Мьянмский узел
По данным ООН, в результате межэтнического, а по мнению многих аналитиков, и религиозного конфликта в Мьянме (бывшая Бирма), произошедшего в конце августа между властями и национальным меньшинством — народностью рохинджа, погибли по меньшей мере 400 человек, более 87 тысяч вынуждены были бежать в соседнюю Бангладеш.
ФОТО Rehman Asad/NurPhoto via ZUMA Press/ТАСС
Как бы трагично ни звучали эти цифры, мировое общественное мнение, особенно на Западе, без особого эмоционального надрыва встретило сведения о случившемся. В какой-то степени это можно понять, ведь такого рода события произошли вдали от цивилизованного мира, в густонаселенном регионе, где атаки на религиозные меньшинства повторяются регулярно. Причем все это происходит с большими жертвами для мирного населения.
Однако на этот раз волна возмущения действиями властей Мьянмы была поднята лидерами ряда мусульманских стран, прежде всего Турции и Индонезии, и даже подхвачена руководителем Чечни Рамзаном Кадыровым. Этот факт дал возможность некоторым особенно впечатлительным аналитикам всерьез рассуждать, что молниеносная и резкая реакция ряда стран на события в Юго-Восточной Азии есть не что иное, как апробация механизма мобилизации исламского мира и его готовности защищать своих братьев по вере везде и всегда.
Следует заметить, что конфликт, случившийся в одном из штатов Мьянмы, Аракане, где проживают рохинджа, имеет очень давнюю историю, и его корни лежат отнюдь не только, и даже не столько в религиозной вражде между мусульманами, каковыми являются миллионное население этой народности, и остальными пятьюдесятью с лишним миллионами граждан страны, исповедующими буддизм. Подтверждение этому — хотя бы тот факт, что в Мьянме кроме мусульман-рохинджа проживают еще более 2 млн мусульман, а также 3 млн христиан, и с ними у местных властей нет и никогда не было никаких раздоров.
Истоки конфликта правительства с рохинджа на самом деле кроются в том колониальном наследии, которое оставили после себя британцы в 1948 году ставшей независимой Бирме. А точнее, в той демаркации границы, осуществленной Лондоном достаточно топорно, без учета всех национальных и территориальных особенностей, игнорирование которых почти сразу привело к резким противоречиям и столкновениям внутри страны.
Кроме этого следует учитывать, что во время Второй мировой войны, когда Бирма была оккупирована Японией, большинство населения — буддисты — поддержали силы Оси, а мусульмане-рохинджа остались верны британской короне. Тогда две стороны учинили массовые взаимные расправы, в ходе которых погибли десятки тысяч человек, что, естественно, не способствовало дальнейшему совместному проживанию.
К тому же послевоенные границы между ставшими уже независимыми Бирмой и Бангладеш были прочерчены англичанами таким образом, что рохинджа, считающие себя не бирманцами и не бенгальцами, а отдельным народом, оказались в независимой Бирме в положении преследуемого меньшинства, а в Бангладеш, куда они стремились перебраться, — не бенгальцами, т. е. не коренными жителями страны.
Ситуация — хуже не придумаешь — вроде бы свой среди чужих, но при этом чужой среди своих.
Положение рохинджа усугублялось вдобавок официальной политикой и бывших властей Бирмы, и нынешних властителей Мьянмы. И те и другие не считали в силу всех вышеназванных причин народ рохинджа своим населением. Для них они были переселенцами из соседней страны, с которыми руководство никогда не собиралось говорить на равных, они для них чужаки. Поэтому у них нет ни гражданских, ни социальных прав. Они не имеют права голоса на выборах, у них нет ни школ, ни больниц, субсидированных центральным правительством.
Поэтому понятно, что туда проник радикальный исламизм в лице так называемой «Армии спасения рохинджа Аракана», организации, финансируемой Саудовской Аравией. Именно внешние силы и спровоцировали нынешний конфликт. Правительство Мьянмы не без оснований считает данную организацию террористической, и потому его силовая реакция на нападение боевиков на блокпосты в штате Аракан на границе с Бангладеш по большому счету понятна. Но армия есть армия, и ее участие в гражданском конфликте чревато большими издержками. Собственно, так и получилось, учитывая число беженцев и убитых в Мьянме, обнародованное ООН.
Теперь, что касается реакции на данные события в очень далекой от Чечни стране ее лидера Рамзана Кадырова. Как известно, на многочисленном митинге в Грозном чеченский лидер заявил, что он готов выступить против внешнеполитического курса Москвы и лично президента РФ, если Россия будет «поддерживать тех «шайтанов», что убивают рохинжда». Некоторые российские либеральные аналитики посчитали, что таким образом «политический ислам» пришел в Москву, и Кадыров, пытаясь стать лидером всех мусульман в России, в очередной раз проверяет Кремль «на слабо».
Думается, что такая трактовка чрезмерно заострена и не соответствует масштабу случившегося в Грозном и степени фронды в словах Кадырова, сказанных на митинге в адрес российского руководства. Цифра собравшихся на митинг в столице Чечни, которая была озвучена местным МВД, — миллион человек, вообще из области фантастики, с учетом того, что в республике всего проживают 1,4 млн человек.
Характерна и спокойная реакция Владимира Путина на случившееся в Мьянме, а затем и в Чечне. Сначала в ходе переговоров с египетским президентом он выразил обеспокоенность в связи со столкновениями в Мьянме, а чуть позже, выступая на итоговой пресс-конференции на саммите БРИКС в Китае, пояснил: «Что касается мнений граждан России по поводу внешней политики Российского государства, то каждый человек имеет право иметь собственное мнение. Я вас уверяю, что никакой фронды со стороны руководителя Чечни нет, прошу всех успокоиться, все в порядке».
Не менее показательна и ответная реакция Рамзана Кадырова. Буквально через час после выступления Владимира Путина Кадыров выразил благодарность российскому президенту за осуждение насилия в Мьянме и вновь назвал себя «верным пехотинцем Путина».
Комментарии