Война, проигранная тылом
Не случись Первой мировой войны, скорее всего, не произошло бы и катастрофических событий февраля 1917 года. Такова довольно распространенная точка зрения. Оппоненты возражают: внутренний взрыв был неизбежен, война лишь обострила существовавшие противоречия... Однако обе спорящие стороны сходятся в мысли: к началу 1917 года страна устала от войны и уже не выдерживала экономического и политического напряжения. О том, какие военные события происходили в последние месяцы существования российской монархии, мы говорим с доктором исторических наук Андреем МИХАЙЛОВЫМ, научным сотрудником Научно-исследовательского института Военной академии Генштаба ВС РФ.
Николай II, взяв на себя функции верховного главнокомандующего, надеялся переломить ситуацию на фронте, но в реальных условиях сил на это у него не хватило.
Фото 1916 г. Из коллекции ЦГАКФФД СПб
- Андрей Александрович, середина 1916 года ознаменовалась одной из самых удачных операций русской армии в Первой мировой войне - Брусиловским прорывом. А что было потом?
- Продолжалась позиционная война. Были попытки наступательных операций, в их числе Митавская в конце декабря 1916 года, но они оказывались не очень удачными и стоили больших жертв. Правда, удалось добиться успехов под Ригой. Хорошо укрепленные позиции у Тирельских болот противник гордо именовал «Северным Верденом» и объявил несокрушимым. А 27 декабря 1916 года столичные газеты сообщали о «долгожданной победе русского оружия», тысячах вражеских пленных, десятках захваченных орудий, сотнях пулеметов... Особенно отличились латышские и сибирские стрелки. Однако и потери русской армии оказались огромными.
Успешно шли наши дела на Кавказе: русские войска разгромили 3-ю турецкую армию и захватили, еще в начале 1916 года, стратегически важный город Эрзурум, открыв дорогу в глубь Турции. Отличился командующий Кавказской армией генерал Николай Юденич - один из будущих деятелей Белого движения. После взятия Эрзурума последовала Трапезундская операция русских войск и Черноморского флота, также завершившаяся нашей победой.
Эти успехи были встречены в России с исключительным воодушевлением. Они имели не только политическое и стратегическое значение, но еще больше - психологическое, на фоне поражений на восточном фронте: мол, если против немцев наши дела идут не очень, то турков мы бьем...
- Бытует сегодня и такое мнение: мол, если бы не февральский взрыв, Россия разгромила бы Германию. Революция просто отняла у нашей страны шанс на победу. Что скажете?
- Если смотреть с чисто военной точки зрения - наверное, да, Россия могла победить. Германия действительно была крайне истощена экономически и в военном плане, ее ресурсы были подорваны...
В российской же армии удалось преодолеть «снарядный голод», парализовавший ее в 1915 году. Вообще же в это время русское военное производство вышло на достаточно высокий уровень, хотя, говоря современным языком, были проблемы с логистикой, порой сводившие на нет все усилия. И со снабжением далеко не всегда было хорошо... Генерал Альфред Нокс, представитель Великобритании при русской армии, в октябре 1916 года записывал, что главные беды - от глупости, ошибок, непродуманных действий, и это более всего обидно.
А сапожный голод! Тогда появилось очень много заявлений, в том числе на самом высшем уровне, что в России кончилась кожа для сапог. По словам генерала Брусилова, в Ставке сообщали: сапоги доставят из Америки, но когда - неизвестно. А дальше Брусилов указывал: «Чуть ли не все население России ходило в солдатских сапогах». Почему? Да потому что большая часть прибывших на фронт продавала свои сапоги по дороге. Логика проста: выдадут другие. Некоторые «фокусники» проводили эту операцию три-четыре раза. А почему это было возможно? Потому что обыватели охотно покупали солдатские сапоги, ведь обычная обувь невероятно вздорожала...
И тем не менее многие русские генералы накануне 1917 года испытывали оптимизм. Например, упомянутый генерал Брусилов, командующий Юго-Западным фронтом, который пребывал в зените славы после успешной операции в Галиции, считал, что если война продолжится, то она в обозримом будущем, хотя и не без трудностей, завершится победой России. Очень многие российские военачальники полагали, что действительно шансы на победу вполне реальны... Не стоит забывать и то, что Германия в итоге войну все же проиграла, правда, уже после выхода России из борьбы.
- Стоит напомнить, что в это время верховным главнокомандующим был Николай II, еще в июле 1915 года сменивший на этом посту великого князя Николая Николаевича...
- Увы, полководцем себя царь не показал и, разумеется, не мог показать, поскольку не имел для этого достаточной подготовки. Адмирал Александр Бубнов, занимавший должность начальника Морского управления в царской Ставке, в мемуарах весьма решительно заявлял, что познания государя в военном деле соответствовали «образованию гвардейского офицера», а этого, конечно, было недостаточно для «оперативного руководства всей вооруженной силой на войне». И так считал не один Бубнов...
Николай II и сам хорошо осознавал, что ему недостает специальных знаний. Он стремился найти опору в опытных военачальниках, но отобрать на высокие должности настоящих профессионалов удавалось далеко не всегда. Несомненно, профессионализмом отличался генерал Михаил Васильевич Алексеев, который с августа 1915 года занимал должность начальника штаба верховного главнокомандующего. Но у него не сложились отношения с ближайшим окружением императора. Крайне отрицательно относилась к Алексееву императрица Александра Федоровна, так как генерал не скрывал своего презрения к Григорию Распутину. А противостоять влиянию супруги Николаю зачастую не удавалось.
На одном из последних крупных совещаний в Ставке, состоявшемся в декабре 1916 года, царь вдруг, получив какое-то известие, неожиданно без каких-то объяснений покинул совет. Все были в недоумении... Как потом оказалось, государь получил из Петрограда известие об убийстве Распутина... Генерал Брусилов в своих мемуарах рассказывал, что после отъезда царя кое-как удалось принять решение о наступлении возглавляемого им фронта в начале 1917 года, но ни конкретная организация операции, ни ее цели обсуждены не были...
Еще хуже другое обстоятельство: те месяцы ознаменовались постоянными переменами в высших эшелонах власти. За 1916 год сменились четыре министра внутренних дел и столько же премьер-министров. На современников эта чехарда, как ее называли, производила удручающее впечатление.
Сменился в том году и военный министр. Вначале ведомство возглавлял Алексей Поливанов, очень образованный и знающий. Он считался в армии реформатором, близким к Государственной думе. В одной из своих статей он писал: «Пусть каждый делает, что может: большие заводы могут изготавливать оружейные стволы, а ювелиры могут изготавливать пружины для станков. Нет такого производства, которое нельзя было бы использовать на пользу армии». Не правда ли, знакомая мысль, отсылающая нас в 1941 год, когда все производство стало работать на военный лад? Но тогда Поливанов не был услышан...
По всей видимости, власти считали его слишком либеральным, и в марте 1916 года он был снят. На министерский пост назначили более консервативного генерала Дмитрия Шуваева. Все были крайне удивлены, поскольку Шуваев был известен главным образом как специалист по интендантскому делу.
- Это назначение что-то изменило?
- Не особенно. Хотя Шуваев оказался не так плох - вот что для многих стало сюрпризом. Это был рациональный, деятельный чиновник, к тому же безукоризненно честный. Офицер Генштаба Александр Самойло отмечал в мемуарах, что Шуваев развернул борьбу с «развитым воровством в тылу». Ему вторил журналист Михаил Лемке, сотрудник особого бюро печати в Ставке: «При Шуваеве взятка стала исчезать».
Но только армия свыклась с Шуваевым, как в январе 1917 года сняли и его. Генерал Редигер, занимавший пост военного министра еще до войны, писал в мемуарах, ссылаясь на слова самого Шуваева, что к этой отставке приложила руку императрица Александра Федоровна. Будто бы она обиделась на нежелание министра выполнять ее требования и советы...
Вместо Шуваева министром назначили генерала Михаила Беляева, который и занимал этот пост до марта 1917-го. Многие современники видели в нем креатуру императрицы. По словам руководителя военного духовенства прото-
пресвитера Шавельского, сослуживцы и подчиненные считали Беляева человеком «трудолюбивым, исполнительным, аккуратным», но лишенным «острого и широкого кругозора». Впрочем, Беляев мало что успел сделать...
- А каковы были настроения в действующей армии?
- Разные, но в целом - усталость от войны. Сохранились документы военной цензуры и жандармерии, в которых анализировались солдатские письма. Они все проникнуты настроениями: когда же все это закончится, давно уже пора завершать дело миром, терпеть эту войну больше невозможно...
Вообще в обществе под влиянием разлагающегося тыла, трудностей на фронте, усталости начало меняться отношение даже к тому, чем еще два года назад оно восторгалось. К примеру, если в начале войны сестер милосердия воспринимали как святых героинь, то теперь - чуть ли не как женщин легкого поведения. В сатирических журналах появлялось много карикатур на эту тему.
Что касается командиров, то значительное число кадровых офицеров были просто физически выбиты в боях. И на смену им пришли так называемые офицеры военного времени - недавние студенты, учителя, мелкие чиновники, которые окончили ускоренные офицерские курсы. Среди них были и мобилизованные, и добровольцы.
Публика эта была весьма своеобразная. О ней, с моей точки зрения, верно и исчерпывающе отзывался генерал Петр Николаевич Врангель (впоследствии - один из вождей Белого движения). Он писал, что «новые офицеры ускоренных производств» умели «столь же красиво, как и кадровое офицерство, умирать за честь родины», но не были проникнуты духом военной среды, не могли стать воспитателями солдат, не могли их сплотить и просто тяготились войной.
- Да и солдаты к началу 1917 года были уже в значительной мере не те, что в начале войны...
- Конечно, и дело не только в том, что давно прошел патриотический подъем первых месяцев войны. Просто Россия во многом уже исчерпывала свой мобилизационный ресурс.
В 1916 году началось формирование дивизий «четвертой очереди». Они состояли из так называемых ратников 2-го разряда - мужчин от 32 до 42 лет. Боевые качества этих дивизий большинство мемуаристов и военных специалистов оценивают весьма низко. Подготовка новобранцев также оставляла желать лучшего. Врангель с горечью вспоминал, что инструкторы набирались «или из инвалидов, или из зеленой молодежи, которой самой надо было учиться военному делу».
Любопытный нюанс: в российской традиции полки называли по городам, хотя при этом не было никакой связи ни с местом комплектования, ни с дислокацией. Но перечень известных городов России, по которым можно было называть полки, тогда уже был исчерпан. Поэтому, как отмечал весьма острый на язык военный историк-эмигрант Антон Керсновский, появились полки со странными названиями - Ворохтинский, Нерехтский, Тихобужский, Стерлитамакский. «Средний солдат» не мог даже выговорить их название.
Журналист Лемке приводит слова генерала Михаила Алексеева (впоследствии стоявшего у истоков Белого движения): «С такой армией можно только погибать. Вся задача - свести эту гибель к возможно менее позорной». Тот же генерал Алексеев говорил: «Армия - это фотография общества». И с ним нельзя не согласиться...
- Как армия отреагировала на отречение Николая II?
- Очень многие растерялись, особенно офицеры старой закалки. Многие приветствовали революцию, надеясь, что она освободит Россию от тяжких оков, связанных с распутинщиной.
Уже упомянутый генерал Нокс еще за несколько недель до этого события отмечал: «Офицеры начали открыто обсуждать царскую семью, даже в беседах с иностранцами. В такой манере, в какой это было невозможно еще несколько недель назад».
Нужно сказать, что во время февральских событий к Николаю II как к личности очень мало кто испытывал сочувствие. Это видно и по поведению высшего генералитета - командующих фронтами, которые его фактически не поддержали. Многие офицеры надеялись, что будет новый монарх, более сильный, авторитетный, способный, и при нем война возобновится с новой силой. Среди высшего командного состава имелись и те, кто рассчитывал на карьерный взлет в новых условиях.
Правда, обольщение прошло очень быстро. Но вообще большинство офицеров заняли выжидательную позицию и ждали развития событий. И это вполне понятно. На фронте долгое время все шло по накатанной. Распад там начался позже...
- Почему возникло такое озлобление солдат против офицеров? Оно ведь не могло родиться вдруг...
- Почти все случаи убийства офицеров солдатами происходили в запасных частях в тылу. Новобранцы, служившие там, отчаянно не хотели попасть на фронт. А офицеры были теми командирами, которые были готовы их туда отправить.
Новобранцы, собственно говоря, и стали одной из движущих сил революции в Петрограде и других крупных городах. Кавалерийский офицер Владимир Литтауэр в мемуарах пишет: «Тысячи резервистов присоединились к мятежникам по той простой причине, что не хотели идти на фронт». И это утверждение оспорить трудно.
На фронте в первые месяцы после революции противостояние офицеров и солдат было менее острым, чем в тылу, а в некоторых частях и вовсе отсутствовало. Нередко мемуары офицеров рисуют такую картину: на фронте все было более-менее спокойно, пока не приехали агитаторы из тыла и не стали настраивать солдат против офицеров.
Свою роль сыграл совершенно провокаторский и подрывной, на мой взгляд, приказ № 1, изданный 1 марта 1917 года Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов. Согласно ему, на фронте вводились выборные солдатские комитеты, которым должны были подчиняться офицеры...
В то же время не стоит изображать бандитами всех солдат поголовно - многие из них видели реально разлагавшийся тыл. Дороговизна, безудержная спекуляция, тяжелейшие социальные проблемы... Деникин в своих «Очерках русской смуты» очень выразительно писал: «Своего рода естественной пропагандой служило неустройство тыла и дикая вакханалия хищений, дороговизны, наживы и роскоши, создаваемой на костях и крови фронта».
Очень часто в мемуарах офицеров повторяется одна и та же фраза: «Армия держится, тыл развалился». А развалился он потому, что, по моему твердому убеждению, российское общество не выдержало испытания войной. Оно оказалось не готово нести тяготы, быть просто более стойким. Это, может быть, даже важнее штыков и мобилизации. Вообще я считаю, что эту войну проиграла не армия, а в значительной степени тыл, общество и правительство.
В одном из романов Валентина Пикуля есть яркие и, на мой взгляд, справедливые слова: «несчастные офицеры несчастной русской армии». На мой взгляд, он прав: армия погибала в траншеях, несла огромные потери, совершала подвиги, она же потом оказалась еще и втянута в гражданскую братоубийственную войну...
Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 023 (5885) от 08.02.2017.
Комментарии