Объемный портрет. По каким критериям составляют репутационный рейтинг российских ученых-юристов
Не так давно я получил письмо из компании Elibrary, создателя Российского индекса научного цитирования (РИНЦ), с предложением принять участие в составлении репутационного рейтинга российских ученых-юристов. Конкретно — назвать фамилии тех, кто в последнее время внес наибольший вклад в науку. К письму прилагалась анкета с вопросами, призванными «создать более объемный портрет юридической науки в России». Некоторые из них, признаюсь, вызвали у меня недоумение. Завязалась любопытная переписка, которая заставила поразмышлять о принципах составления рейтинга.
ФОТО pixabay
«Объемный портрет»
Один из вопросов был сформулирован так: «Закон, вводящий уголовную ответственность за «пропаганду гомосексуализма», должен быть отменен?». Я попросил пояснить, когда был принят и введен в действие этот закон, а также какая статья УК РФ предполагает наказание за данные действия (непосвященным поясню: такой статьи там нет). Заодно поинтересовался, каким образом тот или иной ответ влияет на составляемый рейтинг российских ученых-юристов.
Меня поблагодарили за полезное замечание, сообщив, что внесли коррективы в анкету (действительно, внесли). И, слегка расширив предыдущую формулировку, напомнили, что данный опрос имеет целью «дать объемный портрет академического сообщества юристов, разделяемых ими ценностей и мнений по дискуссионным вопросам».
Судя по всему, именно эту цель преследовал и другой вопрос анкеты: «Вы поддерживаете возвращение в российское законодательство смертной казни за особо тяжкие преступления?». Пришлось провести маленький ликбез: смертная казнь, как наказание, из российского законодательства пока не изъята. Часть 2 ст. 20 Конституции РФ по‑прежнему гласит, что она «впредь до ее отмены может устанавливаться федеральным законом в качестве исключительной меры наказания за особо тяжкие преступления против жизни при предоставлении обвиняемому права на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей». И ряд статей УК РФ эту меру предусматривает. Корректнее, наверное, было бы спросить, не следует ли отменить мораторий на смертную казнь.
Явно для проверки на «разделяемые ценности» был также вопрос о возможности построения в России либеральной демократии. Как известно, данное понятие сегодня трактуется по‑разному. Однако зачастую имеется в виду политическая система США, где у избирателей перед голосованием не проверяют удостоверяющие личность документы, где граждане выбирают главу государства опосредованно, через выборщиков, и где избранным может считаться тот, за кого подано меньше голосов избирателей, чем за проигравшего.
Мое предложение конкретизировать этот вопрос или снять его вообще поддержки не получило. Так же, как и попытка уточнить некоторые критерии отбора для попадания в список топ-юристов и скорректировать вопрос о подготовке юристов по стандартам Болонской системы образования. Анкета предлагала дать рекомендации по ее улучшению. Однако авторов опроса не интересовало, улучшилась ли подготовка юристов в нашей стране после введения этой системы и не следует ли от нее отказаться.
На сей раз ответ был уклончивым: «Все замечания будут перенаправлены коллегам, которые занимаются непосредственно анализом результатов опроса, и по возможности учтены». Мои собеседники явно потеряли ко мне интерес.
Кто есть кто
Между тем вопрос о репутации ученого-юриста отнюдь не праздный. Разумеется, как и в любой другой отрасли деятельности, какие‑то рейтинги здесь всегда существовали. И определяла их не некая посторонняя структура, руководствующаяся порой конъюнктурными (а то и явно политическими) критериями, а сама профессиональная среда — по деловым качествам и практическим результатам работы.
Каким образом те наши коллеги, которые приобщались к юридической науке в 80‑х и 90‑х гг. прошлого века, узнавали о том, кто из уже состоявшихся ученых более талантливый и плодовитый (или даже самый-самый)? Ну, во‑первых, такая информация передавалась в данной среде изустно, прямо или опосредованно. Опосредованно — это значит в интонациях, с которыми упоминался тот или иной специалист, через выражение лица и проч. Кого‑то упоминали с уважением, очень немногих — с пиететом и придыханием, многих — нейтрально, а кого‑то — пренебрежительно и даже насмешливо.
Во-вторых, по мере погружения в научную материю, изучения источников, общения на профессиональные темы на различных форумах и мероприятиях, выслушивания речей и дебатов коллег молодые специалисты формировали собственное представление о том, кто есть кто. В том числе безошибочно определяли, насколько обремененные должностями и званиями лица действительно являются корифеями науки, и кто из них — дутые величины.
В-третьих, должности и звания в целом тогда были ближе к действительному содержанию, и на них тоже ориентировались. Ярче всего такая связь прослеживалась, пожалуй, среди тех, кто двигал вперед теорию оперативно-разыскной деятельности. Долгое время в этой отрасли юридической науки насчитывались порядка десяти докторов наук (всего!): Д. В. Гребельский, А. Г. Лекарь, В. А. Лукашов, В. Г. Самойлов, Г. К. Синилов и др. Все они имели ученые звания профессоров, кто‑то был удостоен звания заслуженного деятеля науки, многие занимали видные должности. Их авторитет был могучим и непоколебимым.
Сегодня, когда Советом по науке и высшему образованию при президенте России поставлена задача увеличить к 2025 г. количество кандидатов и докторов наук в стране на 50 тыс. человек (по сравнению с 2018 г.), трудно представить, что ученые степени станут лучше и четче коррелировать с научными талантами и научными результатами остепененных лиц, чем ныне, а тем более в далеком прошлом.
Владычество Хирша
В текущем веке произошли существенные изменения. В организацию научной деятельности все шире внедряются наукометрические показатели. Они учитываются при проведении конкурсов на занятие должностей в вузах и научных организациях, при начислении денег в рамках эффективных контрактов, при оценке эффективности деятельности научных организаций и т. д. Одним из наиболее известных является так называемый индекс Хирша, интегрирующий данные о числе опубликованных статей и количестве ссылок на них в других работах.
У этой практики есть плюсы и минусы. Выяснилось, что у многих видных ученых индекс Хирша вполне соответствует ожиданиям окружающих, т. е. неформальный авторитет подтверждается формальными измерениями, а это в свою очередь придает авторитета и наукометрике. Кроме того, регулярные замеры подстегивают публикационную активность, в том числе и тех, кого Бог одарил талантом.
Между тем индекс Хирша ни талант, ни высокое качество научных публикаций не выявляет. Он всего лишь показывает цитируемость, а самый простой способ ее поднять — высказать такую вопиющую глупость или сформулировать столь опасное предложение, чтобы коллеги на эти сентенции непременно откликнулись, стали высмеивать или осуждать. А индекс начнет резко расти! В результате становится все более могучим поток мусорных публикаций.
Важно также обратить внимание на отечественные особенности подсчета индекса Хирша. В случае если книгу (учебник, монографию, сборник научных статей) написал коллектив авторов, то в РИНЦ эта работа учитывается без разделения авторства. Поэтому цитирование одного из участников коллективного труда идет «в зачет» каждому из них, даже тому, кого никто и ни разу не процитировал.
Но и это не все. Учтенная цитата не делится поровну на всех авторов, как можно было бы предполагать. К примеру, если 10 человек выпустили книгу (каждый написал для нее по одной главе) и она процитирована 10 раз, то все они (и тот, кто написал активно цитируемую главу, и остальные) получают не по одному очку, а по 10. То же происходит и со статьями, написанными в соавторстве. Таким образом, высокий индекс цитируемости во многом обуславливается умением правильно выбрать, привлечь к себе соавторов или присоединиться к ним.
Кроме того, увязка наукометрических показателей с материальными и нематериальными благами породила накручивание как индекса цитируемости (например, путем договорного либо принудительного цитирования), так и импакт-фактора (численный показатель цитируемости статей, опубликованных в данном научном журнале). Механизм этих накручиваний нередко носит коррупционный характер. Неудивительно, что встречаются персонажи, не предъявившие в науке каких‑либо серьезных достижений, но их индекс Хирша зашкаливает!
Резюмирую все вышесказанное: да, рейтинг ученых-юристов необходим. Как и в любом деле, в нашей сфере нужны авторитеты, мнение которых значимо для профессионального сообщества. Но подлинно научный подход к формированию «юридического олимпа» пока отсутствует. Популярный ранее «неформальный отбор» сегодня уже выглядит архаизмом, да и в объективности его можно усомниться. Но некритически перенимаемые зарубежные модели немногим лучше. Вопрос остается открытым. Я обращаю его ко всем представителям современной науки, и не только юридической.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 162 (7245) от 01.09.2022 под заголовком «Юридический олимп».
Комментарии