Следы на паркете

Мой прадед Николай Филиппович Яковлев до революции был мелким чиновником управления петроградского Артиллерийского склада и служил в здании Арсенала на Кронверке. В 1911 году он поселился в доме на Малой Посадской ул., 15, сразу после его постройки. Первоначально снял четырехкомнатную квартиру в лицевом корпусе.

Николай Филиппович Яковлев, его жена Степанида Михайловна, сын Евгений. Фото начала 1900-х гг. Из архива автора

По всей видимости, плата за жилье оказалась ему не по карману, а может быть, для небольшой семьи из трех человек такие «хоромы» были ни к чему, поэтому через год он переселился во дворовый флигель в квартиру поменьше. Как следует из списка первых жильцов, который мне удалось обнаружить в Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга, публика, соседствовавшая с прадедом, была самой разной: коллежский советник Жеребцов, великобританский подданный Гиль, жена генерал-майора Бенуа, «окончивший Московский университет» Цетлин, крестьянин Тверской губернии Соколов и просто крестьянин Зацепин...

В этом доме прадед и прабабушка встретили в голоде и холоде 1919 года свои последние дни. Сын Евгений помочь ничем им не мог. Да и знал ли он достоверно, как жили его старики? Уехав с молодой женой после окончания Политехнического института летом 1918 года на металлургические заводы Донбасса, он проработал там все те страшные годы. Металлурги были нужны всем: Добровольческая армия Деникина дала ему бронь от призыва, а пришедшие красные ни в чем не упрекнули – только работай.

И все-таки он смог вернуться в Петроград в опустевшую квартиру. Здесь родился мой отец. По его рассказам, в наводнение 1924 года он с подоконника нашего третьего этажа смотрел на заполнившие весь двор флотилии корабликов-поленьев из подмытых и разрушенных водой поленниц...

В блокаду наша семья нечаянно приютила знакомых, пришедших в гости, да так и оставшихся на три года – пока они гостили, их дом разбомбили. Так все и жили в одной комнате, вокруг буржуйки.

Несколько лет назад, делая ремонт, я отодрал десяток слоев обоев (с какой грустью я узнал парочку из них – из своего детства) и обнаружил хорошо замазанную дыру в стене. Вот так поздней осенью 1941-го применил свои знания металлурга и специалиста по печам мой дед, пробив ход к одному из дымоходов и приладив туда трубу буржуйки. Еще один след той поры – черные ямки в паркете от выпадавших из печки угольев.

Завершая тот ремонт, я очертил эти места мелом и сказал пришедшим циклевщикам: «Не трогать!» (естественно, объяснив причину).

После войны с Северного флота, где он бил врага на эсминце, в квартиру вернулся отец. Бил неплохо, о чем говорил боевой орден. Был бы и второй, если бы не поругался с политруком. В 1950-м отец привел домой невесту, ставшую моей мамой, кстати, такую же аполитичную особу. При приеме в комсомол ее спросили: какую партийную газету читаете? И она честно и наивно ответила: «Ленинские искры».

Потом родились сестра, затем я. Когда подрос – ходил в ближайшую школу, играл во дворе, исследовал с друзьями подвалы и чердаки, ходил на каток – все как у всех. В нашем ЖЭКе работал водопроводчиком (не сантехником!) дядя Виктор. Его все знали и уважали – он был мастер. И все-таки дед, листая мой школьный дневник, ворчал: «Быть тебе водопроводчиком!»...

Прошли годы, и я узнал, что дом построил не кто-нибудь, а Ф. И. Лидваль – прекрасный, тонкий и очень петербургский архитектор. Что дом входит в целый мини-ансамбль из трех спроектированных им зданий под номерами 15, 17 и 19. Что вытянутый двор, похожий на улицу, так и был им задуман – как антитеза темным дворам-колодцам. Строил-то он в начале ХХ века, когда зодчие стали задумываться о комфорте и инсоляции для жильцов дворовых флигелей. Правда, и у архитекторов такого уровня бывали промашки. Не знаю, по каким соображениям – удешевить строительство или желая применить новый материал, но некоторые стены он запроектировал из бетона. Результат – звуки слышны не только из соседней квартиры, но и снизу.

Есть еще одна достопримечательность у дома: южный фасад его флигеля, где я живу, не ремонтировался очень много лет. Ничего хорошего, конечно, но на нем сохранились выбоины от осколков бомб и снарядов. Много ли таких стен в центре города?

В детстве с балкона можно было наблюдать два салюта: от «Авроры» и с Петропавловки. Сейчас от «Авроры» уже не стреляют, а салют с Петропавловки видно теперь только в узкий просвет, оставшийся после возведения жилой громады напротив, которая закрыла ширь небосвода. Что ж, в детстве все было лучше... Но это ворчание и причины его – такая мелочь по сравнению с тем, что здесь живет семья дочки и внуки – уже шестое поколение в доме, ставшем поистине нашим родовым гнездом.

Эту и другие статьи вы можете обсудить и прокомментировать в нашей группе ВКонтакте

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 061 (5678) от 08.04.2016.