Интересное положение
В ближайшее воскресенье наша страна отметит День матери, учрежденный президентским указом в 1998 году. И вся нынешняя неделя будет отмечена чередой мероприятий, так или иначе с ним связанных. Встреча в «Книжном клубе на Австрийской» в их перечень не попала, так как прошла немногим раньше. На ней состоялась презентация книжного проекта врача одной из городских женских консультаций, акушера-гинеколога с 20-летним стажем Марины КОМОВОЙ (публикуется под фамилией Свешникова). Первая книга проекта называется «Готовимся к беременности» — но автор предупредила, что «книги не столько врачебные, сколько мировоззренческие»: на объяснение некоторых вещей слов (медицинских терминов), видимо, уже не хватает. Вместе с другими читателями рассуждениям врача внимала наш обозреватель Анастасия ДОЛГОШЕВА.
ФОТО АВТОРА
Дотация поможет. Временно
— Слава богу, что сейчас много говорят о проблеме рождаемости. Но, на мой взгляд, дотации (которые нужны, безусловно) — это даже не мера, это полушаг.
Изменится ли ситуация с рождаемостью из-за дотаций? Исходя из опыта своей работы могу сказать: нет. Во всем мире демографы этот вопрос изучали: сдвиг рождаемости возможен, но всего на несколько лет. Родят те, кто и так потенциально был готов завести второго ребенка и кого государство своими финансовыми выплатами окончательно убедило сделать этот шаг.
«Почему женщины не рожают?» — вот основной вопрос. По своей природе человек делает то, что ему нужно и от чего ему хорошо, и старается избегать того, что ему мешает. Получается, что женщины не рожают потому, что это как бы мешает, осложняет жизнь, и не только финансово. Меня удивила статистика по Петербургу: из тех, кто идет на аборт, деловых женщин и женщин с минимальным заработком — меньшая часть. Оказалось, что аборт делают чаще всего домохозяйки со средним достатком — то есть те, которым, как считается, ничто не мешает.
Международная благотворительная организация «Спасите детей», которая ежегодно составляет рейтинг стран по вопросу безопасности материнства (оценивается не только медицинское обслуживание, но и многое другое — вплоть до участия женщин в политической жизни страны), поставила Россию в этом году на 27-е место (в 2003 году у нас было 24-е место). Вместе с нами Тринидад, Панама, Дагестан. Молдавия и Украина — выше.
Кроме того, тенденция во всем мире и в нашей стране — заводить детей после 30 лет — останется и впредь. Потому что такова жизнь: девушка сначала стремится встать на ноги, устроить свою жизнь.
Это целый клубок проблем, из которого одними дотациями не выпутаться. Моя книга называется «Готовимся к беременности», но это не медицинское пособие.
И я имела в виду не женщину или семью, которая ждет ребенка. Я имела в виду все общество.
В мире виртуальных эстрогенов
— Сейчас всплеск интереса к тому, что и как чувствует еще не рожденный ребенок. С какого момента закон защищает жизнь человека? В разных странах по-разному: с того или иного месяца развития зародыша, с рождения... Получается, пока закон не берет эту жизнь под защиту — жизни будто бы и нет?
Между тем мы уже немало знаем о той жизни. Петербургской ассоциации перинатальной психологии и медицины более 10 лет, а мировая ассоциация — значительно старше. Результаты работы иногда такие, что их не объяснить с точки зрения только медицины, жестко стоящей на позиции материализма. Вообще я не знаю среди своих знакомых ни одного врача, который, проработав 10 — 15 лет, не подверг бы некоторые наши постулаты сомнению.
...Ребенок с 26 недель самостоятельно слышит, к концу беременности матери ребенок полностью улавливает эмоциональный оттенок речи окружающих мать людей и 30% фонетической нагрузки. Но больше всего меня удивили результаты работы специалиста- невролога, директора Института трансперсональной психологии: он занимается неврозами и, используя различные методы (аутогенный, «погружение»), находит истоки многих проблем в перинатальном возрасте. Человек может вспомнить, что с его мамой происходило на каком-то месяце беременности, и даже описать ситуацию. Я про себя говорю, что «мои мозги испорчены медициной, они все равно требуют доказательств», — но я слышала записи работы с такими пациентами. Причем делалась проверка: беседовали и с матерями пациентов; спрашивали, что с ними происходило во время беременности.
...Рассматривая только медицинский аспект беременности, мы будем ходить по кругу. Ко мне сейчас приходят девушки и молодые женщины — а я еще наблюдала беременность их мам и вижу, как на нынешних молодых отразились проблемы их матерей. Особенно заметны гормональные дисфункции у девочек — в тех случаях, когда мы усиленно поддерживали беременность их мам всяческими лекарственными средствами.
Есть выражение: «мы живем в мире виртуальных эстрогенов», то есть женских гормонов. Действительно, с момента активного использования женщинами гормональной контрацепции в сточных водах крупных городов мира фиксируют очень высокую концентрацию эстрогеноподобных веществ. И чем это грозит? Пока — вопрос.
Назад, к жрецу Гиппократу
— История медицины чрезвычайно увлекательна, она показывает изменение взгляда человека на самого себя.
В античности в храмовой медицине практически не было воздействия на тело человека: врач-жрец работал с душой и через нее влиял на тело.
Но, эволюционируя, человек все больше погружался в материю, и наступил момент, когда тело стало ленивее отзываться на работу с душой. Начался новый этап развития медицины: жрец погружал человека в то, что мы сейчас назвали бы гипнотическим сном. То есть тело немножко «отключали», и в момент сна оно, как считали жрецы, общалось с вселенской мудростью и исцелялось.
Но шло время, и тело все меньше и слабее откликалось на призывы души. Наступил новый этап: величайший человек, жрец Гиппократ, вывел медицину из храма и начал работать с телом. Это было началом современной фармакологии: до Гиппократа травы использовались для воздействия не столько на тело, сколько на психику. Стефан Цвейг об этом писал: если изначально врач и жрец были единым, то потом они стали идти параллельно, а затем врач стал выступать против жреца. Пути медицины и религии разделились.
Медицина накопила огромный опыт воздействия на тело человека, научилась великолепно наносить точечные удары по болезни. Но мне кажется, сейчас медицина, как тот витязь на распутье. Если мы дальше стоим на жестких позициях материализма, то путь просматривается хорошо: пластическая хирургия, заместительная терапия, трансплантация — то есть мы создаем материю. И понадобится не так много времени, чтобы мы научились делать искусственные органы и, наверное, искусственного человека.
Мне кажется, мы должны выйти на совершенно новый уровень медицины, и я вижу его в том, что называю «креативной медициной», хотя коллеги меня часто ругают, потому что это «непонятно что такое». А для меня это слияние современной медицины с тем, что она представляла собой когда-то. Мне кажется, остался тонкий мостик в ту храмовую медицину, и этот мостик — искусство и, в частности, театр. Это и психология, и психотерапия, и арт-терапия. Это не только психоэмоциональное влияние; искусство воздействует и с точки зрения физики — ритмом (а ритм есть и у музыки, и у живописи, скульптуры, спектакля), искусство воздействует цветом и светом. Влияние искусства на человека требует изучения. И художник ответственен за тех, кто с его искусством соприкасается.
Во времена храмовой медицины душа взывала к телу. Теперь тело взывает к душе и не может достучаться. А через искусство достучаться можно: прием у врача многих пугает, а поход в театр, кажется, не испугает никого.
Дети индиго
— Общее название моего книжного проекта — «Книги для будущих и настоящих родителей детей индиго». Сейчас много говорят об этом явлении — рождении детей, которые своим поведением и способностями очень озадачивают родителей. И я этим, разумеется, интересуюсь: по первому образованию я педиатр.
Существует ли этот феномен на самом деле? И если да — то почему он возник? Вопросов больше, чем ответов. Есть очень много психологических исследований, но медицинских практически нет. Медицинская наука больше рассматривает гиперактивность и пытается выяснить: гиперактивный ребенок — больной или его просто нужно иначе воспитывать? Врачи, родители, педагоги запутались: какое отклонение от нормы — болезнь, а какое — особая одаренность?
Это очень важный момент: иногда родители гиперактивного ребенка мечутся — лечить ли его? А вдруг лечением отобьем всю одаренность? Не лечить? А вдруг у ребенка патология? Все индивидуально, и все надо смотреть в комплексе: и тело, и развитие, и творческий потенциал, и поведение, и адаптивность к миру.
В США больше 20 лет изучают явление детей индиго, но, наверное, отсчет можно вести с 1930-х годов, когда в Америке появилась лаборатория по изучению особо одаренных детей. Особо одаренные были всегда, просто сегодня их стало больше.
Чтобы родители оценили сложности, который испытывает особый ребенок, я обычно привожу такой образ: представьте себе гонщика Шумахера, который оказался в центре Петербурга за рулем «копейки». При всех своих талантах он вряд ли далеко уедет. Дать ему «Феррари»? Но на наших улицах из этого тоже ничего хорошего не выйдет. По крайней мере для окружающих. И что остается — связать Шумахеру руки, чтобы не суетился? Это тот путь, которым в свое время пошли Штаты: пролечили целое поколение этих неспокойных детей, а потом столкнулись с депрессиями и суицидом — и поняли, что путь лекарств не оптимален. Наверное, оптимальный путь — двусторонний: объяснить «Шумахеру», что в центре города на «Феррари» не проедешь, но и не сажать его в «копейку», дать что-нибудь более скоростное.
У нынешних детей огромный творческий потенциал, много возможностей. Но это как бомба замедленного действия: ребенок приходит в этот мир с огромным количеством энергии, которая сама по себе ни хорошая ни плохая, ее можно направить на что угодно. И куда она пойдет — зависит от нас.
Какого-то медицинского анализа, определяющего, особый ребенок или нет, не существует. И, наверное, это хорошо. Я всегда говорю: если к каждому ребенку относиться как к особо одаренному, от этого выиграет и ребенок, и общество.
Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости»
№ 217 (3764) от 21 ноября 2006 года.
Комментарии