Есть ли жизнь после мегагранта?
В сентябре правительство страны выделило еще 40 мегагрантов. То есть количество научных лабораторий, созданных ведущими учеными (зарубежными и нашими), дорастет до 200. Программа, начатая в 2010-м, продлится до 2020 года и, по словам президента Путина, может быть продолжена. Мегагрант на создание лаборатории дается на три года с возможностью продления. Мыслилось, что к истечению срока финансирования лаборатория будет достаточно жизнеспособной, чтобы самой о себе позаботиться. Однако на недавней встрече президента страны с учеными - получателями мегагрантов прозвучало иное.
Иллюстрация NATALIA61/shutterstock.com
Гранты есть, но не «мега»
- Мы восприняли те большие деньги как некий стартап, - вспоминает Павел Белов, завкафедрой нанофотоники и метаматериалов Университета ИТМО.
Белов был причастен к мегагранту самой первой волны, полученному Юрием Кившарем - украинским ученым, директором Центра нелинейной физики в Австралийском университете. Кившарь создавал лабораторию метаматериалов - материалов со свойствами, которые просто так в природе не встречаются.
Грант завершился через три года, а лаборатория не только здравствует, но и переросла сначала в Центр нанофотоники и метаматериалов, а затем и вовсе в отдельную кафедру. Но лабораторию на излете гранта поддержал и сам ИТМО, и подоспел другой денежный федеральный проект, программа «5-100», по которому некоторые университеты (в том числе ИТМО) получают ежегодно средства на развитие с прицелом на место в топ-100 мировых вузов. И если мегагрант приносил максимум 150 млн рублей (потом максимум понизился до 90 млн), то «5-100» можно называть мегагрантище: вузу-участнику выделяется ежегодно от 150 до 900 млн рублей (правда, именно вузу, а не одному подразделению).
- Сначала в лаборатории работали 10 человек. Прошло шесть лет - сейчас у нас 160 человек, - продолжает Павел Белов. - Люди уже сами выигрывают гранты на свои проекты.
Сейчас таких грантов у лаборатории - 46. Но они, как говорит ученый, «мелковаты»:
- Если их укрупнять и увеличивать сроки действия (о чем, кстати, и президент говорил), было бы легче.
В 2016 году ИТМО выиграл еще два мегагранта. По крайней мере один из них - у новорожденной кафедры. Анвар Захидов из Техасского университета Далласа будет создавать в вузе первую в стране лабораторию (читаем по складам) органо-неорганических материалов с интегрированными нанофотонными структурами. Соруководитель Сергей Макаров комментирует:
- Органо-неорганические материалы в области солнечной энергетики за последнее десятилетие в сотни раз увеличили свою эффективность. К тому же окупаемость таких солнечных батарей - несколько месяцев, а привычных кремниевых - два года.
По словам Макарова, лаборатория, видимо, будет доступна и для зарубежных научных групп.
Это только старт
В 2011 году Политехнический университет вместе с ученым Ильей Беспрозванным получил мегагрант на создание лаборатории молекулярной нейродегенерации. Беспрозванный - выпускник Политеха, двадцать лет работает в американском Далласе, в Юго-Западном медицинском центре; его интерес - механизмы развития, в частности, болезни Альцгеймера.
- Мы тоже рассматривали мегагрант как стартап, - рассказывает Ольга Власова, директор научно-образовательного центра «Фундаментальные основы медицинских и биомедицинских технологий» Политеха. - С самого начала мы все делали для того, чтобы было с чем подавать заявки на новые гранты.
Вкладываться тогда пришлось не столько в людей, сколько в инфраструктуру: только двухфотонный конфокальный микроскоп стоил 1 млн долларов.
- Раньше мы отправляли ребят в РАНовские лаборатории, они там выполняли работы, а к нам как в гости приходили, - говорит Ольга Власова. - И мне очень хотелось, чтобы прямо в Политехе была такая лаборатория. Илья Борисович стратегически правильно построил лабораторию как некий слепок со своей далласской, то есть мы фактически начали уже с 20-летним опытом.
Сейчас у лаборатории есть молекулы, которые можно предложить как терапевтические агенты для таргетной терапии - доставки лекарства непосредственно в «мишень». По словам Ольги Власовой, наведены мосты с медиками из НИИ им. Бехтерева и рядом фармкомпаний.
Этот мегагрантовый проект по истечении тоже был подхвачен программой «5-100». Как комментирует Ольга Власова, при всем стремлении ученых выйти на самофинансирование, было бы разумно выделить ряд лабораторий «национальных» и поддерживать их в любом случае:
- Обладатель мегагранта, по правилам, больше не может выходить на конкурс, и у лаборатории могут возникнуть сложности.
Встрепенуть болотце
Юрий Гунько, профессор Тринити-колледжа (Дублин, Ирландия), выиграл грант в 2012 году на создание в Университете ИТМО лаборатории анизотропных и оптически-активных наноструктур.
Как поясняет профессор Гунько, это сравнительно новая область, изначально чисто фундаментальная, «но нам удалось получить и прикладные результаты». Применение - создание новых сенсоров, в том числе для экспресс-анализа клеточных культур (к примеру, для ранней диагностики рака).
По словам ученого, к разработкам проявила интерес одна компания, «но, как всегда, возникает вопрос денег. И нам надо работать дальше, чтобы привести все к более реальному применению».
Этот грант был продлен, а потом также помогло финансирование через «5-100».
- Возможно, мегагранты и проект «5-100» - лучшие инициативы российского правительства в области науки и образования за последние годы, - считает профессор Гунько. - Определенно изменилась атмосфера, Россия стала более привлекательна как для иностранных ученых, так и для отечественных, но самое важное - молодежь идет в науку.
Павел Белов согласен - в России не было принято активно искать партнеров за рубежом, тогда как вся современная мировая наука - международная:
- Даже если в университете есть хорошее оборудование, все равно нужно знать, что делают другие, общаться, обмениваться образцами. В этом смысле мегагранты и программа «5-100», нацеленная на международное сотрудничество, немножко встрепенули наше болотце. У нас опасаются: хороших ребят отправят за рубеж, утечка мозгов. На самом деле наших ребят нужно отправлять за рубеж! Чтобы они видели, как там делается наука - и, вернувшись, поднимали нашу.
- Первыми научными сотрудниками в лаборатории Ильи Борисовича Беспрозванного стали ребята, которые уже поработали в Германии, в Швеции и захотели здесь поднимать новую научную лабораторию, - добавляет Ольга Власова. - Вузовскую науку программа мегагрантов подняла на совершенно новый уровень.
Однако у поднявшейся на новый уровень вузовской науки и запросы новые. Мегагрант, повторим, дается на 3 года. Некоторым хайтековским разработкам, чтобы стать прикладными и окупиться, времени нужно втрое больше.
В сентябре на встрече с президентом Путиным ученые-«мегагрантники» передали главе государства обращение. Кратко Юрий Гунько сформулировал его так:
- Очень трудно планировать научные исследования, не будучи уверенным в стабильном финансировании. Институт Макса Планка в Германии, французский CNRS (Национальный центр научных исследований. - Ред.) имеют постоянное финансирование в дополнение к праву подавать на гранты. И речь не только о лабораториях мегагрантовых. Речь о том, что вообще лучшие лаборатории должны получить приоритетное финансирование.
Сам профессор Гунько на встрече с президентом не был, но из комментариев своих коллег сделал вывод, что «хорошие лаборатории в будущем будут финансироваться». Профессор, кроме того, сослался на художественный образ, возникший в беседе одного его коллеги с помощником президента Андреем Фурсенко. Лаборатория - это как бы дерево: его посадили, его поливали. Три года прошло - и уже понятно, будет оно плодоносить или засохнет. Плодоносное дерево надо и дальше поливать. А если засыхает...
Еще бы знать, почему засыхает. Потому ли, что лаборатория села на трехлетний грант и расслабилась - или потому, что работала, но вуз не входит в проект «5-100» и не смог обеспечить дополнительный «полив».
Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 195 (5812) от 19.10.2016.
Комментарии