«В ночи была великая вода...»

В декабре минувшего года наш город пережил очередную угрозу серьезного наводнения. Если бы не Комплекс защитных сооружений, вода неминуемо хлынула бы на улицы, как это бывало не раз в прежние времена. Впрочем, подлинная история наводнений Невы нам в значительной мере неизвестна – в этом уверена научный сотрудник Санкт-Петербургского филиала Института океанологии им. П. П. Ширшова Российской академии наук действительный член Русского географического общества Татьяна МАЛОВА.

«В ночи была великая вода...» | ФОТО Александра ДРОЗДОВА

ФОТО Александра ДРОЗДОВА

– Татьяна Игоревна, так о чем же мы до сих пор не знаем?

– Дело в том, что нередко из источника в источник кочует набор догадок, домыслов, неточностей, искажений. Казалось бы, многие исследователи занимались изучением наводнений, однако сведения о них за все триста лет истории города очень разрозненные, порой противоречащие друг другу, единого каталога до сих пор нет. Приходится собирать информацию буквально по крупицам в различных архивах, в том числе в Российском государственном историческом, Военно-историческом, в архиве Академии наук и даже Александро-Невской лавры. Нередко приходится сталкиваться с клонированием одних и тех же сведений, причем зачастую непроверенных.


– Например?

– Судите сами, какой метаморфозе может подвергнуться информация об одном и том же событии. Возьмем, к примеру, наводнения 1715 года. В «Походном журнале Петра I» говорится о трех подъемах воды в тот год.

22 сентября (3 октября): «В ночи была великая вода, и многие домы залило». 5 (16) октября: «Была великая вода, больше первой фута три». И, наконец, 7 (18) ноября: «Сего числа пополудни в 6-м часу была великая вода, но токмо меньше первой на аршин».

Ганноверский посланник при дворе Петра I Фридрих Христиан Вебер тогда же отмечал: «В 1715 году были снесены почти все мосты и укрепления, тогда можно было плавать на судах по улицам и между домами». Как видим, ни в одном из описаний нет никаких конкретных цифровых значений. Впервые они появляются только у историка Петра Каратыгина в 1889 году. Говоря о наводнении в ноябре 1715 года, он указывает высоту подъема воды 7 футов 4 дюйма, то есть примерно 224 см. При этом ссылается на Вебера, хотя мы до сих пор не обнаружили цифр, которые бы тот приводил.

Естествоиспытатель XX века Даниил Святский в 1924 году приводил следующие данные о наводнениях 1715 года: 5 (16) октября – более 7 футов (то есть более 213 см), 7 (18) ноября – менее 7 футов.

У сотрудников Ленинградского отделения Государственного океанографического института Михаила Грушевского и Николая Лазаренко в 1957 году применительно к наводнению ноября 1715 года (причем они явно путают его по датам с тем, что было в октябре) появляется значение 200 см над ординаром Горного института, установленным только в 1878 году. Крупный гидролог XX века Рувим Нежиховский в 1988 году определяет значение того же наводнения как 211 см в Балтийской системе высот. Но она была введена в практику геодезических работ только в 1946 году.


– Такое впечатление, что даты смешались, а высота подъема установлена достаточно произвольно...

– Совершенно верно. И подобных фактов много. В итоге – серьезное искажение исторической картины, причем установить истину чрезвычайно сложно.

Непросто все обстоит и с футштоками, по которым определялись высоты уровней наводнений. Впервые уровнемерные исследования были организованы в Кроншлоте, и занимался ими сам Петр. Основной футшток, к которому привязываются наводнения, многократно переносился с места на место. Он существовал и на берегу реки Мойки, и в канале Главного Адмиралтейства, и у Горного института. Здесь тоже немало мифов. Например, часто можно встретить упоминания о том, что с 1715 года был футшток в Петропавловской крепости – на самом деле велика вероятность, что его там не было.

Любопытно и то, что высоту наводнения 1824 года, описанного Пушкиным в «Медном всаднике», да и не только им, измерили только через год после события. Определил значение высоты подъема воды управляющий чертежной при Главном Адмиралтействе Колодкин, причем по косвенным признакам.

Честь и хвала тем исследователям, кто пытается разбираться с наводнениями. Блестящий историк Юрий Николаевич Беспятых занимается изучением петровского времени, он по крохам восстанавливает эти данные.


– Понятно, что историки всегда хотят докопаться до истины, хотя в данном случае едва ли это возможно сделать. Но что это знание дает в практическом отношении? Чем это может быть полезно?

– Дело в том, что практически все имеющиеся сегодня высотные отметки наводнений, которые мы видим на фасадах петербургских домов, имеют две функции. Первая, к которой мы привыкли, – мемориальная. Вторая (и на самом деле гораздо более важная) состоит в том, что это геодезические реперы. Они нужны для оценки высот предыдущих эпох. Знание о том, как «оседает» город, очень важно для строительных и инженерных работ – как наземных, так и подземных.

Всего в Петербурге около семидесяти таких отметок. Конечно же, больше всего относятся к наводнениям 1824 и 1924 годов. Однако, как мы поняли, многие отметки достаточно условны...


– По какому ординару сегодня измеряется уровень подъема воды в Финском заливе за пределами защитной дамбы?

– По Кронштадтскому футштоку и его Шепелевскому дублеру. Вообще кронштадтский ряд уникальный. Он третий по продолжительности в мировом перечне после Амстердамского и Стокгольмского. Наблюдения на Кронштадтском футштоке начались в 1777 году, на Амстердамском – в 1700 году, на Стокгольмском – в 1774-м.

Когда начали строить дамбу, стало очевидным, что в районе Кронштадтского футштока изменится уровенный режим – он просто не будет соответствовать уровню воды в открытой акватории Финского залива. Встал вопрос о переносе этого футштока, чтобы наблюдения были едиными и неразрывными. И его перенесли – точнее, продублировали. При этом стали выяснять, какие точные данные мы вообще имеем по нашим наводнениям. У истоков этой работы стояли членкор Академии наук СССР Юрий Дмитриевич Буланже и член-корреспондент Метрологической академии Владимир Иванович Богданов. Тогда-то и обнаружилось огромное количество ошибок и несоответствий.

В итоге на мысе Шепелевском на южном берегу Финского залива (примерно в 10 км от Соснового Бора) в середине 1980-х годов был построен дублер Кронштадтского футштока. На сегодняшний день функционируют и тот и другой. В дальнейшем функции Кронштадтского футштока должны полностью перейти к Шепелевскому дублеру. Строительство дублера начиналось в рамках грандиозного научного проекта, предполагалось создать многофункциональный научный комплекс, в котором присутствовала бы не только уравнемерная составляющая.

Если бы реализация проекта не была приостановлена в 1990-х годах, мы могли бы сегодня проводить самые разные исследования: геодинамические, геофизические, геологические, метеорологические. Сейчас наша задача – восстановить Шепелевский комплекс и, кроме того, продублировать единым высокоточным нивелированием все сохранившиеся метки наводнений.



Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 030 (5647) от 19.02.2016.


Комментарии