«Судьба меня никогда не предавала». Выдержки из блокадного дневника Алексея Тумарева
Не помню уже, по какой цепочке мне сообщили: «Позвоните Татьяне Алексеевне Тумаревой, у нее хранится блокадный дневник отца, преподавателя Политехнического института. Он никогда не публиковался». И вот я уже у нее в гостях во 2-м профессорском корпусе, рядом с Домом ученых в Лесном. В квартире, в которой семья поселилась после возвращения из эвакуации... На столе передо мной - три толстые тетради, исписанные аккуратным почерком. Записи начинаются 18 сентября 1941 года. Заканчиваются - весной 1945-го.
Этот снимок сделан в предвоенные годы. На нем Алексей Семенович выглядит человеком, оптимистично смотрящим в будущее. РЕПРОДУКЦИЯ. ФОТО АВТОРА
- До войны отец никогда не вел никаких дневников: начал во время блокады и потом уже не мог остановиться, - рассказала Татьяна Алексеевна. - Кстати, впоследствии он никогда не скрывал, что вел записки. Удивительно, он даже давал читать их своим коллегам по институту, правда, не каждому, поскольку некоторые записи были достаточно нелицеприятны...
Алексей Тумарев - ученик академика Александра Байкова. В 1938-м стал кандидатом технических наук, в 1939-м - доцентом. Перед войной читал курсы «Теория металлургических процессов» и «Огнеупорные материалы», начинал работать над докторской диссертацией.
Война перечеркнула все научные планы. В первые ее недели Алексей отправил своих детей (четырехлетнюю Таню и десятилетнюю Тамару) в Боровичи. Затем пришлось их срочно возвращать - туда приближался фронт.
«Они уехали одни с детским садом. Мать не могла примириться с разлукой. Рвалась к детям. Кое-как полулегально удалось ей туда пробраться. (Великое одолжение!). Приехали обратно, надолго утратив охоту к путешествиям...» - вспоминал Алексей Тумарев.
В конце августа его жене Любе с детьми практически чудом удалось выехать из Ленинграда - буквально за несколько дней до того, как он оказался в кольце. А для Алексея Тумарева потянулись блокадные будни, которые он фиксировал каждый день. Педантично указывал дату, день недели, даже час и минуту. В самое трудное время оставлял записи как минимум раз в неделю, указывая, что пытается «отчитаться за весь период с протокольной точностью».
Алексей Семенович не из «бывших», он самого что ни на есть рабоче-крестьянского происхождения, которое в свое время помогло ему пробиться в люди. Но в критичности суждений ему не откажешь. Он трезво оценивал обстановку, не доверяясь ни пропаганде, ни слухам («ОЖС», или «одна женщина сказала», как он сам выразился). На страницах дневника - широкая картина жизни осажденного города с самыми мельчайшими деталями, вплоть до указания точных цен в магазинах и на рынках.
20 ноября 1941 года Алексей Тумарев фиксирует: «Город быстро приближается к катастрофе. Грозно висят над городом две угрозы: 1) военная, 2) голод. Теперь об этом говорят власти и газеты откровенно. Прежде всего потому, что больше скрыть этого нельзя... У всех один вопрос: где же запасы продовольствия в Ленинграде, которые создавались (или должны были создаваться) на случай войны?».
По ночам, а иногда и сутки напролет ему приходилось дежурить в пожарной охране химического корпуса. Еще в начале октября в лаборатории химкорпуса он провел первую пробную плавку для нужд обороны. Пробовал наладить связи с заводом «Светлана» по поводу организации производства сплавов типа «победит», да и вообще старался участвовать везде, где мог быть полезен. Наладил изготовление корпусов гранат «лимонок».
Работать становилось все труднее, участились перебои с электричеством и водоснабжением. Рабочие быстро уставали из-за недоедания. Самому Алексею Семеновичу приходилось не только трудиться в лаборатории, но его еще и зачислили в батальон самообороны. Это отбирало силы, которых и так не хватало...
«В квартире холодно, - отмечал Алексей Тумарев 25 ноября. - Опять переместился ближе к кухне... При переселении нашел за окном на кухне находку. Находка своеобразная и сейчас очень полезная. Еще летом Тамара в порядке игры насыпала в бутылку немного рябины и, кажется, насыпала сахару. Я помню, тогда сделал ей замечание. Она прекратила это, но бутылочка осталась стоять за окном. Нельзя передать всего того, что я пережил за несколько минут. Душат слезы. Эти ягоды, приготовленные ее милыми пальчиками, какое кушанье в мире может сравниться с ними! Пока не трогаю их. Оставляю до самого критического момента».
6 декабря он записал. «Народ слабеет с каждым днем. Каждый чувствует, что надвигается что-то жуткое»...
«Получил сегодня газету от 13/I-42 и познакомился с беседой председателя горсовета тов. Попкова о продовольственном положении гор. Ленинграда. Вопрос крайне актуальный, тем более, что за январь население, кроме хлеба, ничего не получало... Есть некоторые намеки на возможное улучшение, но не особенно ясные и не безусловные. Прошло уже три дня, результатов никаких... Указывается, что своевременно были приняты меры к жесткой экономии и ограничению отпуска продуктов питания. (Правда, в результате этой экономии Ленинград имеет не одну сотню тысяч мертвых, но об этом в статье ничего не сказано).
Пока каждый спасается как может... Некоторые пытаются найти выход из положения в спекуляции. Наряду с разорением и вымиранием есть люди, которые обогащаются. Вещи (кроме продуктов питания) потеряли цену. Не имеют цены и деньги».
О самом страшном Алексей Тумарев пишет спокойно, как о само собой разумеющемся: «Заходил вечером к Морозовым. У них все по-старому. Строгое нормирование, строгая экономия и строгий учет. Хозяйство у них поставлено очень разумно. В недалеком будущем собираются утилизировать свою собаку. Большинство собак издохли без корму. У них еще держится, но страшно ослабела. Некоторые покупают кошек, цена 125 руб. Но их нигде не видно. У нас на лестнице ни одной кошки. Куда они подевались - не знаю» (запись от 21 января 1942 года).
Отмечает автор дневника и блокадное неравенство, о котором сегодня можно немало услышать: «В Институте работает стационар для поправки ослабевших, но он, понятно, превратился в учреждение для подкормки начальства и близких к нему»...
Он верил в счастливую судьбу. Еще в ноябре 1941-го он записал: «Не верю тому, что я погибну, и не вижу пути, которым спасусь. Положусь на судьбу. Она никогда меня не предавала».
На страницах дневника - постоянная тревога за родных, от которых нет вестей: «Установить с ними связь в ближайшее время почти безнадежно. Не знаю, много ли пользы в том, что я посылаю им письма, телеграммы и деньги. Не есть ли это самообман? Идет ли все это дальше почтамта?»...
В марте 1942-го Алексею Семеновичу удалось соединиться с семьей в Горьком. Почти сразу же он приступил к работе на одном из оборонных заводов. В Ленинград семья вернулась в мае 1945-го...
По словам Татьяны Алексеевны, после войны ее отец стал другим. Да, он по-прежнему любил свою работу, но карьера перестала его интересовать, и его продвижение было в немалой степени заслугой его жены. Она очень бдительно следила за успехами его друзей и коллег и не хотела, чтобы Алексей отставал. В 1949 году Алексей Семенович стал доктором технических наук, в 1953-м - профессором. Почти двадцать лет был деканом металлургического факультета.
- Блокада еще долго не отпускала отца, - вспоминает Татьяна Алексеевна. - Помню, первые годы после возвращения в Ленинград он говорил: «Зачем покупать новую мебель? Это же дрова, все равно придется все сжечь, если снова будет война». Поэтому поначалу у нас вся мебель была казенная, с инвентарными номерами института.
Но жизнь постепенно брала свое. Алексей Семенович первым из всех знакомых купил холодильник, а потом, как только появилась возможность, - автомобиль. Маленький - первый выпуск «Москвича», но он стал радостью не только семьи, но и для всех ребятишек двора. Возвращаясь домой, Алексей Семенович сажал их в машину и катал вокруг дома...
Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.
Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Яндекс.Дзен».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 012 (6610) от 24.01.2020 под заголовком ««Судьба меня никогда не предавала»».
Комментарии