Нас извлекли из-под обломков

До войны и блокады в нашей семье были девять человек. Четверо - маленькие дети. Остались двое - моя старшая сестра Мария и я.

Иллюстрация pixabay.com

Отец наш Алексей Михайлович Михайлов работал столяром в Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова. Чтобы прокормить семью, ему и маме - Прасковье Алексеевне приходилось работать две, а иногда и три смены. Подрастали дети и тоже включались в трудовую жизнь.

В 1940 году мне исполнилось 17 лет, и я была принята санитаркой в клинику ортопедии и травматологии академии. А с первых дней войны еще и зачислена в пожарную команду МПВО. Во время тревог приходилось дежурить на крыше клиники. Тушить зажигательные бомбы, которые сбрасывали на наш город немцы.

В нашей клинике вскоре развернули хирургическое отделение 267-го эвакогоспиталя, куда доставляли раненых с фронта. Работать приходилось много, на сон и отдых оставалось три-четыре часа в сутки. Переносила раненых, таскала на себе различные тяжести - термосы с едой, мешки с обмундированием и выполняла другие виды непосильной для девушки работы.

Воздушные тревоги в октябре 1941 года длились по пять-шесть часов и обычно начинались вечером. Однажды во время вражеского налета авиабомба попала в большую толпу людей, стоявших около магазина на Нижегородской улице (ныне - улица Академика Лебедева). Были много убитых и тяжелораненых. Видеть это было страшно. Раненых мы буквально бегом доставляли на носилках в наш госпиталь, где врачи сразу оказывали им медицинскую помощь. А вскоре произошла трагедия и с нашей семьей.

Это случилось 3 ноября 1941 года. Отец находился на работе, а сестра Мария в Новой деревне на казарменном положении. Мама, я и пять сестер были дома. Жили мы в полуподвальном помещении на Боткинской улице, дом 9а. Когда я надевала пальто, чтобы идти дежурить на крыше клиники, раздался один, а потом другой взрыв от сброшенных авиабомб, и все мы оказались под развалинами дома.

Меня откопали на вторые сутки отец и его товарищи по работе. Я слышала их голоса. Кричала: «Папа, я здесь, живая». Маму нашли на шестые сутки. В крайне тяжелом состоянии она была госпитализирована и через 12 дней умерла. Мои сестры: Ира (16 лет), Лиза (14 лет), Клава (11 лет), Оля (9 лет) и двухлетняя Тоня были откопаны лишь на восьмой день мертвыми. Их похороны на Богословском кладбище взяла на себя Военно-медицинская академия. А нас с отцом поселили в казарме.

Горе надломило отца, к тому же он еще и опух от голода. Все время говорил: «Пойду на фронт, буду бить врага, который оставил нас с тобой сиротами». И действительно, в скором времени ушел воевать, но провоевал недолго. 11 февраля 1943 года папа погиб недалеко от Любани.

А я продолжила свою работу в госпитале, хотя стала настоящим дистрофиком. По лестницам поднималась с трудом. Помню, как набирала снег в железные кувшины, таяла его на печке и умывала раненых, которые лежали с ампутированными нижними конечностями. Зимой в палатах было очень холодно, в коридорах под ногами лед, который приходилось отскабливать скребком. Чтобы совсем не замерзнуть, некоторые раненые ложились на кровать вдвоем. Укрывались одеялом и еще матрацем. Воду раздавала им по одной поварешке, а если попросят еще - приходилось отказывать, потому что идти к Неве ни у меня, ни у кого другого не было сил...

Вот такая моя блокадная история. Горькая память на всю оставшуюся жизнь

В Военно-медицинской академии проработала до пенсии. Награждена орденом Отечественной войны II степени и пятью медалями.

Татьяна ШЕРНЯКОВА, ветеран войны и труда