Звуки блокадного города. «Услышать» их помогли письма из осажденного Ленинграда
Известно множество писем и дневников, рассказывающих о повседневной жизни блокадного Ленинграда. Чаще всего их авторы — люди творческих и научных профессий, и куда реже — рабочие, военнослужащие и тем более представители руководящего звена. И понятно, что такие источники представляют особый интерес.
Эта фотография Николая Синцова, сохранившаяся в архиве его потомков, имеет точную дату — 25 сентября 1949 года. То есть она была сделана после того, как он был освобожден от должности секретаря горкома и исключен из партии в связи с «Ленинградским делом»,
Мне как исследователю очень повезло: в моих руках оказались 17 писем из блокадного Ленинграда, автором которых был Николай Синцов, в 1941 – 1943 годах занимавший должность заведующего отделом пропаганды и агитации в Приморском районном комитете ВКП(б). С письмами, хранящимися в семейном архиве, меня ознакомила его внучка Евгения Романовна Добротина.
Расставаясь перед эвакуацией, Николай Дмитриевич и его жена Антонина Михайловна дали друг другу слово «писать письма через день, писать правду, что бы ни случилось».
После начала блокады квартиру Синцовых, находившуюся в доме на углу Кировского (ныне Каменноостровского) проспекта и улицы Академика Павлова, «уплотнили»: во вторую комнату переселили семью из семи человек из Московского района, члены которой один за другим погибли от голода.
В первую блокадную зиму понесла потери и семья Синцова. В феврале 1942 года умер от голода отец Николая Дмитриевича. Его похоронили на Серафимовском кладбище в общей могиле, сын даже не смог прийти на похороны: проводил важное собрание на одном из заводов. В апреле 1942 года в процессе эвакуации на станции Данилов от дистрофии скончался отец жены…
Собственную ситуацию с продовольствием весной 1942 года Синцов характеризовал как удовлетворительную. В одном из писем он сообщал: «В столовой у нас… со вчерашнего дня [с 28 марта]… при отпуске обедов и ужинов… не будут вырезать талоны ни на крупу, ни на жиры, ни на сахар, а за мясо — только 50 %. Конечно, при здешних маленьких порциях этим сыт не будешь…».
«Излишками» Николай Дмитриевич делился с матерью, Александрой Ивановной, страдавшей от дистрофии. В апреле 1942‑го в тяжелом состоянии ее сумели эвакуировать к снохе и внучкам. Тогда же появилась возможность вывезти из осажденного Ленинграда и мать Антонины Михайловны, вместе с другой ее дочерью и новорожденным внуком. Николай Синцов остался в Ленинграде один.
В письмах жене и дочерям он констатировал, что сильно похудел: «Я хоть не скелет, обтянутый кожей, но мало похож на кругленького и розового папу…». Помимо этого напоминало о себе и хроническое заболевание ног, из‑за которого он был освобожден от военной службы по состоянию здоровья: он не мог быстро ходить. Тем не менее в своих письмах близким Николай Дмитриевич, как правило, лишь изредка жаловался на недомогание и усталость.
Известно, что партийные работники получали продовольствие по более высоким нормативам, но оно не было даже близким к тому, что обычно требовалось человеку. Иначе, будучи на работе, Синцов не упал бы в обморок от голодного истощения.
Его срочно направили на лечение на оздоровительную базу, расположенную недалеко от железнодорожной станции Шувалово, где в течение недели его сумели постановить на ноги, и он опять смог включиться в работу.
«Езжу с утра до вечера по улицам и дворам района с радио-передвижкой, агитирую, хвалю честных людей, клеймлю тунеядцев…. Вожу с собой патефон, пластинки и даем музыку так, что сразу на несколько улиц», — писал Синцов супруге весной 1942 года, когда шла всеобщая уборка города. Впрочем, он не только выполнял свои прямые служебные обязанности: «Сегодня вечером опять сам работал ломом и лопатой»…
Как и многие ленинградцы, той весной он получил в индивидуальное пользование для огорода участок 40 кв. метров. В конце мая Синцов писал жене: «Сегодня теплый, воскресный хороший день, и я, проработав четыре часа… изрядно загорел».
В письмах, написанных осенью 1942 года, он подробно описывал облик города:
«Я иду мимо закрытого Пассажа и смотрю на Гостиный Двор… Его ниши заколочены. Правое крыло здания выглядит черным обгорелым скелетом. Потолки провалились…. Я смотрю на здание Думы… на которой уже больше года торчат мертвые, изуродованные часы». Тем не менее кое‑что даже в условиях города-фронта осталось неизменным: «Сквер у Казанского собора почти не изменился. По дорогам бегают дети, на скамейках сидят взрослые… «Дом книги» живет своей жизнью. Люди покупают книги».
Синцов, обладавший литературным талантом, в письмах даже обращал внимание на звуковой фон главного проспекта осажденного Ленинграда: «…Звенят трамваи… Катят автомобили… Проходят отряды бойцов… И песня звенит на Невском, как и на других улицах города… И радиорупоры не умолкают ни на минуту: то боевой доклад, то музыка… то просто мерный стук метронома».
Зимой 1943 года Синцову на работе был предоставлен недельный отпуск, который он провел с семьей, находившейся в эвакуации. Как вспоминала его жена, «девочки его не узнали, такой он был худой, дичились, называли на вы, но потом повисли на нем и старались быть вместе с ним».
16 апреля 1943 года Николай Дмитриевич был назначен начальником отдела политического вещания Ленинградского радиокомитета. Под его началом трудились 28 редакторов, материалы которых нужно было редактировать, прежде чем пускать в эфир. «За спиной — говорит мое радио, передаются последние известия: «Ленинградский выпуск». Мне, собственно, их уже неинтересно слушать — час назад я прочел, выправил и подписал весь материал, который сейчас доходит до меня через репродуктор…» — писал Синцов супруге.
С переходом на новую работу Николай Дмитриевич начал работать без выходных (несмотря на официально полагавшийся выходной в воскресенье), так как считал недопустимым отсутствовать на работе хотя бы один день. Впоследствии в Доме радио ему предоставили служебную комнату.
Одним из самых эмоциональных стало письмо от 23 января 1944 года, в котором Синцов рассказывает близким о своей работе накануне полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады: «За вечер и ночь у меня перед микрофоном выступили двадцать два человека — бойцы, работницы, ученые и т. д. Вещание шло до половины третьего ночи. Улеглись спать в четыре. На следующий день утром я поехал на фронт с нашей репортажной машиной и военными корреспондентами».
В марте 1944 года семья Синцовых воссоединилась: вернулись из эвакуации мать, жена и дочери Николая Дмитриевича. Антонина Михайловна устроилась на работу инспектором в отдел социального обеспечения семей военнослужащих. Мать Синцова, Александра Ивановна, занималась детьми и домашним хозяйством. Сам Николай Дмитриевич все так же работал без выходных. Кстати, весьма примечательная деталь: все предметы гардероба членов семьи, оставленные в Ленинграде в начале войны, сохранились, и подросшим девочкам перешивали одежду из старых взрослых платьев и костюмов…
Читайте также:
Отомстить за брата: свое обещание Герой Советского Союза Иван Сысолятин сдержал
Детство в деревне Чёрная. История одной эвакуации времён блокады Ленинграда
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 150 (7726) от 14.08.2024 под заголовком «Звуки блокадного города».
Комментарии