Я иду с бабушкой

На этом фото – моя бабушка, Мария Николаевна Попова. 9 мая с ее портретом в руках я пойду на марш «Бессмертного полка». Последний раз мне доводилось участвовать в массовых шествиях еще во времена аспирантуры. Но сегодня бабушке пора вновь становиться в строй.

Читать о том, что Ленинград во время войны нужно было сдать немцам ради спасения его жителей, приходилось и раньше. Стискивать зубы, уговаривать себя, что все это «отрыжка» свободы слова, позволяющей жаждущим известности гражданам привлечь внимание к себе каким-нибудь скандальным заявлением. Верилось, что пена наконец схлынет. Не схлынула. Уже в этом году в деловой газете появилась статья Л. Лурье «Мифы и быль о блокаде». Когда я прочел: «Для петербуржцев освобождение от осады – то же, что освобождение Освенцима для евреев» и «Многие надеялись, что немецкая оккупация будет меньшим из зол», то понял – уже не могу молчать. Бабушка не простит.

Мария Николаевна не служила в армии, работала дворником. Вернее, стала им во время блокады, потому что так было нужно, хотя до войны не работала вообще. Она провела в городе все 900 блокадных дней, свидетельством чему – медаль «За оборону Ленинграда». Защитник блокадного города – думаю, этого звания достаточно, чтобы записать ее в «Бессмертный полк».

Кое с чем нужно определиться сразу.

Действительно ли в блокадной истории много мифов? Конечно. Любой подвиг всегда обрастает мифами. Собственно говоря, сопутствующая мифология – лучшее подтверждение истинного величия происшедшего.

Есть ли правда о блокаде, которой мы не знали? Разумеется. В том числе и довольно горькая.

Существовал ли в блокадном городе каннибализм? Вполне возможно. Из 90 человек, застигнутых в 1846 году снежной бурей в горах Сьерра-Невады, выжили только половина. За счет другой половины. В миллионном городе слабых духом могло быть куда больше. Другой вопрос: нужно ли сейчас подробно обсуждать эту тему?

Не хочется вспоминать поговорку, объясняющую, кто особенно удачлив в поиске грязи, но некоторые авторы невольно вынуждают к этому.

Великий писатель Гоголь в быту был весьма непривлекательной личностью. Если не верите, почитайте его письма, они доступны. Но весь мир предпочитает обсуждать гениальные произведения Гоголя, а не то, как он клянчил деньги у старой матери. Впрочем, кому что нравится. Это вопрос выбора.

Была ли в блокадном городе паника? Нет. Иначе он попросту не выжил бы. Были ли паникеры? Конечно. Стоит ли о них говорить? Говорите, если предпочитаете помнить Герострата, а не храм Артемиды.

Между прочим, трясти грязным бельем – вовсе не такое безобидное занятие, как кажется. К сожалению, среднестатистический читатель не владеет фактами, он читает лишь комментарии. И тем больше верит им, чем чаще их повторяют. Если не знать, что руководитель Ленинграда А. А. Жданов страдал диабетом (а многие ли это знают?), легко поверить, что в блокаду он объедался пирожными.

Десять лет назад мне посчастливилось работать над пьесой, посвященной 65-летию битвы под Москвой. В Музее истории города я нашел одну из самых интересных книг, которые когда-либо держал в руках. В ней были документы. Только документы военных лет, без комментариев. Я читал одну страницу за другой и поражался, как легко, один за другим, рушатся мифы, созданные уже в новое время.

Многие знают о подвиге подольских курсантов, которые полегли под Москвой, отбиваясь от немецких танков. Этот эпизод в красках показан в фильме Н. Михалкова «Утомленные солнцем-2». Для любителей сенсаций сообщу: реальность была еще страшнее, чем в кино. Курсанты имели только две пушки, а потери убитыми составили три с половиной тысячи человек.

Удобный повод проклясть извергов-командиров, обрекших ребят на смерть. Но многие ли знают о том, что 5 октября 1941 года целый немецкий корпус неожиданно вышел в тыл советским частям и двинулся на Москву на участке фронта, который никто не защищал. Почему же немцы не взяли столицу в этот день? Отчасти потому, что вообразили, будто их заманивают в ловушку. Но заминка длилась недолго. И тогда против них встали те, кто только и мог успеть закрыть линию обороны, – курсанты близлежащих военных училищ, те самые подольские мальчики. Эти герои – 300 спартанцев наших дней. И если вокруг них родятся новые мифы, я не буду против.

Но вернемся к Ленинграду. Читая военные документы, я раз за разом натыкался на отчаянные реляции командиров наступавших на Москву немецких частей: «Дайте подкрепление! Дайте танки! Дайте самолеты!». Как правило, просили немного. Этого «немного», по мнению опытных немецких генералов, было бы достаточно, чтобы изменить хрупкий баланс сил в свою пользу. А теперь представьте, что на юго-восток к Москве двинулась бы не часть танковых соединений, отведенных 17 сентября 1941 года, а вся армада немецких войск группы «Север», скованных под Ленинградом.

Так нужно ли было сдать город? Для меня те, кто отвечает на этот вопрос положительно, вне рамок дискуссии. Они – по ту сторону окопа. Когда я читаю: «Многие надеялись, что немецкая оккупация будет меньшим из зол», – мне хочется (как ни грешны эти мысли), чтобы автор вдруг оказался в блокадном городе и повторил эти слова его защитникам. Моей бабушке, например.

Не будем отрицать: кое-кто из жителей Ленинграда разделял эту точку зрения. Но, слава богу, трусов оказалось немного. Именно потому выжил город, выжили мои родные, и на свет появился я.

А насчет того, что сдача города сохранила бы жизни... Из 3 200 000 жителей Ленинграда погибли 1 200 000 человек. Страшные цифры. Но... По данным кандидата исторических наук ведущего популярной радиопрограммы «Виват история!» С. Виватенко, в Детском Селе (Пушкине), пережившем немецкую оккупацию, остались пять процентов населения, а в Гатчине, переименованной фашистами в Линдеманштадт, из 40 000 жителей уцелели лишь 380. Так что баварское пиво в сданном Ленинграде пришлось бы пить немногим...

На этом можно закончить. И все же нельзя не сказать о том, почему Ленинград не Освенцим. Уже потому, что главным желанием тех, кто находился в Освенциме, было вырваться из ада. А главным желанием жителей блокадного Ленинграда – выстоять в этом аду. Впрочем, некоторые, наверное, не видят разницы.

Между прочим, самыми жуткими извергами в концлагерях были вовсе не немцы, а лагерные охранники из своих. Те, кто прагматично решил: сохранить жизнь ценой предательства – куда лучше, чем переносить немыслимые страдания. Уверен, они бы точно поддержали идею о сдаче Ленинграда. Вы в достойной компании, господа. Но я предпочту остаться с бабушкой. Ее нет уже больше 20 лет, но моя мама, блокадная школьница, – жива и готова подписаться под каждым словом.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 081 (5454) от 08.05.2015.