Уголь для пекарен

Осенью 1942 года, когда мне было 17 лет, устроился я на работу в отдел плавсредств Ленинградской военно-морской базы. Взяли меня на буксир «Бурун» матросом, а капитан отправил в машинное отделение кочегаром. Круглые сутки таскал наш буксир по Неве груженые и пустые баржи, переставлял с места на место суда. Отдел плавсредств снабжал их топливом, боеприпасами и продовольствием.

Источник: nk-tv.net

...Идем по Неве. Тяжелые льдины с Ладожского озера, на которых остались следы Дороги жизни, плывут по темной воде к Финскому заливу. Наш маленький буксир обходит их стороной, стараясь избежать столкновения. Из жаркой кочегарки выскакиваю на палубу подышать чистым воздухом и простужаюсь. Проболел целый месяц.

Теперь я матрос на шаланде. Она железная, длиной с эсминец. Вдоль бортов по шесть отсеков, носовой и кормовой кубрики, каждый на восемь человек, а я всего один. Шаланду поставили у Летнего сада, а днем перевели к пристани-плавучке. Только улегся вечером спать, как меня разбудил сильный стук в борт. Едва я выскочил на палубу, как в руки полетел конец.

– Держи, капитан! – крикнул матрос. – Сейчас пойдем. Никаких огней, и чтобы было тихо.

Буксир взял шаланду на длинный трос, и мы малым ходом пошли вниз по Неве. В кромешной темноте долго пробирались на ощупь, пока звезды не заслонил огромный контур военного корабля.

Борт скрипнул о борт, сверху упали два пеньковых троса, которые я закрепил на носу и корме. Утром, выйдя на палубу, увидел, что стою у борта военного корабля, орудия которого направлены в сторону Петергофа. К моим ногам упал веревочный трап. Матрос сверху махал рукой, приглашая подняться. Я не заставил себя ждать: интересно побывать на борту военного корабля. С его высокого корпуса как на ладони была видна Угольная гавань.

Меня предупредили, что за надстройки высовываться опасно. Долго расспрашивали о семье, о положении в Ленинграде. Накормили флотским борщом и пшенной кашей, что было кстати. Дали на неделю сухим пайком продукты.

В Угольной гавани морского порта водолазы поднимают уголь, осевший на дно в течение десятилетий. За этим углем и привели сюда шаланду. Когда стемнело, подошел буксир и переставил шаланду к пирсу. Перекинули мостки, и началась погрузка. В полной темноте всю ночь солдаты на тачках возили уголь и ссыпали его в трюм. Безмолвные тени, как призраки, беспрерывно скользили по мосткам, бесшумно катились тачки, ни команд, ни разговоров. Еще затемно буксир снова переставил шаланду под прикрытие крейсера и моментально исчез.

Любое движение в районе Угольной гавани вызывает огонь вражеских батарей. Вся гавань просматривается фашистскими наблюдателями. Семь ночей шла погрузка, а нагрузили всего четверть трюма. На восьмые сутки буксир привел шаланду в Неву и поставил у Стрелки Васильевского острова.

Третьи сутки стою на месте. Наконец подошел буксир. На шаланду перескочил матрос: «Прибыл в ваше распоряжение. Звать Иваном».

Прошли под разведенными мостами. Слева черной громадой проплыла бетонная чаша стадиона имени Ленина. Его деревянные трибуны давно разобрали на дрова. Вращаем вдвоем огромный штурвал.

Буксир вышел в залив и набрал ход. Никаких ориентиров, идем вслепую вдоль морского канала. И сначала буксир, а потом шаланда садятся на мель. Ждем помощь. Наконец дежурный буксир «Красный октябрь» снял нас с мели, и мы полным ходом рванули в Кронштадт...

Шаланда стоит напротив Морзавода на виду у немецких наблюдателей, сливаясь по цвету своими ржавыми бортами с гранитом стенки. У мола затонувший корабль, в котором я узнал эскадренный миноносец «Минск». В открытом море стоит линкор «Марат», вернее то, что от него осталось. На палубе вижу матросов, грозно вздымаются стволы орудий.

Уголь приказали отпускать по запискам, в которых указано количество тачек, фамилия старшего матроса, номер машины, а также стоит печать и подпись командира. Мне вручили лист бумаги и вменили в обязанность вести учет отпущенного угля.

Матросы стараются нагрузить тачки сверх меры так, что едва вывозят их из глубокого трюма по узеньким мосткам сначала на палубу, а потом на берег, к машинам. Шаткие мостки скрипят и гнутся под тяжестью. Уголь берут для пекарен, и матросы привозят мне большие куски горячего пахучего только что испеченного хлеба с хрустящими корочками. Они в шутку называют меня капитаном и клянчат лишнюю тачку угля. Тачкой больше, тачкой меньше, никто его не мерил, когда грузили, и я разрешаю. Увидев у меня книги, они чуть не вырывают их из рук. Я отдаю прочитанные книги просто так, а они в благодарность привозят хлеба килограмма два, не буханкой, а небольшими кусками.

Четыре дня шла разгрузка, наконец вывезли последнюю тачку угля. Матросы намели из всех углов еще четыре тачки сверх нормы. Железное дно шаланды заблестело, как зеркало.

Леонид СМИРНОВ, инвалид войны

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 031 (5404) от 24.02.2015.