Волшебное паломничество. Как Клод Маккей приехал в Советскую Россию
Трое мужчин возле «Медного всадника» явно позируют фотографу. В центре — поэт, американский коммунист и борец за права чернокожих Клод Маккей, который приехал в Советскую Россию в конце 1922 года и задержался здесь на полгода. Позже он вспоминал: «У меня были лишь приятные знакомства, мои собеседники открыто выражали свое неприятие советской власти, хотя им было известно, что я сочувствую новому режиму».
Клод Маккей (в центре) у памятника Петру I на площади Декабристов; справа от него — Николай Чуковский. Петроград. 15 марта 1923 г. Автор фото не установлен./© Центральный государственный архив кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга, 2022. Гр 6148
Маккей прибыл в нашу страну в ноябре 1922 года делегатом от американской компартии на IV конгресс Коминтерна. В советской стране еще только начинали знакомиться с афроамериканской литературой, и приезд «флагмана» угнетенного американского народа, выражавшего открытую поддержку левым идеям, был как нельзя кстати.
Да и для самого Маккея это «волшебное паломничество» (по его собственным словам) имело большое значение: советское государство представлялось ему «землей обетованной», где решены не только классовые, но и национальные конфликты. Чтобы попасть в Россию, он проявил завидное упорство: устроившись кочегаром на грузовое судно, добрался из Нью-Йорка до Британии, а оттуда вместе с делегацией коммунистов — до СССР.
Банкротство за труды. Таков был финал предпринимательской деятельности Николая ПутиловаАмериканский гость был потрясен красочным убранством пролетарской столицы к пятой годовщине Октября: «Петроград был великолепен, весь в красных флагах и вымпелах. Красные флаги на фоне снега, на высоких гранитных зданиях». После этого он отправился в Москву, где в течение месяца участвовал в работе конгресса Коминтерна. Затем, по воспоминаниям поэта, он «триумфально шествовал из Москвы в Петроград и из Петрограда в Москву — сюрприз за сюрпризом».
Программа «представителя угнетенной нации» была весьма насыщенной: встречи с Григорием Зиновьевым, Николаем Бухариным, Львом Троцким, выступления в Тронном зале Кремля перед участниками конгресса, на митингах перед рабочими, посещение высших военных школ, музеев, театров и библиотек, осмотр подводных лодок. Даже полет на трофейном британском аэроплане…
Во время этих встреч Маккей читал по‑английски свои стихи и рассказывал о положении чернокожего населения в Америке. «Я все время занят: пишу, бываю на митингах и коплю последние наблюдения и впечатления, которые можно использовать для пропаганды, — Петрограду есть что предложить в этом смысле», — сообщал Маккей в одном из писем.
Тридцатилетнему американцу выделили комнату в Доме ученых (бывшем дворце великого князя Владимира Александровича), служившем «общежитием» для петроградской интеллигенции. Несмотря на «новый быт», во всей обстановке чувствовалось «сочувствие» старому режиму: портрет великого князя, спрятанный в столовой за занавесками, рассказы пожилого дворецкого о «свободомыслии» бывшего хозяина дома… «Атмосфера в доме была чужда политике только на словах, а на практике я сразу ощутил явственную враждебность к большевистской власти», — вспоминал Маккей.
Его персональным переводчиком стал юный Николай Чуковский, в ту пору — студент историко-филологического факультета Петроградского университета. Николай Корнеевич запомнил Маккея как очень жизнерадостного, веселого и «легкомысленного» человека. Он вспоминал, что обязан был приходить к нему в двенадцать часов. Тот просыпался очень поздно, и Чуковский всякий раз заставал его в постели, а под кроватью всегда стояла бутылка с коньяком. «Он выпивал стаканчик и, несмотря на все мое сопротивление, заставлял выпить и меня. С этого начинался наш трудовой день… Мы шли с ним куда‑нибудь — в город».
К немалому удивлению переводчика, о марксизме поэт не имел «ни малейшего представления», не мог связно рассказать о работе конгресса и «очень мало им интересовался». «Обо всем, происходившем в нашей стране, о нашей революции понятия у него были самые смутные», — вспоминал Чуковский.
Несмотря на частые выступления на заводах, перед рабочими и военморами Кронштадта, едва ли не более важным для Маккея было общение с литераторами — Евгением Замятиным, Самуилом Маршаком, Николаем Тихоновым. Они воспринимали его прежде всего как коллегу. «Их проницательные вопросы показывали, что они интересуются моими поэтическими методами, взглядами, моим отношением к современным литературным течениям, нежели цветом моей кожи», — вспоминал Маккей.
В качестве своеобразного «талисмана» поэт с острова Ямайка носил с собой портрет молодого Пушкина, которого он воспринимал как собрата по расе и по поэтическому цеху. По воспоминаниям Николая Чуковского, Маккей покупал портреты Пушкина, внимательно разглядывал их и утверждал, что по пушкинскому облику может безошибочно определить процент негритянской крови в его жилах.
К началу лета 1923 года американский поэт покинул СССР и направился в Лондон, где, несмотря на свои левые взгляды, с успехом выступил на вполне «буржуазном» Всемирном негритянском конгрессе…
Спустя два года в стихотворении «Русский собор» Маккей описывал свои впечатления от посещения Исаакия. Говоря о «золотом величии» и «симметрии парящих арок», он призывал склониться не перед богом, а перед «божественностью человека, живо воплощенной в камне».
Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.
Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Дзен».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 227 (7311) от 02.12.2022 под заголовком «Волшебное паломничество Маккея».
Комментарии