Наша вечная боль
Наверное, так оно и должно быть: в День Победы мы вспоминаем о героях и подвигах Великой Отечественной, а сегодня, в День памяти и скорби, – о ее жертвах. За юбилейными фанфарами мы не должны забывать о цене Победы. Исследователи полагают, что точное количество жертв той войны до сих пор не установлено, и число 26 миллионов, фигурирующее сегодня, не окончательное. Речь об этом шла на «круглом столе» в петербургском агентстве ТАСС, посвященном годовщине начала Великой Отечественной войны.
ФОТО из архива редакции
Как напомнила доктор исторических наук Юлия Кантор, до сих пор не подсчитано даже точное число жертв Ленинградской блокады. Доподлинно неизвестно, и сколько мирного населения погибло во время Сталинградской битвы. Единственная монография об этом, «Засекреченная трагедия», подготовленная историком Татьяной Павловой, вышла не так давно крошечным тиражом триста экземпляров.
– После войны власти СССР были крайне не заинтересованы в том, чтобы называть подлинное количество жертв, понесенных нашей страной, – считает давно занимающийся этой темой профессор Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого доктор исторических наук Борис Ковалев. – В первую очередь, чтобы не дать повода нашим бывшим союзникам, ставшим врагами в холодной войне, заподозрить нас в слабости. Мы должны были казаться сильными, чтобы ни у кого не было мысли снова развязать против нас войну.
А на местах были свои причины занижать, а иногда и попросту скрывать количество жертв. Ибо оно свидетельствовало о том, что порой спасению гражданского населения не уделялось достаточного внимания. Что многих жертв можно было бы избежать, если бы не элементарное головотяпство, а то и вовсе трусость или паника, охватившие местных руководителей. К примеру, после войны не вспоминали, что для срочной эвакуации беззащитных пациентов психиатрических интернатов часто не хватало транспорта... А потом они попали в руки врага и были замучены.
– Вопрос о цене Победы порой очень неудобный. Ибо он сопряжен с выяснением того, насколько была готова наша страна к началу войны, каковы истинные причины тяжелых поражений Красной армии в первые месяцы, почему таким колоссальным было число наших военнопленных, – считает Юлия Кантор.
Нельзя сказать, что академическая наука остается в стороне от этих тем. Но исследования серьезных ученых выходят мизерными тиражами. Издателей можно понять: с подобных книг большой прибыли не получить. И прилавки книжных магазинов завалены порой низкопробным историческим чтивом, в котором неискушенному читателю трудно отличить правду от вымысла...
Вполне нормально, что у нас, как и везде, хотят гордиться героями и не очень любят вспоминать о трагедиях. Но ведь это две стороны одной медали! Ни то ни другое не должно предаваться забвению.
После войны преступления фашистов протоколировались в специальных «Актах о злодеяниях...». Они составлялись под эгидой Чрезвычайной государственной комиссии, по всей стране в этой работе участвовали больше семи миллионов человек. Однако тему гибели наших военнопленных потом как будто отодвинули в тень. А ведь и они достойны простой человеческой памяти.
В Ленинградской области до сих пор не увековечены многие места их гибели. А ведь в одном только Гатчинском районе в концлагерях погибли 80 тыс. человек! Между тем братские могилы зарастали, их сравнивали с землей. В Скворицах на останки пленных наткнулись спустя много лет после войны, когда рыли котлован под многоквартирный жилой дом... В Выре во время оккупации фильтрационный концлагерь находился на той территории, где теперь музей «Домик станционного смотрителя». Только недавно, в ноябре 2013 года, около музея появился деревянный поминальный крест...
– Тему оккупации всегда старались обходить стороной, – говорит гатчинский краевед Андрей Бурлаков. – Был в оккупации – значит попадешь под подозрение «компетентных органов». Долгие годы это было как клеймо, за которым – ограничения при приеме в вузы, на работу, вступление в комсомол, партию...
Когда в 1980-х годах, занявшись первыми краеведческими исследованиями, Бурлаков беседовал со старожилами, люди очень неохотно рассказывали о том времени. Боялись сказать лишнее. Многие просили: только не надо публиковать, пока мы живы.
– Трагедия оккупации коснулась и моей семьи: у нас погибли двенадцать человек, – пояснил гатчинский исследователь. – Когда мой дед, дошедший до Берлина, вернулся с войны, родной дом в Суйде был пуст. Его старшего брата нацисты повесили в Гатчине с табличкой «партизан», младшего казнили в Суйде за то, что украл лепешку. Сестру с сыном угнали в рабство... И что, это можно забыть? А теперь чиновники, к которым я безуспешно обращался за помощью в издании своей книги «Гатчинский край в годы оккупации», говорят мне: «Тема неактуальная. Зачем будоражить людей? Напишите лучше о героях».
Однако дело не только в «забывчивости». Даже про героев подчас помнят весьма избирательно – для галочки.
– В январе прошлого года я приехал в село Кобрино в день 70-летия его освобождения от фашистских захватчиков, – рассказал Андрей Бурлаков. – И был неприятно поражен: на местном воинском мемориале, где лежат герои-освободители, все было покрыто глубоким снегом. Пришлось позвать местных школьников и вместе с ними взяться за уборку. Потом я заглянул в администрацию, где мне без тени смущения ответили: «А у нас только послезавтра будет праздник, тогда и уберем».
В нынешнем году ко Дню Победы под Гатчиной хотели поставить памятник тем деревням, которые некогда стояли в районе и были стерты войной с лица земли. Определили место – там, где когда-то существовала деревня Красный Хутор; собрали исторические материалы. И – отложили до будущих времен. Теперь, наверное, до следующей круглой даты...
Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 110 (5483) от 22.06.2015.
Комментарии