «Я за психологический театр»

Алексей Степанюк - петербургский оперный режиссер, поставил в Мариинском театре 14 спектаклей. Он плодотворно работает в театрах России, Европы, Америки, Китая. В мае этого года Алексей СТЕПАНЮК стал кавалером ордена Дружбы и возглавил кафедру музыкального театра и оперной подготовки Санкт-Петербургской консерватории. В период вынужденного простоя с режиссером успела побеседовать журналистка. Наталья КОЖЕВНИКОВА.

Оперный режиссер Алексей Степанюк: «Я за психологический театр» | ФОТО Наташи РАЗИНОЙ (с) Мариинский театр. 2020 г.

ФОТО Наташи РАЗИНОЙ (с) Мариинский театр. 2020 г.

- Алексей Олегович, как вы попали в Мариинский театр?

- После Консерватории я поехал в Челябинск. Это был хороший театр с хорошими певцами. С дирижером Виктором Соболевым мы поставили ряд спектаклей, они вызвали резонанс, стали приезжать столичные критики. И вот после «Снегурочки», которая вызвала споры, Нора Потапова, критик и преподаватель нашей кафедры, сказала Валерию Гергиеву, чтобы он обратил внимание на молодого режиссера. А Валерий Абисалович, будучи человеком дела и «экстремалом», пригласил меня поставить «Садко» за 20 дней. Я не все понимал по молодости, но был сильный, ночью готовился, днем репетировали, и получился спектакль, который идет до сих пор. Так я естественным образом вернулся в Петербург.

- У вас 14 постановок в Мариинском, накладывает ли сам театр какой-то отпечаток на режиссерский почерк?

- По сути - нет. Независимо от того, где - в Петербурге, Новосибирске, Пекине, Эрфурте, Сан-Франциско (мы с Юрием Темиркановым там когда-то работали), я отдаю себя максимально. Другое дело, что в Мариинском театре, естественно, давит груз традиций одного из лучших театров мира. Если постоянно думать, что нужно не подкачать, это станет навязчивой идеей, которая будет мешать.

- Сейчас сложилась такая ситуация в стране и мире, когда все встало на нервную паузу, и она затянулась. Какому-то художнику пауза позволяет что-то еще придумать. А для кого-то это действительно остановка жизни.

- К сожалению, для меня это остановка. Режиссер в стол работать не может. Хотя может искать. И потом весна для меня тяжела. Солидарен с Пушкиным, который писал «весной я болен», и с блоковским «май жестокий, с белыми ночами, вечный стук в ворота: выходи! Голубая дымка за плечами, неизвестность, гибель впереди». Я коренной ленинградец, петербуржец, поэтому, когда пасмурно, ветер, облака, мне лучше, как и городу.

Сегодняшняя напасть - это испытание для многих, прежде всего для людей, которые потеряли работу, имеют семьи, детей, для пожилых и одиноких. Им, конечно, нужны слова утешения, реальная помощь. Вдохновляет, что на улицах большое количество молодежи на велосипедах, с сумками - волонтеры. Это говорит о том, что наша молодежь далеко не потерянное поколение.

- Кафедру музыкального театра и оперной подготовки в Петербургской консерватории вы возглавили в непростой период.

- К сожалению, сильно затянулась ситуация с реставрацией исторического здания Консерватории. Но недавно эти руины посетили министр культуры, вице-премьер правительства, губернатор города. Надеемся, что в 2022 году Консерватория откроется. Там должны быть воссозданы сцена и зрительный зал, которые были когда-то Большим каменным театром, предшественником Мариинского, куда ходил Пушкин, где состоялись премьеры опер Глинки... Но пока несколько студенческих спектаклей уже восстановлено - «Евгений Онегин», «Иоланта», они идут в зале Института дизайна, на сцене Мюзик-холла. Есть идея поставить и «Пиковую даму», среди студентов есть голоса, способные справиться с партиями Германа, Лизы. Мы уже начали репетировать, хотя трудно без репетиционных залов. Проводили много застольных лекций, я рассказывал о Чайковском, о том, где жили герои, по каким камням ходили. Но в связи с вирусом все процессы приостановились. Это все за период вынужденного простоя отлежится.

- Вы не один раз возвращаетесь к одному и тому же наименованию: так было с «Аидой», с «Евгением Онегиным». И «Пиковая дама» - особенное для вас название.

- Это опера моей судьбы. Я познакомился с ней очень рано. Мама водила меня в Кировский театр еще маленьким. Первой оперой был «Евгений Онегин», первый балет - «Спящая красавица». Потом были «Пиковая дама», «Щелкунчик». Все — Чайковский. И то, что я видел, летом делал в собственных «постановках», устраивая театр на даче с участием моих приятелей, с костюмами, декорациями и зрителями-дачниками. У нас были сборники оперных либретто, я их выучивал, пел за Германа, за других персонажей... Естественно, музыки тогда не помнил, сочинял что-то свое.

«Пиковую даму» я ставил больше, чем все остальные оперы. Она резонирует с моей натурой и переплетается с географией моей судьбы: чувство одиночества и Петербург, это мое сердце и душа, это мистика моего города.

Я родился в Ленинграде на улице Восстания, ходил в 209-ю школу. Рядом жил академик Качалов с женой Елизаветой Тиме, юная Галина Уланова все свободные вечера проводила у них, напротив школы жил великий балетмейстер Леонид Якобсон, каждый вечер, в час назначенный, выходила его красавица-жена Ирина Давыдовна гулять с овчаркой в школьный сад. В снежки мы играли на Мойке, 12, во дворе Пушкина. В Эрмитаж мы ходили не картины смотреть, а играть в трех мушкетеров, тогда как раз вышел французский фильм, я даже как-то попытался остаться там на ночь, но меня нашли.

Первая моя «Пиковая» была в Казани, потом в Новосибирске. Более-менее адекватной музыке считаю постановку в Челябинске, где я проработал семь лет после окончания Ленинградской консерватории. «Пиковую» в Мариинском Валерий Гергиев мне предложил поставить после «Евгения Онегина». И это предложение было фантастикой. Когда-то эти два названия были священными, существовали образцы, два из которых до сих пор сохраняются у нас в театре, - постановки Юрия Темирканова. «Пиковая» - лучшее произведение для сцены Петра Ильича Чайковского, ее поставить адекватно музыке нельзя.

Чайковский плакал, когда закончил эту оперу писать. Написал за 44 дня, и мы десятилетия расшифровываем. «Пиковая дама» - это уже страсти Достоевского. Самое главное - попытаться проникнуть внутрь, в глубину этой музыки и психологически передать это вместе с актерами, атмосферой спектакля. Думаю, в какой-то степени нам это удалось вместе с художниками Орловым и Чередниковой и во главе с Валерием Гергиевым.

- Сейчас в оперном мире есть два направления режиссуры. Одно, чему учила старая режиссерская школа, - вскрыть коды, которые зашифровал, вложил композитор в музыку. А второе то, что сейчас называется режиссерским театром, - поставить собственную пьесу, используя композиторский материал как основу для собственной идеи. Как вы относитесь к режиссерскому театру?

- Тот, где музыка и музыкальная драматургия являются поводом, чтобы выразить себя, может быть, и театр. Но есть же музыка со своими смыслами, остающаяся отдельным параллельным пластом, не раскрытым и часто противоречащим тому, что на сцене. Особенно это касается драматических режиссеров, которые очень стремятся работать в опере, и у них, как правило, не получается. Законы драматического театра и законы музыкального театра абсолютно разные. Только у самых больших художников они соприкасаются. Таким был великий режиссер и актер Михаил Чехов, на котором Голливуд держался и держится, таким был Висконти, в чем-то Дзеффирелли. Выразить себя можно, но кто ты такой, что имеешь сказать? Я на сегодняшний день могу назвать лишь одного человека, которому я в этом смысле доверяю и принимаю его как режиссера, хотя он мне совершенно не близок, - это Дмитрий Черняков. Все остальное - подделки.

Психологический театр сложнее. Как говорил герой Томаса Манна из «Будденброков», у него все время болит голова, потому что у него срез мозга. Когда я первый раз услышал в записи «Очарованного странника» Родиона Щедрина, которого мне предложили поставить, я ходил по ночам вдоль Крюкова канала, сомневался, хотя чувствовал, что это мое. Мы с Сергеем Алексашкиным, Кристиной Капустинской, Андреем Поповым, балетными солистами и замечательным концертмейстером Наташей Домской, как затворники, сидели целый месяц в здании Концертного зала - искали...

Опера написана с подзаголовком «для концертного исполнения», композитор был против постановки. Однако десять лет этот спектакль живет, проехал по всему миру, имел огромный успех.

Я за психологический театр. Кроме того, искусство и музыкальное искусство должны нести еще охранную функцию. То, что недодают сейчас в школе детям, они должны восполнять в театре. А там в основном же берутся переделывать классиков, которые не могут за себя постоять!

- Вы уже знаете, что будете делать в обозримом будущем?

- Когда это все закончится, меня ждет постановка оперетты «Баядера» в Саратове.

#интервью #опера #режиссер

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 108 (6706) от 25.06.2020 под заголовком ««Я за психологический театр»».


Комментарии