Пять лет потрясений

В этом месяце исполнилось пять лет с того момента, как «арабская весна» забрала свою первую политическую жертву – в Тунисе от власти был отстранен диктатор Бен Али. Но принесли ли арабские революции демократию и благополучие региону?

Пять лет потрясений | ФОТО J.D.S/shutterstock.com

ФОТО J.D.S/shutterstock.com

Революция не приходит
по расписанию

В отечественной научной и публицистической литературе в последние годы можно найти немало комментариев, прочитав которые приходишь лишь к одному простому и неоспоримому выводу: события «арабской весны» – это, по сути, результат заговора и вариант «цветных революций», привнесенных извне.

Подобная точка зрения имеет право на существование, но представляется достаточно упрощенной. Еще Карл Маркс отмечал, что революция не приходит по расписанию, а является реакцией общества на невыносимую жизнь. Очевидно, что и в Тунисе, где пять лет назад пал авторитарный режим, и в других арабских странах, где вслед за этим начались массовые политические волнения, был собран целый букет условий, сделавших подобное развитие ситуации неизбежным.

Практически во всех случаях, когда дело дошло до массовых антиправительственных выступлений (Тунис, Египет, Ливия, Сирия, Йемен), их острие было направлено против авторитарных правителей, находившихся у власти на протяжении многих и многих лет. Повсеместно в арабском мире на щит поднимался вполне понятный справедливый лозунг «Народ хочет падения режима!».

Беда режимов, оказавшихся в орбите революционного вихря, заключалась, однако, не только в их авторитаризме, клановости и закрытости. «Арабская весна» явилась также реакцией на экономическую несправедливость, стремительное повышение после 2009 г. цен на продовольствие (фактор глобального финансово-экономического кризиса и его последствий также важен для понимания событий на большом Ближнем Востоке) и масштабную демографическую проблему, затрагивающую все страны региона. Здесь я имею в виду наличие в современном арабском мире свыше ста миллионов молодых людей в возрасте от 15 до 29 лет, значительная часть которых не имеют стабильной работы.

Хотели как лучше...

Однако настрой и желание рядовых участников протестного движения это одно, а конечный результат – совсем иное. Видимо, с учетом продолжающегося брожения в арабском мире еще рановато подводить окончательные итоги тому процессу, что пять лет назад получил название «арабской весны». Но если все же подводить (подчеркнем – предварительные итоги), выглядят они весьма плачевно. И в общерегиональном плане, и применительно к отдельным арабским странам.

Еще в 2012 г. заместитель генерального секретаря Лиги арабских государств объявил, что за один только первый год «арабской весны» экономический убыток от потрясений оценивался в 75 млрд долларов. По расчетам авторитетного британского банка HSBC, к 2014 г. арабские страны совокупно недосчитались уже около 800 млрд долларов. Ну а если посмотреть на конкретно политические последствия революционного вихря, то смело можно согласиться с мнением президента Института Ближнего Востока Евгения Сатановского о том, что «арабская весна» быстро трансформировалась в «арабскую зиму».

В самом деле, если подойти к оценке событий комплексно, следует признать: эти революции нанесли сокрушительные удары прежде всего по тем моделям в арабском мире, которые исторически вышли из разных направлений светского арабского национализма. Это могли быть левонационалистические проекты (Джамахирия в Ливии или баасизм в Сирии) или же варианты, близкие к социал-демократии с арабской спецификой (Египет, Тунис). Несмотря на то что на площадях Туниса и Каира, где первоначально и стартовала «арабская весна», было немало молодых людей, разделяющих левые или же либеральные ценности, вовсе не эти тенденции возобладали у арабской общественности.

Еще в 2011 г. один из вождей запрещенной в РФ «Аль-Каиды» Айман аз-Завахири объявил: «Мы на стороне «арабской весны», которая принесет с собой подлинный ислам». Очевидно, что главными бенефициарами «весны» стали именно «отмороженные» силы – исламисты и джихадисты всех оттенков, чьи представления об «идеальном государстве» весьма далеки от тех, которые приняты, скажем, в европейских обществах. Наиболее известным, но далеко не единственным, выразителем этого обскурантизма XXI века выступает ныне «Исламское государство» (организация, запрещенная в России), установившее свой контроль над значительной частью Ирака и Сирии и привлекшее на свою сторону десятки тысяч фанатичных рекрутеров со всего света.

Ну а те страны, где старая прогнившая власть все же была свергнута разгоряченными сторонниками «арабской революции», переживают ныне глубочайший политический и социально-экономический кризис. Более того, объективно там стало даже хуже, чем до 2010 г. В Египте военные расправились с «братьями-мусульманами», но структурный экономический кризис не преодолен. В Ливии и Йемене мы наблюдаем самую настоящую перманентную гражданскую войну с несколькими конкурирующими правительствами и с потерянной де-факто государственностью. Чуть более благополучно обстоит дело в Тунисе, но – злая ирония судьбы – цикл революции вернул там в 2014 г. силы, связанные с прежним режимом Бен Али, а внешний долг этой страны с 2010-го по 2014-й вырос более чем на 50%.

Апогей хаоса

Большинство арабских стран, непосредственно затронутых волнами «арабской революции», оказались не только в состоянии структурного кризиса. Этот кризис очень быстро перерос в стадию гражданских войн и полномасштабного хаоса. И в наибольшей степени такое утверждение сегодня относится к Сирийской Арабской Республике (САР).

Гражданская война в этой стране беспрерывно идет с марта 2011 г. Около 4 млн человек, если не больше, были вынуждены бежать от ужасов кровопролития за рубеж. Еще до 7,5 млн сирийцев оказались «внутренними беженцами» в собственной стране. В итоге, как отмечает московский востоковед Георгий Мирский, в САР «разрушено более 50% жилого фонда, 60% предприятий, страна залита кровью, голодные люди ютятся в трущобах...».

Сирийское противостояние действительно можно рассматривать как своеобразный апогей насилия и хаоса в современном арабском мире. Специалисты подсчитали, что в самой Сирии сейчас действуют около 7000(!) различных военно-политических группировок. Термин «махновщина» здесь, надо полагать, «отдыхает».

По сути, речь идет о пяти отдельных особых военных конфликтах, которые противопоставляют правительственную армию и вооруженных повстанцев, правительственные войска и джихадистов, «вооруженную оппозицию» и «Исламское государство», самих исламистов друг другу и, наконец, курдское ополчение и ИГ.

Сирийский конфликт, да и не только он один, способствовал резкому скачку внутриарабской и внутриисламской конфронтации. Наверное, после прихода к власти «свободных офицеров» в Египте во главе с Гамалем Абделем Насером арабский мир политически уже никогда не был един. Но то, что происходит сейчас в его недрах, лишь усиливает дезинтеграционные процессы.

Традиционная европейская шкала противостояния «левые против правых» здесь почти не работает, хотя в полной мере (тут можно сослаться на политическое противостояние в Тунисе) еще не преодолена. Демократы против авторитарных режимов, светские силы против теократии или джихадизма, сунниты против шиитов, умеренные сунниты против радикальных, курды против арабов – эти и другие проявления конфликтогенности мы видим сегодня в очень многих странах арабского мира. Просто в Сирии все подобные проявления в силу беспощадности гражданской войны видны наиболее отчетливо. Во многом это происходит еще и потому, что страна к шестому году «арабской весны» оказалась в орбите открытого внешнего вмешательства.

Калейдоскоп интересов

Исторически тот регион, который в западной публицистической литературе получил название «Большой Ближний Восток», очень интересовал мировые державы. Так было и до Второй мировой войны, и в эпоху уже холодной войны. Актуален интерес к этому региону и до сих пор. Географическое положение в средиземноморской зоне, запасы нефти и газа интересовали и интересуют на Ближнем и Среднем Востоке западные державы во главе с США. Как бы ни менялась внешнеполитическая тактика Вашингтона при Бараке Обаме, но американская дипломатия вполне верна «завету» одного из своих патриархов Генри Киссинджера: «США должны сохранить лидерство, чтобы сохранить мировой порядок».

Очевидно, что не линейный и противоречивый ход «арабских революций» вынудил Соединенные Штаты и их западноевропейских союзников весьма активно вмешиваться в ряде случаев в происходящие процессы. Случаи с Ливией и Сирией – примеры этого. Но тот же сирийский случай с вырвавшимся на поверхность «восточным Франкенштейном» в лице «Исламского государства» заставил и российское руководство, по сути, вступить в войну на ближневосточном направлении. На сегодня из великих держав – постоянных членов Совета Безопасности ООН только КНР напрямую оказалась вне схватки на Ближнем Востоке.

Но калейдоскоп интересов в этом регионе характерен не только для глобальных игроков. Очевидно, что и некоторые «региональные игроки» не прочь половить рыбку в мутных арабских водах. В частности, это замечание относится к Турции, чье консервативно-исламистское правительство с начала «арабской весны» делает все возможное, чтобы усилить влияние Анкары в исламском мире.

Открытое вмешательство Ирана в гражданскую войну в Сирии на стороне режима Башара аль-Асада также свидетельствует о вполне определенных геополитических аппетитах Тегерана в регионе. Правда, в отличие от наступательной тактики Турции иранцы, похоже, лишь пытаются защитить свои позиции.

Данная точка зрения может выглядеть спорной, но представляется, что на данном этапе от «арабской весны» выигрывает Израиль. Конечно, речь тут идет не о появлении на соседних территориях «Исламского государства», а о реальном ослаблении панарабской солидарности и самостоятельных, антиизраильски настроенных режимов на Ближнем Востоке.

Круто видоизменилась сегодня и «политическая карта» самого арабского пространства. Охваченный внутренними конфликтами Египет снизил свою внешнеполитическую активность, то же относится и к САР. После падения Муамара Каддафи Ливия вообще растеряла свое влияние в регионе.

И кто же выиграл от всего этого в арабском мире? Ответ напрашивается сам собой: Королевство Саудовской Аравии (КСА), недавно сформировавшее именно вокруг себя «суннитскую антитеррористическую коалицию», стало региональным «флагманом» на арабском Востоке. При отсутствии или ослаблении других конкурентов это является очень негативным знаком. В КСА и подконтрольных ему странах Персидского залива не существует политических свобод, нет там даже намека и на разделение властей. Верховенство Саудовской Аравии в арабском мире – явный шаг назад для всего региона. И уж точно это лидерство саудитов свидетельствует о том, что на смену «арабской весне» пришла-таки «зима».


Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 015 (5632) от 29.01.2016.


Комментарии