Графская церковь

В этот глухой уголок Карелии я отправился ради Николо-Богоявленской церкви, строительство которой связывают с именем графини Анны Орловой-Чесменской, дочери Екатерининского фаворита Алексея Орлова. Судя по некоторым сведениям, церковь 1825 года постройки пребывала в крайне плохом состоянии. Поэтому я решил не тянуть с поездкой в бывшее имение Орловых.

Анна Алексеевна Орлова-Чесменская. Худ. И. В. Баженов. 1838 г.

Эхо далекой войны

...Унылое желтое строение за путями и покосившийся сарай составляли весь «пейзаж» глухой карельской станции с многозначительным названием «Салми». Закинув рюкзак за спину, выхожу на грунтовку. Карта показывает, что дорога ведет к реке Тулема.

– Вот так прямо и идите, – наставляет меня местный житель, – там на горе будет ваша церковь. Ну не церковь, конечно: от нее одни стены остались. Река внизу шуметь будет, мимо не пройдете.

Я продолжил свой путь по дороге, вдоль которой раскинулись дома дачного типа. Две войны – Финская и Великая Отечественная, — прокатившиеся огненной дугой по Салми, не оставили здесь каких-либо памятников архитектуры, кроме руин Никольской церкви. А вот, кстати, и она: над густой стеной леса показались полуразрушенные колокольня и купол.

Преодолев крутой подъем, оказываюсь на вершине холма, где моему взору предстает тяжелый массив храма Николая Чудотворца. Трудно передать впечатление от этого грандиозного сооружения, кирпичное тело которого сплошь покрыто красными зарубками, оставленными войной. Рассказывали, что храм получил невосполнимые повреждения при наступлении Красной армии летом 1944 года. Советский артобстрел совершался якобы по державшим оборону в здании финским солдатам. По другой версии, церковь обстреливалась финской артиллерией, когда уже в Салми вошли советские части.

Последующая эпоха довершила разрушение примечательного здания: крыша обвалилась, на изуродованных стенах выросли деревья, церковное кладбище уничтожили, а могильные камни использовались по-разному, в том числе и вместо футбольных ворот.

За алтарем я нашел несколько опрокинутых беломраморных надгробий, видимо, тех самых, что когда-то использовались «футболистами». С южной стороны Никольской церкви, в некотором отдалении от стены, лежала могильная плита из красноватого гранита. Я смахнул с камня пригоршню хвойных иголок, и моим глазам открылась следующая надпись:

MARFA HOSAINOFF/1857 – 1899/ МАРФА ВАСИЛЬЕВНА ХОЗЯИНОВА.

До революции клан Хозяиновых был широко известен в Салми. Теперь семейный склеп потомственных финских купцов разорен, и лишь этот осколок памяти еще указывает на некогда славную фамилию.

В саму церковь можно войти беспрепятственно – двери давно сгинули в потоке времен, как, впрочем, и крыша. Теперь в разбитом куполе застыл кусочек карельского неба. Внутри храма пусто и неуютно. Под ногами хрустит кирпичное крошево, из стен угрожающе торчат ржавые железные балки, когда-то что-то связующие. Даже обладая богатым воображением, трудно осмыслить, что не так уж и давно здесь располагался роскошный иконостас, а колонны украшали росписи. Лишь на окнах сохранились витиеватые чугунные решетки. Странно, что их не выломали и не сдали на металлолом.

От колокольни Никольской церкви вообще мало что осталось. Можно только представить, какое облако кирпичной пыли висело над храмом, когда по нему прямой наводкой била артиллерия. Теперь на краю изуродованного восьмигранного купола растет крупный кустарник, а чуть ниже на разбитой стене красуется стройная невинная береза. Да, всюду жизнь.

За спиной послышались глухие шаги: по тропинке поднимался молодой парень, который сообщил мне, что по поводу истории храма следует подойти к батюшке, отцу Георгию, – он указал на низенькую продолговатую избу, стоявшую тут же на холме.

Единственная наследница

Я постучал в окно. В доме что-то загрохотало, дверь заскрипела, и ко мне вышел высокий седобородый мужчина. Он сказал, что служит в храме, но из-за опасности обвала службы пока проходят в маленькой часовне, пристроенной к его дому. Сама же церковь возведена графиней Анной Орловой-Чесменской в честь жениха, погибшего на дуэли в Финляндии.

Занятная легенда! Кстати, не по этой ли причине графиня так никогда и не вышла замуж, несмотря на то что к ней сваталась чуть ли не половина Петербурга? Но что нам известно о самой Анне Алексеевне, слывшей довольно примечательной личностью? Как уже упоминалось, графиня была дочерью генерал-аншефа Алексея Орлова, входившего в число первейших фаворитов Екатерины II. После отставки, последовавшей в 1774 году, Алексей Григорьевич удалился в свое имение, где вывел знаменитую породу орловских рысаков. В 1785 году его супруга подарила мужу дочь Анну. «Я виделась с чесменским героем, графом Орловым, – сообщала в одном из писем императрица. – Он заботится о своей молодой жене, которая родила первое дитя и, к несчастью, дочь. Почитая его не совсем искусным в воспитании, я желала бы ему сына, которому он служил бы образцом».

Увы, вскоре супруга Алексея Григорьевича скончалась, оставив на руках мужа годовалую дочь. В возрасте восьми лет Анна Алексеевна «за особые заслуги родителей» была пожалована в камер-фрейлины императорского двора. А в 1807 году – после смерти отца – 22-летняя девушка стала единственной наследницей громадного семейного состояния. Ежегодный доход графини простирался до 1 миллиона рублей, а стоимость ее недвижимого имения, исключая драгоценности, доходила до 45 миллионов. Неудивительно, что многие сватались к богатой невесте, но безуспешно. Лишившись родителей, Анна нашла свое утешение в молитве и вела уединенную, можно сказать отшельническую, жизнь. Чаще всего она жила под Новгородом в собственной усадьбе, выстроенной близ Юрьева монастыря. Графиня особенно благоволила этой обители, возглавляемой архимандритом Фотием. Найдя в последнем своего духовного наставника,Орлова-Чесменская время от времени вносила в монастырскую казну крупные суммы – вплоть до нескольких миллионов. Радея о Юрьевом монастыре, Анна Алексеевна так увлеклась, что пожелала основать на другом берегу Волхова женскую обитель, и на это испрашивала дозволение у Николая I. «Согласен, – шутливо отвечал император, – но с тем чтобы между этими монастырями устроить также детское учреждение».

О связях графини и архимандрита ходило немало слухов. По этому поводу Пушкин даже посвятил Анне Алексеевне эпиграмму:

Благочестивая жена
Душою богу предана,
А грешною плотию –
Архимандриту Фотию.

Но вернусь к Салминской церкви, которая была заложена графиней в 1815 году, а завершена лишь в 1825-м. «Целых десять лет строился сей храм; но почему так долго – это тайна целого века», – писали «Карельские известия» накануне революции. Впрочем, на мой взгляд, никакой тайны тут не существует — причина затянувшегося строительства кроется в его немалом объеме: долгое время Никольский храм был самым большим и единственным каменным зданием приграничной Карелии вообще. Эти обстоятельства и имя Орловой породили легенды о посещении графиней Салми и совершении ею самых разнообразных благодеяний. Деньги же на церковь, согласно одной из легенд, дочь екатерининского фаворита пожертвовала после нахождения чудесным образом клада.

Как мы знаем, Орлова-Чесменская действительно не была стеснена в средствах. Вероятно, поэтому автором храма выступил выдающийся немецкий архитектор Карл Людвиг Энгел, прославившийся своей работой в Финляндии. Именно под его руководством в начале XIX века Хельсинки превратился в город, соответствующий статусу столицы молодого княжества Финляндского. В 1815 году Энгел приехал в Петербург, где получил от Орловой-Чесменской предложение возвести православный храм в ее салминском имении. Церковь была построена в распространенном тогда стиле неоклассицизма. Главный престол освятили во имя святителя Николая; приделы же посвятили памяти святого Алексея – митрополита московского и святой праведной Анны. В народе же Салминскую церковь именовали по-простому – Николаевской или Анненской.

Известно, что к середине XIX века храм обветшал и требовал значительного ремонта. Но приход был ограничен в средствах. Поэтому в 1880-х годах лишь подновили иконостас и заменили некоторые колокола. Последний капитальный ремонт церкви был произведен в 1935 году: старые печи разобрали и установили центральное отопление с кочегаркой в подвале. До Финской войны оставалось всего несколько лет...

Когда в 1990-х годах Салминский приход возродил свою деятельность, священником сюда был направлен отец Георгий (Корин), с которым я и повстречался в мою бытность в Салми. Как я упоминал, ныне храм находится в руинированном состоянии и не подлежит реставрации. Хотя даже в этих руинах есть свое неповторимое очарование. Все-таки верно сказал великий Гюго: «Лучший век зданий – век их старости».

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 108 (5481) от 18.06.2015.