Англосаксы нас не ждут

Ректоров слушать приятно: те, что нацелились вывести свои университеты в мировые лидеры, рассуждают так, что в политике/экономике не сегодня-завтра все утрясется, и нам бы не проспать и успеть подготовить специалиста, годного не только для собственного рынка, а для международного.

Англосаксы нас не ждут | Иллюстрация Alexander Supertramp/shutterstock.com

Иллюстрация Alexander Supertramp/shutterstock.com

Три-ноль, пять-сто

Кажется, квартала в году не проходит, чтобы то или иное информагентство (на сей раз ТАСС) не устроило пресс-конференцию по нашим перспективам в программе «5-100». По ней – в сотый раз напоминаем – к 2020 году минимум пять российских вузов должны оказаться в топ-100 мировых рейтингов.

Недавно в Москве экспертная комиссия оценивала успехи участников «5-100» и решала, кому на очередной год сколько денег дать. Потолок, 900 млн рублей, заслужил Университет ИТМО; Санкт-Петербургскому политехническому университету Петра Великого (Политеху) рекомендовано дать 500 млн, ЛЭТИ – 150 млн. Чтобы у нас глаза на лоб не лезли, нам напоминают: правительство Сингапура, дабы внедрить в мировые рейтинги два своих ведущих университета, дало каждому на развитие по миллиарду долларов.

– Программа «5-100» будет перевыполнена, и в рейтинге окажется больше пяти наших вузов, – уверенно говорит ректор Университета ИТМО (и председатель Совета ректоров петербургских вузов) Владимир Васильев.

Правда, рейтинг рейтингу рознь. Согласно одним, мы где-то в прихожей, по другим – уже близко к почетным местам за столом. Владимир Васильев поясняет: на первые места в рейтингах, нацеленных на англосаксонскую модель образования (это исследовательские университеты), нам не прорваться. Хотя бы потому, что такие университеты, как правило, с мощными медицинскими факультетами и крепкими клиниками. Для наших вузов (не считая, конечно, сугубо медицинских) это в новинку. А вот в рейтингах по предметным областям мы успешно обосновываемся.

Пожалуй, нелишне заучить «эволюцию» мировых университетов. Васильев сделал краткий экскурс. В Средневековье университеты создавались по этакой «версии 1.0» с простой миссией – передача знаний, подготовка кадров образования. В XIX веке появились университеты «2.0» – эти занялись и научными исследованиями. В XXI веке государства урезали финансирование высших учебных заведений и от последних потребовалась «коммерциализация знаний» (это университеты «3.0», их еще называют предпринимательскими).

– Если говорить о международной конкурентоспособности, внимание сфокусировано на развитии версии «3.0», – поясняет Васильев.

Отсюда в наших вузах, нацеленных на мировой рынок, завелись бизнес-инкубаторы, технопарки, стартап-акселераторы и т. д. А между тем в мире уже возникают университеты «4.0», перед которыми кроме всего вышеперечисленного стоит задача социальной ответственности – активное участие в жизни своего региона.

Что до показателя конкурентоспособности вуза, то он прост, говорит Васильев. Показатель – то, какие позиции занимают выпускники и какие реальные дела они сделали. Все.

Кадровая беда

Ректор Политеха Андрей Рудской резок:

– Понятие научной школы надо в корне пересматривать. Технологии на предприятиях меняются чрезвычайно быстро. Вы представьте, мы принимаем студента, учим пять лет – и предприятие получает безнадежно отставшего специалиста.

Поэтому упор, по мнению Рудского, – на тесное общение с предприятиями, создание там базовых кафедр (лабораторной базе вузов не угнаться за промышленностью) и «интернационализацию». Это слово ректор повторил многажды:

– Частичное отторжение России – временное, и высшее инженерное образование не может рассматриваться на местечковом уровне региона. Не за горами интеграция и четкое разделение секторов экономики в мировом пространстве. Трудовой мировой рынок будет открыт в ближайшее время.

Проректор по качеству Санкт-Петербургского государственного экономического университета Елена Горбашко подтверждает: несмотря ни на что, все зарубежные партнеры вуза как были, так и остались. С украинскими вузами посложнее – но вот очередной межгосударственный проект нашего Университета экономики подписал и министр образования Украины.

Рудской, членкор РАН (как и Владимир Васильев), сетует, что за два десятилетия порушены профильные отраслевые НИИ.

– По сути, ниша для новых разработок оказалась пуста. Занять ее – миссия вузов, – считает Рудской. И продолжает рассуждать в категориях «мирового инженерного высококвалифицированного сообщества», куда нам нужно войти, а для этого университет «должен давать студентам лучшие практики», но...

– Сегодня в России парадоксальная ситуация, – констатирует ректор. – Создана новая система образования, двухуровневая (не берусь ее критиковать – это свершившийся факт), а структура 100% вузов России осталась старой, как при специалитете.

То есть, объясняет ректор, абитуриент зачисляется на направление подготовки (скажем, «физика»), а кафедры со своей спецификой («теплофизика», «ядерная физика», «механика» и т. д.) полностью отстранены от набора абитуриентов «под себя».

– Высшее образование не будет прогрессивным, пока завкафедрой занимается не поиском лучших образовательных форматов, а решает задачу, чем занять существующий штатный состав преподавателей, – заявляет Рудской. – Зачастую при распределении нагрузки весьма сложные дисциплины – теплофизика, например, – достаются преподавателям, которые в них не специализировались!

Ему симпатична модульная система: можно пригласить специалиста экстра-класса на 4 – 5 лекций по его узкому разделу, и задача вузов – обеспечить студентов этими суперлекциями. Тогда «выпускник в силу своей высокой компетенции будет востребован мировым индустриальным сообществом». Пока же преподавателей, соответствующих международным стандартам (тех, кто запросто мог бы преподавать и в зарубежном вузе), – 10 – 15%, по оценкам ректоров.

– У нас кадровая беда, чего скрывать, – сетует Андрей Рудской. – Средний возраст профессуры далеко за 60, доцентуры – 60. Нередко это люди высококомпетентны, но во вчерашних технологиях.

Приглашать зарубежных преподавателей Рудской зазорным не считает: в первые пять лет жизни Политеха преподавание велось на немецком и английском, поскольку профессура была оттуда, зато прорыв российской науки был фантастический. Сейчас RASA (сообщество русскоговорящих ученых, работающих за рубежом) имеет свое всероссийское представительство именно в Политехническом.

Если быть точным

– К сожалению, четыре – шесть лет не тот срок, в течение которых можно подготовить специалиста, – уверен проректор ЛЭТИ Владимир Павлов. – Подготовка начинается «задолго до», с профориентации школьника. Сейчас к нам придут люди, которых мы начинали приглашать еще в 7-м классе.

ЛЭТИ (вузу в 2016 году 130 лет) продолжает увеличивать прием. В этом году только на бюджетный бакалавриат и специалитет примет больше 1350 человек и больше 760 – на магистратуру. И не прекратил прием на вечернее.

Проректор отметил, что через несколько недель вузы станут жесткими конкурентами в битве за лучших абитуриентов. У вузов технических ситуация особенно драматичная. Доля старшеклассников, которые намерены сдавать ЕГЭ по точным предметам (то есть метят на технические специальности), хоть и растет, но в час по чайной ложке: три года назад физику сдавали 21%, сейчас – 23%, а ректор Владимир Васильев отмечает «уменьшение количества участников олимпиад по точным наукам». К тому же если вынести за скобки знаменитые физматы – # 239, «тридцатку» и еще несколько, то в целом «снизилось число профильных классов», отмечает Васильев. Проблема вообще-то мировая: на детей обрушиваются потоки информации, психика не выдерживает, организм включает защиту – и ребенок задает стрекача от дисциплин, требующих усидчивости.

Правда, вроде как спохватились: Владимир Васильев утверждает, что «со следующего года будут открываться инженерные классы». Скрестив пальцы, надеются, что лет через пять «точные» экзамены будут сдавать 30% старшеклассников.



Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 067 (5684) от 18.04.2016.


Комментарии