Август 1991-го в личном формате

Августовские статьи профессора Владимира КАЛАШНИКОВА об истории демонтажа СССР вызвали много откликов и просьбы к автору рассказать о своем личном отношении к описанным событиям. Автор ответил на вопросы нашего корреспондента Александра БОРИСОВА.

- Летом 1991 года вы были секретарем ЦК КПСС, находились в Москве и не могли не участвовать в том, что происходило. Однако личностный момент в ваших статьях не присутствует.

- Говорить о своем личном участии и понимании событий лета 1991-го мне трудно, потому что в обществе по понятным причинам доминирует черно-белая трактовка этих событий, а они очень сложные, и в двух словах эту сложность не объяснить. Впрочем, авторская позиция в моих статьях прослеживается ясно. Введение режима ЧП в августе считаю трагической глупостью, которая и позволила команде Ельцина запретить КПСС и разрушить СССР. Демонтаж СССР - тяжкое преступление. Вред России - подчеркиваю, именно России - нанесли громадный. Мы еще не осознаем до конца, насколько громадный. Хотя Украина сегодня это показывает: мина, заложенная в 1991-м, взорвалась через два десятилетия.

- Чем вы занимались в ЦК летом 1991 года?

- Подготовкой проекта новой программы КПСС. Проект был в основном одобрен 26 июля на пленуме ЦК, доработан с учетом сделанных замечаний и 10 августа опубликован в «Правде» как база для обсуждения в партийных организациях.

- Июльский пленум ЦК, кстати, оказался последним в истории КПСС. Вы выступали на нем?

- Да. Говорил о проекте программы, о ситуации в стране и партии. В тот момент считал важнейшей задачей ЦК сохранить союзное государство, а для этого надо было сохранить единство самой КПСС.

Опасность раскола остро проявилась на апрельском пленуме, когда часть членов ЦК хотели отправить генсека в отставку, а другая часть были против. Пленум ЦК, по уставу, не имел права отстранить генсека, которого напрямую избрал съезд партии. Снятие генсека в нарушение устава автоматически вело к расколу.

- Чем же был так опасен раскол КПСС?

- Он развязывал Ельцину руки без всякого ГКЧП. Две или три новые партии стали бы делить имущество прежней КПСС, вести войну «компроматов» и т. п. Это привело бы к массовому выходу рядовых коммунистов из КПСС, и в той ситуации они бы не вступили в новые партии. А главное - все компартии союзных республик ушли бы в «свободное плавание».

Поэтому я и говорил на пленуме, что ЦК не должен делать шагов, способных спровоцировать раскол. Надо было учиться бороться в рамках реальной многопартийности, а не валить все на генсека.

- А Горбачев не был виноват в той кризисной ситуации, которая сложилась в стране к августу 1991-го?

- Конечно, виноват. Но не он один. Скажите, кто был виноват в том, что в июне 1990 г. народные депутаты России, 86% из которых состояли в КПСС, дружно приняли Декларацию о суверенитете и кучу постановлений, которые спровоцировали всеобщий «парад суверенитетов» и «войну законов»? Получалось, что эти коммунисты не понимали, что они делали, а местные партийные комитеты никак не влияли на позиции своих депутатов-коммунистов.

- И чем же закончился последний пленум?

- Решили осенью проводить съезд, принимать программу и строго в рамках устава выбирать ЦК и генсека. Предсъездовская дискуссия давала возможность объективно оценить работу генсека, каждого члена ЦК, всех звеньев партии. Такой путь позволял избежать раскола и привести к консолидации партии как действительной политической силы. Однако этот путь закрыла бездарная акция ГКЧП.

- Вы знали заранее о решении создать ГКЧП?

- Знал, что вопрос о введении ЧП обсуждался, но Горбачев считал его преждевременным, и мне в голову не приходило, что кто-то из его команды пойдет на этот шаг в обход президента. Секретариат ЦК вообще такой вопрос не рассматривал. О принятом 18 августа решении из секретарей ЦК знал только Олег Шенин, которого Горбачев оставил «на хозяйстве», потому что первый заместитель генсека Владимир Ивашко был болен. В ночь на 19 августа Шенин информировал об этом еще двух секретарей ЦК. Остальные узнали утром из выпуска новостей.

- Он объяснил вам свои действия?

- Упомянул о том, что после отмены статьи 6 Конституции СССР решение о вводе ЧП - компетенция высших должностных лиц государства, и дал понять, что члены ГКЧП не хотели втягивать секретарей ЦК в это дело. Решили сами сделать «грязную работу», зная, что и в случае успеха им придется поплатиться карьерой: Горбачев ими пожертвует. Об отставке и «невозвращении» Горбачева речи не было.

- Шенин признал, что Горбачев не болен?

- На мой вопрос он ответил, что президент очень устал, разбит, ему трудно принимать необходимые решения. Перед отъездом Горбачев действительно производил впечатление вконец измотанного человека, хотя на людях держался бодро. Шенин также заверил, что «ни один волос не упадет с головы генсека». Вся информация была построена так, что у меня не осталось сомнений: команда президента делает «грязную работу» с негласного согласия или «полусогласия» Горбачева.

- А сейчас вы тоже так считаете? Многие до сих пор говорят о «заговоре самого Горбачева».

- Из всей позднейшей информации вытекает, что на встрече в Форосе 18 августа Горбачев все же не дал согласия на введение ЧП, но и не остановил эту акцию. Он мог это сделать. Хотя спецсвязь была отключена, поздно вечером 18 августа Горбачев позвонил по обычному телефону влиятельному члену ЦК Аркадию Вольскому, своему твердому стороннику: «Сейчас скажут, что я болен, знай, что я здоров». Однако он не просил Вольского поставить об этом в известность тех секретарей ЦК, которые были заведомо против введения ЧП вне правовых рамок. О чем говорит этот звонок? Либо Горбачев так подстраховался, боясь за свою жизнь, либо не хотел мешать членам ГКЧП попробовать сделать «грязную работу». А вдруг получится! Не хочу гадать, что им двигало в тот момент.

- А если бы секретариат собрался вечером 18-го, он поддержал бы ГКЧП?

- Очевидного, понятного для населения страны повода для введения ЧП тогда не было. И нельзя было вводить ЧП без четкой правовой основы и внятного объяснения, зачем это сделано. Инициатива Шенина вызвала бы в секретариате ЦК как минимум серьезный раскол.

- Почему же этот раскол не произошел утром 19 августа, когда Шенин собрал тех секретарей ЦК, кто находился в Москве? Почему никто из них публично не выступил против ГКЧП?

- Потому, что ЧП было уже введено, назад было не отыграть, и в этих условиях никто из тех, кто был против этой акции, не мог открыто выступить с ее осуждением. Это означало бы ударить в спину тем своим товарищам, кто искренне хотел сохранить Союз и предотвратить подписание нового Союзного договора с неопределенными последствиями.

Конечно, в эти дни в ЦК были разные мнения и обсуждались разные шаги, но «хороших» шагов в той ситуации уже не было. Поэтому из ЦК утром 19 августа только в адрес первых секретарей обкомов и рескомов ушла секретная телеграмма, в которой им предлагалось оказать «содействие» ГКЧП, но «в практической деятельности руководствоваться Конституцией СССР». Иными словами, ЦК не давал парторганам санкции на действия, нарушающие Конституцию СССР, и не поддерживал такие действия со стороны ГКЧП. Сейчас эта телеграмма кажется нелепой, но тогда это был тот компромисс, который предотвратил раскол в секретариате ЦК. Отмечу, что ни тогда, ни после никто из секретарей ЦК КПСС не стал выгораживать себя и топить других.

Все органы КПСС, по сути, оказались коллективными заложниками действий ГКЧП. Секретари обкомов, так же как и секретари ЦК, в условиях уже состоявшегося введения ЧП не могли нанести ему удар в спину. Тем более что никому в голову не приходило, что вице-президент Геннадий Янаев это сделал по собственному почину.

- Чей же все-таки это был почин? Как вы видите это теперь?

- Крючкова. Остальные члены ГКЧП просто поверили в то, что у Крючкова «все схвачено», все подготовлено. Важную роль сыграл и Олег Бакланов. Он отвечал за ВПК и понимал, какой удар по оборонному комплексу нанесет развал федеративного государства. Никаких личных выгод он не преследовал, так же как Язов и Пуго. Про этих троих я знаю точно.

- И последнее: как вы в целом оцениваете позицию и роль Горбачева в событиях 1991 года?

- Горбачев стремился сохранить СССР как социалистическое государство. Все разговоры о том, что он заранее планировал покончить с социализмом, - глупость. Однако Горбачев боялся применить для защиты социализма и единства СССР свои конституционные полномочия в ответ на атаки сепаратистов и «демократов». Он получил Нобелевскую премию мира и хотел быть «голубем» как во внешних, так и во внутренних делах, не прибегать даже к конституционному насилию.

- Имела ли его тактика шанс на успех в условиях кризисного 1991 года?

- До 19 августа 1991-го такие шансы были. Три дня августа многое изменили. И важным было то, что они психологически сломали Горбачева. Он потерял уверенность в себе. Вернувшись из Фороса, Горбачев сдался на милость Ельцина: не попытался вернуть себе ту власть, которая ему законно принадлежала как президенту СССР. А такая возможность была. Горбачев сделал и еще один шаг, которому нет оправдания: 23 августа на клочке бумаги, который принес Геннадий Бурбулис, президент СССР наложил резолюцию, разрешившую захват здания ЦК под предлогом того, что там якобы уничтожают документы. На этой основе были захвачены и разгромлены все партийные комитеты по стране в целом. После разгрома КПСС дорога к демонтажу СССР была открыта.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 197 (5814) от 21.10.2016.