«Пусть говорят»? Пусть думают!

Не столько самоубийство восьмиклассника Ромы Лебедева, сколько муссирование этой трагедии наглядно показало, на каком уровне взрослости мы все находимся.

«Пусть говорят»? Пусть думают! |

Надо бы наградить балабола Андрея Малахова медалью. Может, даже за отвагу — и не важно, понимал парень, что за всех отдувается, или делал все бессознательно. Главный телеканал страны (рупор, так сказать) счел, что историю Ромы Лебедева и претензии к российской школе нужно ана­томировать в стиле Джерри Спрингера. И обществен­ность, получается, способна обсуждать трагедии лишь в режиме малаховского «Пусть говорят». Где Познер? Где Со­рокина? Где, я извиняюсь, адекватность масштабам тра­гедии, уж коли говорят о тра­гедии российского масшта­ба? «Вы считаете, что учи­тельница могла сексуально домогаться мальчика?» — озабоченно спрашивает веду­щий Андрюша. Нет, никто, ко­нечно, так не считает. Но про сексуальные домогательства все запомнили.

Авторитетные теле- и ра­диофигуры, как и многие ав­торитетные издания, сидят заткнувшись. Даже те, что по­началу рванули во весь опор, сейчас резко притормозили и уточняют информацию: ой, кажется, мальчик мыл полы в школе как дежурный, и не три недели, поскольку школа на­чала работать только 14 сен­тября; ой, кажется, у мальчи­ка была проблемная наслед­ственность; ой, надо бы до­ждаться решения суда, раз уж мы за цивилизованность. И так далее. И неизвестно, сколько еще новых сведений накопают.

На днях в Интерфаксе не­сколько учителей красносель­ской школы № 262 надрывно зачитывали послание: «Педагогический коллектив нашей школы обращается к общест­венности РФ с просьбой под­держать нас в требовании прекратить психологическую травлю со стороны средств массовой информации...». Что характерно, обращение к общественности предполага­лось через те же средства массовой информации. И еще из обращения: «Авторитет школы и учителя зарабатыва­ется десятилетиями, а уничто­жить его можно росчерком пе­ра недобросовестного писа­ки».

Дорогие учителя! Значит, такой был авторитет. «Клеве­щут на российскую школу» ва­ши бывшие ученики; они же — родители ваших нынешних учеников. Это как же мы вос­питаны, если спонтанно пове­рим всему, что нам скажут про школу. Небитому человеку трудно представить себе, что в приличных учреждениях, случается, бьют — необяза­тельно физически. Тот, кого в свое время били, поверит с ходу. Мы поверили с ходу. У большинства родителей зара­нее был готов ответ на вопрос «кто виноват».

Одна из учительниц школы № 262 в ток-шоу слезно сооб­щает Роминой бабушке, кото­рая одна тянула двух пацанов, что и сама в одиночку подня­ла двух детей. И Вера Ар­кадьевна одна сына растила. Это что, для учителя достоин­ство? В школе нет мужчин. Это катастрофа. Поклон мсье Малахову, шоу показало: бо­лее или менее адекватно и до­стойно на чрезвычайное про­исшествие реагируют именно мужчины. Хотя бы потому, что не впадают в истерику. И спо­собны думать и формулиро­вать. А нас учили и учат в большинстве своем женщины и в большинстве своем не­счастливые; увы, необяза­тельно мудрые и даже необя­зательно умные. Подозреваю, каждый второй ребенок слы­шит родительский коммента­рий в адрес каждой третьей учительницы: «Дура». И мама аккуратно на 1 сентября и на День учителя с натянутой улыбкой дарит «дуре» цветы.

Мы играем в цивилизован­ность, компьютеры в школы покупаем. Детей тестируем. «Посмотрите на рисунки Ро­мы Лебедева! Они говорят о повышенной тревожности». Фу-ты ну-ты! И что?! Мы тес­тируем детей и храним их ри­сунки несколько лет — зачем? В чем продуктивность этих тестов?

Один академик мне как-то говорил, что, согласно иссле­дованиям, люди с садистски­ми наклонностями выбирают, как правило, профессии дан­тиста и учителя. Внимание: исследования проводили американцы. Естественно, в своей Америке. Где у учителей иные зарплаты. И все же. Мы, разумеется, поднимем вой, если узнаем, что нашего ребенка третирует дама с расшатанными нервами; мы, естественно, начнем качать права, если нашего ребенка щелкнут по лбу линейкой. Но мы, в общем, смиримся, если нашему чаду будет препода­вать посредственность.

Учителя школы № 262 недо­умевают: ни Рома не походил на потенциального самоубий­цу, ни Вера Аркадьевна — на изувера. Поборы почти везде. Подзатыльники почти везде. Большие или меньшие униже­ния почти везде. Просто у Ве­ры Аркадьевны оказался в классе такой вот мальчик. Ко­торый пошел и так страшно себя убил. А сколько мальчиков/девочек, которые пере­терпят, себя не убьют, а вы­растут и за всю жизнь не смо­гут отделаться от установки: даже если твой начальник не вполне умен и не слишком по­рядочен — все равно подчи­няйся, дурак. Телеведущая Яна Поплавская, выросшая из «Красной Шапочки» в метал­лическую леди, сказала, в об­щем, правильную вещь: «Мы, родители, боимся и ненави­дим школу. А школа по-преж­нему не может вырастить лю­дей, которые могли бы прине­сти пользу своей стране». В нас не культивируют сме­лость — в нас культивируют послушание.

Одна из учительниц той красносельской школы (имя не назову) сказала: «Мы пото­му так поддерживаем Веру Аркадьевну, что в той запис­ке могло быть имя любой из нас». Если для педагогов не­мыслимо, как с Верой Ар­кадьевной такое могло слу­читься, то, действительно, кто из них застрахован? Навер­ное, так же подумали боль­шинство российских учите­лей. Почти каждому есть что припомнить: Иванову дал под­затыльник; Петровой велел выйти вон из класса и смыть косметику; Сидорова просто игнорировал...

«Почему на похороны мальчика не пришли учите­ля?» — спрашивает Малахов. «Почему в обращении «к рос­сийской общественности» нет самого элементарного — хотя бы нескольких слов о том, что школа соболезнует семье Ромы?» — напирали журналисты в Интерфаксе. Ответ: школа в шоке, школь­ные преподаватели сейчас неадекватны. Журналисты (тоже родители, тоже платя­щие школам ту или иную дань и тоже тихо ее ненави­дящие) также в шоке и не­адекватны. И ставят репор­таж в самый конец новостно­го выпуска как самое лако­мое. Чтобы телезрители от­смотрели все эти официаль­ные визиты и прочее и до­ждались «красносельской трагедии». Куда ни глянь — шокированные и неадекват­ные люди. Да это же не оп­равдание, это диагноз.

Мы в своем шоке и не­адекватности вообще не по­думали о том, что в школе № 262 учатся еще 950 детей. Они ежедневно приходят в это пропахшее успокоитель­ным заведение, сталкивают­ся в коридорах с работника­ми ОБЭПа и прокуратуры, ви­дят заплаканных учительниц.

У моей знакомой в той шко­ле учится сын. У этого 11- летнего сообразительного пацана в голове полно во­просов. Школа на них отве­тов не дала. Учителя разго­варивали с детьми спонтан­но и в меру собственного ра­зумения. Например, после одной такой беседы тот мальчик заявился домой со словами: «Учительница ни в чем не виновата, это журна­листы делают деньги на смерти ребенка». Детишкам так сказала педагогиня — не классный руководитель, а просто одна из учительниц. В качестве наглядного посо­бия демонстрировала газе­ту, где о смерти Ромы гово­рилось рядом с очередным сообщением о личной жизни Аллы Пугачевой. Возможно, некоторые родители на та­кой пассаж о журналюгах со­гласно кивнули; моя знако­мая была оскорблена. По­скольку она журналист. И сейчас ее ребенок объяснял ей, на чем журналисты дела­ют деньги.

Очередную контрольную для взрослых все взрослые сдали на «неуд.». А детки мотают на ус. Некоторые, по словам учи­телей, усекли, что теперь мож­но заявить: «Поставишь двой­ку — на рельсы лягу».

Какое там «Пусть говорят»! До чего мы хотим договорить­ся? До того, чтобы довести до черты Веру Аркадьевну или кого-нибудь из ее родных? С соответствующей запиской: «В моей смерти прошу ви­нить...».

И у нас уже есть шоу, где все это можно будет обсу­дить.

Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 187 (3488) от 6 октября 2005 года

#обсуждение #СМИ #корректность

Комментарии