Голубь СИЗОкрылый

Очевидно, победы Госдумы РФ над здравым смыслом вызывают белую зависть у различных ведомств, и те из них, которые имеют право вводить различные правила своими ведомственными инструкциями, стараются от парламентариев не отставать. Если в прошлом году сильно радовал запретительными инициативами Роскомнадзор, то в этом отметилось Министерство юстиции.

РИСУНОК Валерия ТАРАСЕНКО

В Минюсте издали новую инструкцию по правилам поведения в СИЗО. Прописали, какие вещи можно иметь тем, кто находится в этом милом учреждении, и какие можно принимать лекарства. Но главное – увеличилось количество запретов.

Надо понимать, что нарушение любого запрета влечет за собой так называемое взыскание. Например, выговор. И если временно находящийся в СИЗО субъект будет признан виновным, то выговор поедет вместе с ним к месту отбытия наказания и сильно осложнит дальнейшую жизнь – формуляр будет уже подпорчен.

К примеру, вопрос о передаче личных вещей другим заключенным. С одной стороны, разрешили в личном пользовании иметь обувь, шубы и даже планшеты. Это вроде правильно. Но шуба и хорошая обувь есть не у всех. И так уж может получиться, что вещь поменяет хозяина. Мы понимаем, как это бывает. Тот, у кого она окажется, естественно, никогда не признается, что вещицу экспроприировал. Скажет: «Подарили». Так вот, согласно новым правилам, взыскание теперь получит тот, кто «дарил».

Однако это не самое интересное, что есть в данном эпохальном документе.

Поскольку нынче нет ничего более важного, чем исправление нравов, этот вопрос в новых правилах, естественно, отражен. Теперь под страхом наказания обитатели СИЗО не должны ругаться матом и употреблять слова из блатного арго.

По поводу мата – понятно. Тем более что в подобных заведениях брань вообще не в чести: «серьезные пассажиры» сами матом не ругаются во избежание всяких осложнений, а тех, кто матерится, за то наказывают на общественных началах, без привлечения надзирателей. И наказывают сурово. Но в последнее время в СИЗО стало немало и тех, кто матом не ругается, а разговаривает: слов иных знает крайне мало, а передавать информацию как-то надо.

А вот запрет на блатное арго осложнит жизнь не столько поднадзорному контингенту, сколько сотрудникам СИЗО, которые должны будут надзирать за выполнением новых правил. Тут надо совершить краткий экскурс в историю того жаргона, который по старой памяти называют «блатная феня», хотя именно «феней» этот жаргон давно не является.

Изначально «феня» действительно вышла из «офеньского языка», т. е. секретного языка, которым пользовались бродячие торговцы – офени. Была когда-то такая сетевая структура, члены которой придумали свой язык, в основу коего легли вологодские диалектизмы и специально придуманные слова-перевертыши (тарабарщина). Так они сохраняли свою коммерческую тайну и иногда передавали по поручению уважаемых людей секретную информацию. Из того «офеньского языка» уцелело, скажем, слово «малява»: записки, которые офени перевозили, были именно намалеваны – каллиграфов среди них не было.

Активно функционировали офени в те далекие времена, когда между бродячим торговцем и разбойником разница была чисто условная. А потому и «лихие люди» активно пользовались «офеньским языком», а со временем этот жаргон дополнялся терминами, связанными со спецификой преступной деятельности и тюремного быта. И это уже был не язык-шифр, а язык-атрибут. Этакий знак, который удостоверял принадлежность персонажа к «элитному» воровскому сообществу.

Как любой язык, «феня» развивалась и изменялась. Причем довольно быстро. Если сравнить «Словарь тюремного и каторжного языка», составленный И. А. Бодуэном де Куртенэ в начале ХХ века, с ведомственным сборником «Блатная музыка», выпущенным для служебного пользования НКВД СССР в 1939 году, создастся впечатление, что мы имеем дело с двумя разными жаргонами. А что произошло с блатным жаргоном к нашему времени – вообще «песня». Блатные словечки вошли в активную часть разговорного языка, так что у сотрудников СИЗО может случиться реальный когнитивный диссонанс.

Допустим, зафиксировал сотрудник оперчасти сказанную в камере фразу о том, что с кем-то из обитателей поступили «по беспределу». И должен будет несчастный опер проводить целое филологическое расследование, потому как термин «беспредел» давно вошел в современный разговорный язык и употребляется всеми, вплоть до высших должностных лиц. И определить, по какому ордеру слово употреблено (по разговорному или тюремному), можно, только восстановив первичный контекст.

Это самый безобидный пример. Возможны ситуации и более заковыристые. Вместо того чтобы заниматься своим прямым делом, оперативные сотрудники будут вынуждены проводить многочасовые расследования на тему: говоря про «коня», имели в виду вьючное животное или контейнер с запиской, который отправляют по так называемой дороге (натянутым между камерами ниткам)? Далее придется выяснять, какую «дорогу» имели в виду: ту, которая из ниток (за ее организацию, к слову, теперь тоже полагается наказание), или обычный тракт, по которому резвый конь движется то рысью, то галопом?

С чего вдруг любители «все запретить» ополчились именно на специфичный, но широко распространенный жаргон – тайна великая есть. Если бы этот жаргон служил инструментом сокрытия правды и истины от непосвященных (как первоначальная «феня») – было бы понятно. Но так уж случилось, что этот «иностранный» язык знают все – и пионеры, и пенсионеры. А уж сотрудники СИЗО – в обязательном порядке. А потому родился вопрос не совсем праздный: имеют ли право сотрудники СИЗО употреблять жаргонные термины во время бесед с контингентом?

До введения новых правил такое было сплошь и рядом. Для облегчения общения и создания атмосферы доверия сотрудники говорили на привычном контингенту языке. А если и им теперь нельзя? Представим себе беседу сотрудника СИЗО со вновь поступившим арестантом. Раньше было так: «Как вошел в хату? Куда определил смотрящий?». Теперь нужно примерно так: «Как тебя приняли в камере? Предоставил ли сам себя уполномочивший неформальный лидер камеры тебе нормальное спальное место или придется спать в непосредственной близости от санузла?».

Поскольку блатной жаргон продолжает бойко меняться (еще и не считая некоторых региональных разночтений), то станет необходимостью регулярное издание некоего справочника, который хотя бы раз в год доводил до персонала СИЗО изменения, происшедшие с этим филологическим феноменом. А изданием этим будет заниматься... ну профильный научный коллектив.

Короче, работы хватит на всех. Трудной, но интересной.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 037 (5654) от 03.03.2016.