«Ужасные лица, ужасные слова». Что произошло на Сенатской площади 200 лет назад?
Многие десятилетия мы воспринимали декабристов едва ли не как героев. Сейчас же отношение к ним куда более сдержанное, в чем‑то даже критическое. В первую очередь не устраивают те радикальные методы, которые были избраны значительной частью участников движения для своей политической деятельности. Впрочем, как отмечает наш собеседник, старший научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН, кандидат исторических наук Павел ИЛЬИН, в такой перемене отношения к декабристам нет ничего нового: то же происходило на протяжении двух столетий.
ФОТО из коллекции Государственного исторического музея, Москва. РЕПРОДУКЦИЯ АВТОРА
— Сразу же после событий на Сенатской площади общество было просто потрясено: ничего подобного в России прежде не случалось…
— Да, и в основном звучало осуждение бунта, повлекшего за собой кровопролитие и немалое число жертв. В дворянской среде были возмущены «безумством» мятежников, которые подняли руку на высокопоставленных особ и высших офицеров. Речь шла, в частности, о совершенном на Сенатской площади убийстве столичного генерал-губернатора Михаила Милорадовича и полковника Николая Стюрлера, командира лейб-гренадерского полка. Стюрлер был смертельно ранен тем же отставным поручиком Петром Каховским, который застрелил и Милорадовича.
В письме своему близкому другу московскому литератору Ивану Дмитриеву, написанном на пятый день после восстания декабристов, историк Николай Карамзин сообщал, что был на площади, «видел ужасные лица, слышал ужасные слова». Карамзин отмечал, что «новый император оказал неустрашимость и твердость», а бунтовщиков историк называл «безумцами», которые были рассеяны первыми же выстрелами.
«Я, мирный историограф, алкал пушечного грома, будучи уверен, что не было иного способа прекратить мятежа. Ни крест, ни митрополит не действовали…» — писал Карамзин. В то же время он сокрушался, что к событиям были причастны некоторые образованные, думающие и талантливые молодые люди.
«Жалею о Кашкине: преступник Оболенский ему родной племянник, — отмечал Карамзин. — Лавали в отчаянии за их зятя, Трубецкого. Катерина Федоровна Муравьева (мать братьев Никиты и Александра Муравьевых. — Ред.) раздирает сердце своею тоскою. Вот нелепая трагедия наших безумных либералистов! Дай Бог, чтобы истинных злодеев нашлось между ними не так много! Солдаты были только жертвою обмана»…
Однако, в том числе и среди дворян, находились люди, которые придерживались другой точки зрения. По их мнению, главное заключалось в том, с какими требованиями декабристы выходили на Сенатскую площадь, какие цели перед собой ставили. А именно: они хотели изменить характер правления и преодолеть «язвы» социального устройства, грозившие в будущем серьезными последствиями. А потому, как отмечал, например, в своих записных книжках известный литератор и государственный деятель князь Петр Андреевич Вяземский, бунтовщиков можно судить за «возмущение» против власти, но они не заслуживают сурового наказания, которое им уготовано.
Что же касается официальной позиции, то ее особенно ярко отразил директор Императорской публичной библиотеки историк Модест Корф, который в своей книге «Восшествие на престол императора Николая I» назвал декабристов «безрассудными возмутителями». Для него события 14 декабря были преступным бунтом против государственных основ, предпринятым «злоумышленниками» по «тщеславному замыслу».
«Горсть молодых безумцев, незнакомых ни с потребностями империи, ни с духом и истинными нуждами народа, дерзостно мечтала о преобразовании государственного устройства, вскоре к мысли преобразований присоединилась и святотатственная мысль цареубийства», — отмечал Корф. И эта позиция, естественно, доминировала на протяжении нескольких десятилетий.
Отношение к декабристам стало меняться во времена реформ Александра II. Согласно установившейся традиции, взошедший на престол император мог помиловать политических преступников, подвергшихся преследованию в царствование его предшественника. Амнистию оставшимся к тому времени в живых 55 осужденным декабристам объявили 26 августа 1856 года, она была провозглашена в коронационном манифесте Александра II, а затем оформлена в виде императорского указа Сенату.
Одновременно усилиями Александра Герцена стал складываться миф о «героях-рыцарях», вышедших на борьбу с «ужасным драконом» — самодержавием. Как писал Герцен в статье «Концы и начала», опубликованной в 1862 году в газете «Колокол», дворяне дали России «пьяных офицеров, забияк, картежных игроков, героев ярмарок, псарей, драчунов» да прекраснодушных Маниловых. «И между ними развились люди 14 декабря, фаланга героев, вскормленная, как Ромул и Рем, молоком дикого зверя… Это какие‑то богатыри, кованные из чистой стали с головы до ног, воины-сподвижники, вышедшие сознательно на явную гибель, чтобы разбудить к новой жизни молодое поколение и очистить детей, рожденных в среде палачества и раболепия».
Но подобная героизация шла не только от Герцена, он все‑таки выступал из‑за границы, и его аудитория в России была достаточно ограниченной. Не меньшее значение имело обаяние личностей некоторых декабристов, которое проникало в общество через мемуары, исторические публикации, появлявшиеся в России и разрешенные цензурой. В частности, в журналах «Русский архив» и «Русская старина», которые стали выходить с 1860‑х годов.
К концу XIX века общественное мнение становилось все более поляризованным. Те, кто считал себя «борцами за свободу», истоки своих устремлений видели в деятельности «благородных» дворян-декабристов. Более того, возник жесткий идеологический спор: кто в большей степени может считать себя продолжателями их дела?
Тайный архив русской печати. Что хранили в секретном отделении Императорской библиотеки?К декабристам как своим политическим предшественникам обращались начиная с 1905 года конституционалисты-октябристы, руководители кадетской партии (такие как Петр Струве и Павел Милюков), представители партии социалистов-революционеров. После февраля 1917 года писатель Дмитрий Мережковский написал исторический очерк «Первенцы свободы» про «героев-первопредков». Он посвятил его, как он считал, главному «наследнику дела декабристов» — председателю Временного правительства Александру Керенскому…
Так что Ленин, выступивший с концепцией трех поколений в российском освободительном движении, к первому из которых принадлежали участники бунта на Сенатской площади, был отнюдь не оригинален.
— Не потому ли после 1917 года декабристов стали рассматривать едва ли не как предшественников Октябрьской революции?
— Притом что поначалу среди большевиков не было одной магистральной точки зрения. Некоторые историки-марксисты, в частности Михаил Ольминский, считали, что декабристское движение — это дворянская фронда, которая отстаивала свои узкие сословные интересы, поэтому его нельзя считать предтечей Октября. Многие известные большевики выступали против того, чтобы отмечать 100‑летний юбилей восстания на Сенатской площади, и только благодаря историку Михаилу Покровскому это празднование состоялось.
Особая точка зрения была у представителей русской эмиграции, которые покинули Россию в ходе революции и Гражданской войны. В частности, историк Александр Кизеветтер указывал, что если бы к декабристам прислушались вовремя — до того, как они вышли на площадь, то, может быть, самодержавие своевременно произвело бы необходимые социальные и государственные реформы, и в этом случае не случилось бы катастрофы 1917 года…
Однако к концу 1920‑х годов все сомнения вместе с критически настроенной к декабристам школой историков-марксистов отошли в сторону, и участники восстания были до предела идеализированы, обретя роль непререкаемых основателей революционной традиции. Со временем они превратились в икону «основоположников русской революции», и ведущий советский исследователь этого периода московский историк Милица Нечкина энергично развивала ленинскую теорию трех этапов освободительного движения.
Нечкиной принадлежит ряд ценных трудов по истории движения декабристов, но многое в ее представлениях было привнесено из более поздних исторических эпох или идеализировано. Так, она рассматривала декабристские союзы как своеобразные партийные организации, наделяя их чертами более позднего времени. Опираясь на одно из следственных показаний, где описывались встречи участников декабристского общества, но совсем не конспиративного характера, она сделала вывод о том, что на заседаниях Союза благоденствия присутствовал Пушкин…
Но и эти представления претерпели трансформацию накануне перестройки. Часть историков вспомнили дореволюционную традицию, согласно которой декабристы были антигосударственниками, отказавшимися присягать императору и покушавшимися на основы самодержавного правления. Позиция других исследователей была такова: да, декабристы обаятельные исторические личности, наполненные гуманными идеями, но зачем же они призывали к революционным насильственным методам, к цареубийству?
Например, историк Натан Эйдельман, если его внимательно читать, весьма негативно высказывался в отношении радикальных методов декабристов. Упомяну и ставшее впоследствии достаточно известным стихотворение Наума Коржавина «Памяти Герцена. Баллада об историческом недосыпе» с итоговым обращением: «Ах, декабристы! не будите Герцена!».
В последние десятилетия более распространенным стал негативистский взгляд. Декабристам вменяют в вину то, что они, ратуя за свободу, не освободили своих крестьян от крепостной зависимости, обманули солдат, выводя их на площадь… Но эти тезисы в очень большой мере носят поверхностный характер и не слишком отвечают реалиям исторической эпохи.
— А почему действительно декабристы не освобождали своих крестьян?
— Потому что многие из них в силу возраста еще не владели крестьянами, а те, кто уже владел, были связаны обязательствами перед родителями или другими членами семьи… Декабристы выступали за отмену крепостного права как социального института в целом. И это должно было произойти после коренного изменения общественной ситуации. Они отнюдь не ратовали за частные меры по улучшению крестьянского положения и практику освобождения крестьян от крепостной зависимости.
Что касается обвинения в том, что декабристы обманом вывели солдат на площадь, то здесь приходится уточнять: в чем же состоял этот обман? В день 14 декабря основную массу солдат увлекли призывом соблюдать верность присяге, которая была принесена ими императору Константину Павловичу за две недели до выступления на Сенатской площади.
Менять присягу столь часто и без каких‑либо существенных объяснений (а высшая власть долгое время никаких объяснений не предоставляла) многим казалось невозможным. Поэтому в дни междуцарствия в обществе появилось немало недовольных и недоумевающих, зародились сомнения в законных правах Николая Павловича на престол. В том числе среди солдат. Их было легко ввести в заблуждение лозунгом верности первой присяге, поскольку от них фактически скрыли, что Константин от престола отрекся.
Вышедшие на площадь гвардейцы вслед за офицерами с воодушевлением провозглашали: «Ура Константину!» — для них Николай был узурпатором. Ходили слухи, что Константин незаконно отстранен от власти, что он арестован, задержан по дороге в Петербург. И это находило отклик среди солдат и офицеров…
В начале нынешнего века ряд историков, в том числе московский исследователь доктор исторических наук Оксана Киянская, начали «демифологизацию» декабристов. Речь шла о том, чтобы избавить научные и общественные представления от идеологических ограничений, мифов и стереотипов, порожденных советской историографией. На мой взгляд, этот процесс, правильный по своему первоначальному посылу, оказался не всегда плодотворным, поскольку часто приводил к смене одних стереотипов другими.
Так, та же Киянская «видит» Пестеля как истязателя солдат, растратчика казенных денег «ради интересов революции», агента тайной полиции. При внимательном ознакомлении с работами этого автора оказывается, что многие выводы опираются не на документальные указания, а на утверждения, принадлежащие самому автору. Зачастую под них подгоняются и факты.
Более того, в последнее время появились версии (даже претендующие на научность!), предлагающие «альтернативный взгляд» на декабристское движение и события 14 декабря 1825 года. Они построены вопреки свидетельствам исторических источников — следственных показаний, мемуаров декабристов и их современников.
Одна из них утверждает, что главной движущей силой движения декабристов послужило их недовольство тем, что император Александр I будто бы планировал передать западно-русские губернии в состав Царства Польского. Также в литературе последних лет можно встретить утверждение, что за декабристами стоял заговор влиятельных генералов, которые ради захвата власти способствовали кончине Александра I, препятствовали воцарению Николая I, руководили всеми действиями участников тайных обществ…
Однако, несмотря ни на что, изучение декабристского движения продолжает развиваться как научная дисциплина — часть исторической науки о российском обществе и государстве первой половины XIX века. Выходят новые книги, публикуются неизвестные прежде источники… Ведь как бы к ним ни относиться, но декабристы повлияли на формирование основных идейных лагерей в русском обществе, на отечественную политическую мысль и культурные традиции.
И это только на первый взгляд кажется, что в истории декабристского движения уже все изучено. В действительности же остается немало лакун, заполнением которых занимаются современные ученые.
— Каких, например?
— Вопросы «декабристы и религия», «декабристы и опыт дворцовых переворотов XVIII века», «декабристы и правительственное реформаторство» — все эти проблемные темы изучения еще требуют осмысления. По-новому смотрятся сейчас такие сюжеты, как «декабристы и европейское конституционное движение», «взгляды декабристов на национальное и государственное устройство России», «декабристы и имперская политика».
Отмечу еще один важный момент. С дореволюционных времен все внимание традиционно уделялось радикально настроенному крылу декабристского общества. Умеренная же часть изучена гораздо меньше.
Историки сосредоточились, главным образом, на личностях осужденных участников движения (их всего 141 человек из известных примерно 500 персоналий). Однако на тех же собраниях декабристского общества рядом с ними, за одним столом, принимали участие в обсуждении идей, мнений, планов и те, кто впоследствии избежал приговора суда, кто принадлежал к другим категориям декабристов, привлеченных к следствию в 1825 – 1826 годах.
В их числе — прощенные императором Николаем I или иным образом освобожденные от наказания. «Оставленные без внимания», то есть также фактически прощенные, как, например, основная масса членов Союза благоденствия. Признанные невиновными. И, наконец, оставшиеся правительству неизвестными в качестве участников движения.
По подсчетам историков, количество декабристов, избежавших наказания по судебным приговорам, более чем вдвое превышает число осужденных Верховным уголовным судом и другими судебными органами.
Значительная часть участников движения, которые избежали репрессий, продолжили свой жизненный путь и служебную карьеру в следующее царствование. Некоторые из них достигли больших чинов и должностей, начиная с 1830 – 1840-х годов заняли влиятельные места в бюрократической иерархии Российской империи, активно участвовали в государственной деятельности. В их числе — министр уделов, а затем внутренних дел Лев Перовский, обер-прокурор Синода Степан Нечаев, министр государственных имуществ граф Михаил Муравьев-Виленский. Сергей Ланской возглавлял Министерство внутренних дел, Сергей Шипов стал сенатором, Яков Ростовцев возглавлял Редакционные комиссии, готовившие реформу 1861 года…
Некоторые бывшие деятели движения к концу николаевского царствования достигли высоких чинов в армии и сыграли не последнюю роль в ходе защиты рубежей России во время Крымской войны. В этой связи стоит упомянуть морского министра Александра Меншикова, бывших членов Союза благоденствия генералов Михаила Горчакова, Николая Реада, Николая Муравьева (Карского)…
Что касается памяти о декабристах, то сегодня, на мой взгляд, она довольно спокойная и исходит из того, что события 1825 года — неотъемлемая часть исторического прошлого… В частности, об этом можно судить по петербургской топонимике. В нашем городе есть улицы, названные именами декабристов (Александра Якубовича, Петра Каховского, Павла Пестеля, Кондратия Рылеева, Александра Одоевского), и есть памятник генералу Михаилу Милорадовичу, ставшему жертвой того же Каховского на Сенатской площади. И есть, наконец, конный монумент императору Николаю I на Исаакиевской площади. Между этими полюсами — как будто маятник истории…
Полотно Карла Кольмана «Восстание на Сенатской площади 14 декабря 1825 года» большинству из нас хорошо знакомо по учебникам истории. На ней изображен переломный момент событий — начало артиллерийского обстрела мятежников. Картина была заказана художнику начальником III Отделения генералом А. Х. Бенкендорфом и одобрена императором Николаем I, который, по легенде, сделал только одно замечание: масть его лошади в тот день была не белой.
Читайте также:
Где учился Чигорин и конфликтовал Ушинский: история Гатчинского сиротского института
Забытый труд Фёдора Туманского: первое этнографическое описание Петербургской губернии
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 231 (8053) от 10.12.2025 под заголовком ««Ужасные лица, ужасные слова»».
Комментарии