На Новой сцене Александринского театра состоялась премьера спектакля «Обломов»
Спектакль поставлен по мотивам романа И. А. Гончарова в постановке режиссера Андрея Прикотенко.
ФОТО Владимира ПОСТНОВА/предоставлено пресс-службой Александринского театра
Отечественная литература XIX века переполнена сюжетами и героями, сформировавшими представление о загадочной русской душе. Онегин и Печорин, Анна Каренина и Наташа Ростова, Карамазовы и Раскольников, Базаров и чеховские три сестры… Илья Ильич Обломов среди них не затерялся. Однако чаще всего его воспринимают по‑школьному, как барина-лежебоку, альтернативу деятельному Штольцу. В театре и в кино именно такая трактовка — самая популярная. Не станем же мы считать его, как писали некогда в учебниках, «символом духовного застоя и экономической косности». Не так уж Обломов однозначен, если по сей день, почти два столетия спустя, образ этот продолжает волновать и вызывать споры. По части рефлексии он превзойдет любого из шекспировских персонажей. Чем, впрочем, загадочность его натуры не исчерпывается.
Как для постановки «Гамлета» нужен прежде всего Гамлет, так и для «Обломова» необходим актер на главную роль. В театре нашли, можно сказать, идеального исполнителя. Это не так давно пополнивший труппу Иван Трус. Уже сыграв заметные роли (от Александра Второго до Йозефа К.), он прочно вошел в репертуар, каждый раз проявляясь по‑новому. На хрестоматийного Обломова, знакомого по книжным иллюстрациям, он не слишком похож. Сходство имеется с его слугой Захаром (Игорь Мосюк). Оба молоды, смышлены, а леность — в их характере, а не в облике. Барин восседает на диване, слуга в шубе с барского плеча поодаль в колченогом кресле. Их разделяет потертый, молью траченный ковер. Их диалог не перебранка, реплики знакомы обоим, в зубах навязли, про то, что пол грязный, что паутина по углам, клопы, мыши… Спешить барину и слуге некуда, вся жизнь впереди, да и сценического времени хоть отбавляй — три с половиной часа.
Обломов в старом халате, из‑под которого трогательно выглядывают разношенные штиблеты и болтающиеся тесемки кальсон. Позицию, найденную для него, режиссер Роман Виктюк некогда называл «мизансценой сидения без перспективы вставания». С диваном он сроднился и сросся, обретя на нем главное — покой. Сорвать героя с дивана удается только товарищу детства — Штольцу (Иван Жуков), да и то для того, чтобы они могли, обнимаясь и хохоча, покататься по ковру, радуясь встрече. Здесь уже Обломов займет не менее удобную позицию — лежания без перспективы вставания. Совместными усилиями, перекатывая Илью Ильича по ковру, Штольц с Захаром натянут на него сюртук и брюки, из‑под которых все так же трогательно будут торчать белые тесемки.
Условная эстетика спектакля позволяет укрупнять метафоры, заложенные в романе, растягивая или сжимая время и пространство. Посему, едва Обломов примет вертикальное положение, грянет гром, то есть состоится роковая встреча с Ольгой Ильинской (ее играет, поет и танцует Анна Пожидаева). Он и шагу сделать не успел, только корпус поворотил, как прирос к полу, увидев неземное создание — тоненькую прелестную барышню.
Нежданно-негаданно между неуклюжим недотепой и резвым ангелом в бальном платье с огромным кринолином возникает притяжение. Может быть, виною разность потенциалов? Или песня, которую дурашливо поет, пародируя деревенские, обломовские интонации, Ольга?.. Сильфидой порхает она по сцене, но о том, чтобы Илья Ильич двинулся за ней вслед, и речи быть не может. Лишь по лицу его волнами прокатываются, сменяя друг друга, восторг, смятение, сомнение, тревога, ожидание… Но, как он признается Штольцу, между ним и Ольгой — бездна. Счастье ему только снится: на любимом диване он замирает рядом с любимой девушкой и верным слугой; диван окружен пышной зеленью в кадках (монстеры и щучий хвост тут, как видно, заменяют поля и луга Обломовки). Все вместе и все счастливы. Так кончается первый акт.
Когда же действие перенеслось на Выборгскую сторону, где главный герой обрел относительное счастье, то есть покой, все воздушное пространство сцены художник Ольга Шаишмелашвили оплетает паутиной, сочиненной из материала, подозрительно похожего на колготки и явно зарифмованного с той горой дырявых чулок, что нашла у Обломова Агафья Пшеницына (Анастасия Пантелеева). Атмосферу липкого застоя дополнили еще несколько диванов красного дерева, без которых жизнь Илье Ильичу не мила.
Обломов не выбирал для себя счастья. Он просто не сопротивлялся. О цветущей Обломовке и прелестной Ольге сладко мечтать. Но его идеал недосягаем. Оттого и идеал, что недосягаем. Все эти противоречивые чувства передает Иван Трус, пока его герой взрослеет, болеет, стареет. Драма инертности стала для Обломова трагедией, принеся немало страданий и ему самому, и крепостным в его разоренном имении, и даже жене его Агафье. В финале, опять же во сне, она появляется рядом с Ильей в белом подвенечном платье, статью и красотой ничуть не уступая Ольге, — как еще одна несбывшаяся мечта. Облом, да и только. Писатели прошлого любили говорящие фамилии. Но облома не избежал и Штольц. На лице Ивана Жукова мы не обнаружим победного самодовольства или радости. Даже улыбается его герой грустно, сочувствуя другу детства. Так что альтернативы из него не получается.
В новом спектакле Андрей Прикотенко разбирается с загадками русской души, никого не виня и не осуждая. Обломовщина, конечно, не только на нашей почве произрастает, но порой цветет буйно. И уж точно никуда не исчезает, словно борщевик на обочине. «В Москву, в Москву!» — твердят чеховские сестры. В Обломовку или в Париж собирается Илья Ильич — завтра. Нечто похожее найдется и у Вампилова, хотя бы в «Утиной охоте». Про современную литературу толком сказать ничего не могу. Вот доберется до наших дней проект режиссера Прикотенко «Русская матрица», тогда посмотрим.
Читайте также:
Найти свой остров. Театральный проект 27 выпустил спектакль «Кит плывёт на север»
На сцене Театра им. Ленсовета состоялась премьера спектакля «Театральный роман»
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 85 (7907) от 15.05.2025 под заголовком «Полный облом Ильи Ильича».
Комментарии