Договоримся без суда
ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Рекомендации юристов по разрешению спорных ситуаций в последнее время довольно однотипны: обращайтесь в суд. Однако для конфликтующих сторон есть и другой, гораздо более спокойный путь – найти компромисс. И помогут им в этом специалисты – медиаторы, ориентированные не на «боевые действия» в правовом поле, а на восстановление и сохранение отношений на ниве жизни. Наша сегодняшняя собеседница – директор Центра медиации СПбГУ Евгения ВАСЬКОВА –занимается этим уже не первый год.
– Согласитесь, Евгения Павловна, что идея «худого мира», который «лучше доброй ссоры», не так уж и свежа...
– Думаю, ей примерно столько же лет, сколько всему человечеству. А вот научно проработанный механизм достижения этого «худого мира» появился сравнительно недавно. К нам он пришел из Европы и США. Само слово «медиация» обозначает переговоры с участием третьего лица – посредника. Этот человек абсолютно нейтрален, не вовлекается в противостояние сторон. Он – как мост между ними: соединяет, дает им возможность полноценно передать информацию, услышать друг друга, отойти от эмоций, по-новому оценить ситуацию и найти взаимовыгодное решение.
Мы не стремимся сделать вчерашних врагов друзьями, но можем помочь им найти приемлемый способ взаимодействия в сложившихся обстоятельствах. Например, бывшие супруги не могут решить вопрос о порядке общения с ребенком, который остался с одним из них. Или два собственника земельного участка не могут договориться о его совместном использовании. Или бывшие совладельцы решили разделить свой бизнес и завершить сотрудничество.
– И это все возможно сделать при помощи каких-то формальных приемов?
– Будет ошибкой рассматривать медиативную технологию лишь как формальную процедуру. Внутри нее «живут» и успешно сочетаются десятки приемов и техник из самых разных областей знаний, которым медиаторы учатся всю жизнь. Кстати, СПбГУ – первый в России вуз, где начали обучать медиации. Наши медиаторы в 90-е годы прошлого века обучились у американских и европейских коллег, а потом полученные знания адаптировали к российской действительности, обогатили собственным опытом.
В основе процедуры медиации лежит доверие сторон к избранному ими посреднику. Когда-то это были старейшины или уважаемые соседи. Доверие вызывает то, что этот человек – свой, такой же, как ты, и потому способен тебя понять. Это не судья, а лишь квалифицированный советчик.
– Но ведь сейчас, когда человек идет к медиатору, он не знает его лично. Он доверяет структуре как таковой. Самой идее, если хотите...
– Я бы сказала – доверяет некоей технологии, которая доказала свою эффективность. У нее есть психологическая компонента, позволяющая справиться с эмоциями или даже агрессией сторон. Есть конфликтологический блок, который основан на знании теории конфликта: как он зарождается и развивается, как можно его предупредить или грамотно погасить. Есть процедурная составляющая, помогающая эффективно управлять процессом. Наконец, медиация имеет переговорную составляющую – умение договариваться с людьми разных социальных слоев, в разных обстоятельствах. Все это работает одновременно.
Сняв первый эмоциональный накал, медиатор начинает управлять ситуацией. В ходе процедуры он никаким образом не выражает своего отношения к ней, он только задает вопросы. И делать это можно множеством разных способов. Есть, например, техника, которая называется «адвокат дьявола», когда клиентам напоминают о самых негативных последствиях их «несговорчивости». Тем самым стороны подводят к мысли о необходимости компромисса.
– Давайте рассмотрим конкретный пример.
– Вот, допустим, пришли бывшие супруги с ребенком, которого они не могут «поделить». Естественно, они уже разогреты своим конфликтом. К обсуждению с порога предлагаются вопросы, касающиеся родительской компетентности или финансов, каждый отстаивает свой интерес, обвиняя другого. Но такой подход лишь усугубляет конфликт. Задача медиатора – заставить стороны вспомнить о том, почему они обратились за помощью. Любовь к ребенку – то, что их объединяет. Но при этом важно помнить, что ребенок имеет собственные интересы: внимание со стороны каждого из родителей, покой, приобретение конкретных вещей. Переключение на его реальные, а не вымышленные потребности становится началом пути сотрудничества для измотанных конфликтом родителей.
– А если они уже получили судебное решение и почему-то не могут его исполнить?
– Бывает и такое. Например, отец в оговоренное судом время приходит к ребенку, а тот заявляет, что не желает его видеть. Медиация универсальна и может применяться на любой стадии спора. К счастью, есть родители, которые не хотят доводить дело до суда, а сразу обращаются к нам. Чем раньше будет применена медиативная технология, тем выше ее эффективность. Чаще к примирительным процедурам первыми прибегают отцы – как известно, в силу сложившейся в России традиции при разводе именно они оказываются разлученными с детьми. В этой ситуации мы часто наблюдаем со стороны мужчин манипулирование своим финансовым ресурсом. Попытки «купить» себе право на общение с ребенком – по сути, способ напомнить бывшей семье о себе, показать ей свою значимость. Но потом выходит, что деньги ничего не решают – порой весьма состоятельные люди, выбрав этот путь, оказываются в тупике. Под разными предлогами общаться с ребенком им не дают.
Женщина же часто вольно или невольно рассчитывает на восстановление отношений, и ее попытки обострить финансовый вопрос могут маскировать подспудное желание притянуть к себе бывшего мужа. И здесь дело совсем не в деньгах...
– И как часто медиация позволяет разрулить такие, казалось бы, безнадежные ситуации?
– Практически всегда, если спор изначально был медиабельным – то есть мог быть в принципе разрешен в рамках данной процедуры. Мы не можем помочь, когда одна из сторон недееспособна. Процедура невозможна и в том случае, когда отсутствует переговорное поле – требования одной стороны не адекватны запросам другой. Если исключить эти ситуации, то люди, как правило, находят путь к решению своей проблемы. Причем сами – мы для этого просто создаем необходимые условия. Важно, что, прежде чем подписать медиативное соглашение, медиатор подробно расспросит договорившиеся стороны, как они будут его исполнять, что будет в случае нарушения договоренностей. Если в процессе исполнения достигнутого соглашения у сторон возникают затруднения, они также могут воспользоваться помощью медиатора.
– Но бывает так, что люди не готовы или не хотят встречаться за одним столом. Можно что-то сделать в таких случаях?
– Такое часто бывает по уголовным делам частного обвинения. В этих случаях совместные встречи не проводятся, работа ведется с каждой из сторон индивидуально. Здесь важно не просто договориться о формальных извинениях и сумме возмещения, а дать нарушителю закона возможность понять интересы потерпевшего, прочувствовать последствия своих поступков и искренне, а не по принуждению попытаться загладить свою вину. Процедура медиации позволяет выработать приемлемые условия моральной и материальной компенсации причиненного ущерба, после чего дело не доходит до суда либо прекращается в суде в связи с примирением сторон.
– Но ведь решение суда обязательно для исполнения, а здесь – сегодня слово дал, а завтра заберу его обратно...
– Это один из главных факторов, до недавнего времени вызывавший недоверие к процедуре медиации среди тех, кто с ней не знаком. Начнем с того, что ее легитимность подтверждается федеральным законом # 193-ФЗ от 27 июля 2010 года «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)». А с октября прошлого года медиативное соглашение, удостоверенное нотариусом, имеет силу исполнительного листа. То есть при нарушении его условий применяется тот же порядок исполнения, что и для судебного решения.
При этом последнее зависит от посторонних для участников конфликта людей. Их интересы представляют профессионалы-юристы, а последнюю точку ставит судья, руководствуясь правовыми принципами и правоприменительной практикой, не всегда известной и понятной сторонам. Медиация же – это собственное творчество людей. А результат ее – совместное волеизъявление сторон, максимально учитывающее их интересы. Поэтому участие судебных приставов при реализации соглашения не требуется – участники процесса не перекладывают ответственность за решение своих проблем на кого-то другого, а берут ее на себя. А ведь часто и сами конфликты возникают из-за неумения и нежелания людей отвечать за свои поступки. В этом смысле медиация имеет огромное обучающее значение. Иногда это позволяет переоценить свои действия и в последующем.
– Если преимущества медиации столь очевидны, почему же люди при возникновении любой, самой небольшой проблемы все-таки чаще всего идут в суд?
– Думаю, что это отсутствие иной традиции, умения взаимодействовать. Сейчас много говорят о развитии эмоционального интеллекта, но редко кого учат этому в семьях, детских садах, школах. То, что навязчиво популяризируется, – это жесткие переговоры, а не умение слушать другого, контролировать себя, выражать свое мнение и реализовывать свои потребности, не задевая интересов других. Часто к нам приходит лишь один участник конфликта, убежденный в том, что вторая сторона откажется от диалога. Но когда мы связываемся с его оппонентом и предлагаем ему принять участие в процедуре, по ходу объясняя ее преимущества, оказывается, что оба готовы к разговору, просто ни один из них не мог или не знал, как его начать.
Кстати, с недавнего времени служба медиации введена и в нашу образовательную систему. В каждой школе должен быть обученный применению медиативной технологии человек. Чаще всего это штатный психолог, который обязан оказывать помощь в конфликтных ситуациях. Проводятся специальные занятия для учеников и даже конкурсы, где им в игровой форме предлагают «разрулить» некий конфликт, в основе которого совершенно реальные события. По той же схеме с включением игрового компонента мы обучаем медиации в СПбГУ. Соответствующие курсы есть у юристов, психологов, социологов, конфликтологов. Проводим мы и ознакомительные лекции, семинары, мастер-классы, конференции.
– Медиации можно научить любого человека?
– Базовым принципам и основным приемам – любого. Но реальная работа – это сложный сплав науки и искусства, постоянное развитие практических навыков. Медиатор должен «читать» мимику, позы, интонации своих клиентов, анализировать их, одновременно сопоставляя с вербальной информацией. Он может и сам по-разному реагировать, по ходу дела меняя последовательность и характер вопросов. Например, наши чешские коллеги используют специальную технику – они воздерживаются от вмешательства в процедуру, почти не задают вопросов, реагируя телодвижениями, жестами, выражением лица, повторами реплик сторон.
Выбор и применение конкретной техники зависит от характеристик спора. Одни применяются, например, в наследственных делах, другие – в семейных, третьи – в бизнес-конфликтах. Соответственно, каждый медиатор специализируется на конкретном направлении, по которому имеет свои собственные наработки. Лично мне ближе экономические споры.
– Наверное, это все-таки проще, чем семейные, – нет тех страстей, эмоций...
– Напротив, иногда эмоции просто зашкаливают. Но они скрыты от посторонних глаз. Ведь эти споры ведут опытные юристы, которым профессиональные амбиции не позволяют отступать. Они будут стоять на своем до последнего, особенно в тех случаях, когда одной из причин усугубления конфликта послужил просчет в правовой оценке ситуации. Опытный медиатор нередко понимает всю подноготную ситуации и даже видит пути для ее разрешения, но подсказать их сторонам не имеет права. Согласно правилам процедуры, он может лишь намекнуть, где и как искать информацию. Нельзя даже уделить одной стороне немного больше времени, чем другой, – приходится всегда соблюдать хронометраж.
Если же медиатор начинает ощущать, что чувствует предрасположенность к одной из сторон, он должен немедленно выйти из процедуры и передать дело коллеге. Например, пребывая в состоянии собственного семейного конфликта, не рекомендуется разрешать аналогичный конфликт на работе, ибо в этом случае почти невозможно одновременно сохранять и беспристрастность, и высокий уровень концентрации.
– Вы с клиентами до конца честны, а не допускаете, что они вас могут попытаться обмануть?
– Еще как допускаю! Более того, многие люди, придумав какие-то ложные конструкции, иногда не только пытаются убедить в их истинности оппонентов и медиатора, но и сами начинают в них верить. Моя задача в этой ситуации – вытащить правду из-под искусственных нагромождений и продемонстрировать ее сторонам. Другая важная функция – поддержание баланса сил сторон в том случае, когда одна из них, например, обладает большим правовым, экономическим, психическим или информационным ресурсом и за счет этого навязывает второй заведомо невыгодные условия. В этом случае есть возможность прервать процедуру и отправить «слабую» сторону на консультацию к специалисту – юристу или психологу.
– Не секрет, что наше общество сейчас сильно разогрето массой внешних и внутренних факторов, в том числе пандемией. Не боитесь ли вы, что в этих условиях люди, скажем так, станут менее договороспособны и спрос на медиацию упадет?
– Все обстоит ровно наоборот – трудности побуждают людей к поиску компромиссов. Более того, сегодня сфера действия медиации расширена – теперь она может применяться и к спорам с публичным элементом, в частности, с органами власти.
Не надо, однако, заблуждаться и думать, что мы способны исполнить любое желание. Стороны, которые ведут переговоры, должны обладать субъектностью, то есть быть наделенными правом принимать определенное решение. Нельзя, скажем, рассчитывать, что медиатор поможет договориться с чиновником, который отказывает вам в какой-нибудь льготе или субсидии. Ведь тот действует в рамках своей, определенной законом процедуры и «перешагнуть» через нее, как правило, не имеет права. Но можно, допустим, обсудить с налоговым органом реструктуризацию задолженности – за рамки законов это не выходит.
Очень тяжело разрешаются конфликты между федеральными и региональными органами власти, а также между властью и бизнесом, особенно по вопросам владения имуществом. У каждой стороны свои инструкции, свои интересы. Зачастую спор выходит за пределы правового поля – например, когда речь идет о специфическом объекте, для которого нет механизма регулирования. Таковыми до недавнего времени были цифровые права. Иногда возникают вопросы с квалификацией объектов интеллектуальной собственности. И в этих случаях как раз медиация оказывается единственным эффективным инструментом для решения проблемы.
– Медиатор – трудная работа?
– Не простая, конечно. Длительность одной встречи, а их порой бывает несколько, может достигать четырех часов. В ходе процедуры задействованы все ресурсы – физические, интеллектуальные, психические, идет обращение и к профессиональному опыту, и к интуитивным знаниям, причем как у медиатора, так и у сторон. Естественно, мы стараемся регулировать нагрузки и без необходимости не истощать ни себя, ни стороны. Когда процедура проводится по сложному спору, в котором много сторон, неоднозначный экономический или правовой контекст, высокий накал эмоций, работаем в режиме «комедиации» – медиацию ведут одновременно несколько специалистов разной отраслевой направленности: медиатор-юрист и медиатор-психолог, например. Бывает, после процедуры приходится взять паузу на восстановление. Но когда чувствуешь, что помог людям разобраться в самих себе, сделал их немножко другими, способными самим решить свои «неразрешимые» проблемы, испытываешь настоящее счастье.
Комментарии