Помочь увидеть. Как работают тифлокомментаторы

Попробуйте посмотреть с кем‑нибудь, допустим, мультик «Маша и Медведь». Пусть второй человек закроет глаза, а вы хотя бы несколько минут параллельно описывайте происходящее на экране. Умучаетесь, подбирая слова и пытаясь вставить их в секундные паузы. Это лишь один пример работы тифлокомментатора — специалиста, который помогает незрячему понять происходящее на сцене или на экране. Об особенностях своей работы тифлокомментатор Вера ФЕВРАЛЬСКИХ рассказывала в открытом лектории «Культура 2.0» — это постоянно действующий просветительский проект Санкт-Петербургского международного культурного форума. А мы расспросили подробности.

Помочь увидеть. Как работают тифлокомментаторы | Фото из личного архива Веры Февральских

Фото из личного архива Веры Февральских

Вера, вы ведь только неформально можете сказать «по профессии я тифлокомментатор». Официально такой профессии нет.

— Да, в российском реестре профессий ее нет. Поэтому, в частнос­ти, музей или театр не могут нанять в штат тифлокомментатора. Приходится всякий раз приглашать со стороны. Или придумывать какие‑нибудь лазейки, изобретая должность вроде «специалист по доступной среде» или «менеджер инклюзивных проектов». Большинству организаций, конечно, проще никаких лазеек не искать: нет и нет.

Хорошо, что уже по крайней мере вступили в силу ГОСТы тифлокомментирования, уже закреплены законодательно термины и определения, а то путаница была ужасная.

И сейчас наконец разработали профстандарт «Тифлокомментатор». Главный разработчик — «Реакомп». Это институт профессиональной реабилитации и подготовки персонала Всероссийского общества слепых, возглавляемый Сергеем Николаевичем Ваньшиным. Он же — автор российской концепции тифлокомментирования. Мы с коллегами из института готовим текст профстандарта совместно со специалистами из Минтруда и других организаций.

Это очень долгий и трудоемкий процесс. Сейчас проект на последнем этапе согласования. Надеемся, появление профстандарта поможет потом ликвидировать и пробелы в законодательстве. А пока профессии нет «на бумаге», нет и экспертизы ка­чества тифлокомментариев. Из-за этого слепые и слабовидящие люди получают некачественные услуги, потому что пробелами в законах пользуются некоторые ушлые люди.

Есть ложное представление, что кто угодно может быть тифлокомментатором: сиди, рассказывай, что на экране происходит. Ничего сложного, это ж не жестовый язык учить.

— Да, увы, из‑за этого иногда приходится объяснять в различных организациях, почему это отдельная трудная работа, требующая профессионализма. Чтобы понять, насколько это сложно, для начала попробуйте описать себя…

Ну светлые волосы, серо-зеленые глаза… Ох, а правда: как описать цвет человеку, который его никогда не видел?

— Вот именно. Или попробуйте прокомментировать кому‑то пару минут фильма. Нужно улавливать паузы, быстро подыскивать подходящие слова. Знаете, в таких случаях вдруг обнаруживаешь, как много слов и терминов, названий объектов окружающего мира не знаешь. В фильме, допустим, крупным планом показывают детали механизма — зрячему достаточно этой визуальной информации, а тифлокомментатор должен эти детали уметь назвать. И ведь не скажешь «такая штучка, ну эта, как там ее, вращает другую штучку…».

У меня уже некоторая профдеформация, так что, когда с дочерью (ей шесть лет) смотрю мультфильмы, всякий раз думаю: «Хорошо, что я не тифлокомментирую этот мультик!». Потому что минута мультика прошла — а подготовка тифлокомментирования к ней может занять и день, и два. У детского контента особенность: он призван удерживать внимание, поэтому такой насыщенный, яркий. И в тифлокомментировании эту яркость надо сохранить. И учесть, что мультфильм нарисованный, или компьютерный, или пластилиновый, или кукольный. А попробуйте описать какого‑нибудь персонажа из «Миньонов» или «Корпорации монстров»…

Вы упомянули пробелы в законодательстве. Но в киносфере, например, тифлокомментирование в законе прописано.

— Да, в этой сфере все более-менее урегулировано. Но смотрите: по федеральному закону, российские национальные фильмы, выходящие при финансовой поддержке государства, перед прокатом должны быть снабжены тифлокомментариями для слепых и субтитрами для глухих. Однако под нужную категорию подпадает меньше половины отечественной продукции. Чтобы фильм считался «национальным», большинство его авторов и членов съемочной группы должны быть гражданами России — и есть еще множество других критериев. Поэтому многие отечественные фильмы не попадают в эту категорию, а значит, по закону, могут выходить в прокат без тифлокомментариев.

Что уж говорить об иностранных фильмах! Так что, если продюсер какого‑нибудь авторского кино или прокатчик иностранного фильма не озадачится вопросом тифлокомментирования за свой счет, незрячим это кино будет недоступно. Кажется, сейчас только «Дисней» выделял деньги на то, чтобы фильмы студии выходили в других странах с тифлокомментированием, в том числе на русском.

Но даже если кинокартина попала в категорию с обязательством создания тифлокомментариев, никто не контролирует ни их качество, ни в целом исполнение этого обязательства. В «Госфильмофонд» фильмы сдают с тифлоаудиодорожкой — но часто она просто для галочки. Либо пустая, либо там ужасный тифлокомментарий, написанный дилетантами, либо вообще приложены монтажные листы вместо «тифло».

Мои знакомые слепые жалуются: нет кинотеатра, в котором шли бы фильмы с тифлокомментированием. И это в Москве. Или фильм идет в районе, до которого незрячему человеку сложно добираться. Или покажут только раз. Или ­просто записанную дорожку с «тифло» не передали прокатчику в кинотеатр. Совершенно безобразно ситуация в этом плане ухудшилась на фоне пандемии.

И это киносфера, в которой, повторю, многое урегулировано. В других сферах культуры и такого нет: в театрах, музеях, на телевидении. Есть отдельные приказы, рекомендации, например, Минкульта — но они общие и не дифференцированные. А все, что «не уточнено» и не подкреплено системной штрафных санкций, как бы и не обязательно к исполнению.

В образовании вообще по нулям. У нас есть хорошие школы для слепых и слабовидящих детей (правда, не уверена, что во всех регионах они хороши), но, когда ребята поступают в вузы, все меняется. Появляется очень много визуального контента, и уже нужны тифлокомментаторы, тьюторы. Без них слепые и слабовидящие вынуждены выбирать специальности не по желанию, а те, где учебный план более-менее доступен. И выбирать те вузы, где эта более-менее доступная специальность есть.

Обычно, если в вузовской группе есть слепой, роль тифлокомментатора в лучшем случае берет на себя преподаватель. И помогает, как может. Либо это делают от случая к случаю одногруппницы и одногруппники. Хотя этим бы надо заниматься профессионалу.

Есть страна, которую в этом смысле можно взять за образец?

— Знаете, когда общаешься на конференциях с коллегами из других стран, становится понятно, что нигде не идеально. Даже в Центральной Европе есть страны, где тифлокомментирование развито хуже, чем у нас. Или, например, в Германии: все отлично, тифлокомментирование есть на ТВ, в театрах, кино, но… Нет обучения профессиональных тифлокомментаторов.

В разных странах тифлокомментирование (за рубежом применяется термин «аудиодескрипция») неравномерно развито, если брать конкретные области. Где‑то оно активно развивается на стриминговых платформах — как, например, в США и Великобритании. Во Франции и Великобритании отлично развито в театрах: почти в каждом маленьком городе хотя бы в одном театре есть штатный тифлокомментатор. В Германии, Великобритании и Франции есть тифлокомментирование на ТВ. В Испании (в Каталонии) занимаются научными исследованиями аудиодескрипции…

Часто жестовому языку или тифлокомментированию учатся люди, у кого в семье есть глухие, слепые. У вас, Вера, ничего подобного, вы изначально юрист, причем следователь. Как это вас так судьба завела?

— Вообще‑то я всегда хотела быть переводчиком. Просто так сложилось, что мне, домашнему, единственному в семье ребенку, путь выбрали родители. Я тогда плохо понимала, чего хочу именно я, была не очень напорис­та. Ну, думаю, международное право — тоже языки, ладно.

Быстро поняла, что мне это неинтересно. Интересно было уголовное право, криминалистика. Но следователем ни дня не довелось поработать: когда выпускалась, в органах была реформа, ужесточились правила приема на службу. Когда уже через несколько лет предприняла попытку — не прошла. У меня зрение минус десять с половиной: в контактных линзах вижу все без проблем, но на службу не приняли.

И тогда я выбрала другое направление, тоже в рамках юриспруденции, которое мне нравилось: гуманитарное европейское право. И 2,5 года работала в Министерстве юстиции, в аппарате уполномоченного при Европейском суде по правам человека. Отдел занимался контролем за исполнением решений ЕСПЧ, было много работы, связанной с иностранными языками — у меня английский, французский и бразильский вариант португальского.

К сожалению, сейчас эта институция не действует, но юридический опыт, полученный на первом рабочем месте, до сих пор очень пригождается.

После работы на государственной службе я сначала училась на переводчика русского жестового языка, но стать им не смогла. Училась два года, преподаватели прекрасные, жес­ты запоминались легко — а контакт с неслышащими людьми наладить не удалось. Мне казалось, что я не понимаю, что мне говорят. Один раз переспрошу, второй. На третий уже неудобно.

Горевала по этому поводу. Но спасибо моему преподавателю по жестовому языку Павлу Сергеевичу Трошинкину: привел на первые в истории курсы тифлокомментирования в «Реакомп». Прошла тестирование, обучилась — и вот в этой сфере уже 11 лет. Я себя идентифицирую как тифлоактивистку. Мама смеется: «Ты даже в травм­пункте и в очереди за колбасой будешь всем рассказывать про тифлокомментирование».

А не бывает иногда ощущение тупика? Здание-памятник в центре города для людей с инвалидностью не приспособишь, в театр с собакой-поводырем вряд ли пустят — да мало ли неизбежных трудностей.

— Бывает, переутомляешься, наступает состояние профессионального выгорания — и тогда кажется, что кругом тупик, что все бесполезно и так далее.

На самом деле многое разрешимо. 11 лет назад сфера тифлокомментирования была просто непаханым полем. Это притом что в советское время тифлокомментирование было развито. В 1960‑е тифлокомментирование в СССР и аудиодескрипция за рубежом возникли и стали развиваться параллельно. Но потом в перестройку у нас все прекратилось, возник разрыв. Возобновилось все уже в России только в 2000‑е — благодаря и тому, что появилась российская концепция тифлокомментирования, и тому, что продолжалась планомерная работа авторов концепции Сергея Николаевича и Ольги Павловны Ваньшиных, их коллег и единомышленников. Увы, только в 2016 году начались какие‑то сдвиги, когда государство стало выделять деньги на «тифло» в кино. А потом, в 2017 году, приняли поправки к закону, и театрам в этом направлении стал помогать фонд «Искусство, наука и спорт».

В некоторых театрах мне на полном серьезе раньше говорили: «Ваши незрячие нашу публику отпугнут». Сейчас такое просто стыдно произносить. Многие в сфере культуры уже слышали про тифлокомментирование, про то, как это работает и насколько важно. В том числе и из театров к нам обращаются: «Давайте мы попробуем». Потому что видят, как у других получается. И многие страхи отступают. Поэтому важно понимать, что деятельность тифлокомментатора — во многом просветительская, активистская.

Что побуждает театры и другие организации «передумать»? Понимание того, что еще один посетитель, значит, деньги за билет? Или просто человечность?

— К сожалению, история с тифлокомментированием в театре, кино, музеях — это вообще не про деньги. Нет постоянного государственного финансирования этого направления, есть только один благотворительный фонд, который дает средства на регулярной основе, — тот, что я упоминала. Так что это, скорее, про социальную ответственность. Возможно, в каких‑то театрах меняется руководство или менеджеры — и они не боятся попробовать. Но, кстати, если ­какая‑то организация решает сделать это, только чтобы ее где‑нибудь похвалили, — она быстро «отваливается».

Возвращаясь к итогам 11 лет: в «Реакомпе» обучили уже около 200 тифлокомментаторов, в том числе из стран СНГ. Уже и в некоторых ­московских вузах этому учат. Я, например, вместе с Сергеем Николаевичем Ваньшиным преподаю уже второй год в Московском государственном лингвистическом университете. Специальность тифлокомментатора там получают лингвисты.

Начало формироваться профессиональное сообщество, проводятся важные конференции и слеты. За три года вместе с тифлокомментаторами на местах удалось наладить с нуля тифлокомментирование в 35 театрах России от Калининграда до Владивостока — правда, пандемия этот процесс притормозила.

Вот я сказала о социальной ответственности — но и социальная активность растет. Появляется все больше тех, кто пользовался услугами тифлокомментирования, — и это повлияло на их жизнь, на их позицию. В том числе в отстаивании своих прав.

Когда тифлокомментирование только появилось в кино, мы приглашали незрячих людей оценить качест­во — а они боялись давать критические отзывы, если что‑то не нравилось. «Сейчас раскритикую, а потом меня не позовут». Это опасение и сейчас сохраняется. Но ситуация все‑таки меняется. Я сейчас все больше встречаю среди незрячих активных молодых людей. Они сотрудничают с разными организациями, выступают экспертами по доступной среде. Это очень здорово.

И главное — в том, что мы с вами в принципе уже говорим о профессии тифлокомментатора.


#незрячие #помощь #специалисты

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 219 (7302) от 22.11.2022 под заголовком «Помочь увидеть».


Комментарии