Пьяная драма

Новая шведско-русская граница, установленная согласно Столбовскому договору 1617 года, разделила приграничное население на королевских и царских подданных. И теперь все конфликты здешних жителей становились международной проблемой. Об одном из таких случаев, когда в шведско-русском приграничье за совершенное в пьяном угаре убийство был казнен новгородец Иван Неелов, повествуют документы Российского государственного архива древних актов.

ФОТО BluOltreMare/Shutterstock

Весной 1635 года двое русских «детей боярских» (так назывался на Руси один из разрядов землевладельцев) нелегально пересекли границу. Она охранялась не слишком тщательно, и подобные переходы были привычны для местного населения. «Дети боярские» пробрались на шведскую территорию в деревню Староселье (в наши дни она входит в состав Шапкинского сельского поселения Тосненского района Ленинградской области) по какому-то делу, связанному с взысканием старого долга.

Но начали, как водится, «с перекура»: сутки пьянствовали в одном из крестьянских домов, благо кругом были друзья и знакомые. На следующий день посиделки плавно перетекли в соседний дом, где одному из прибывших, Ивану Неелову, приглянулась жена хозяйского слуги Василия Иванова.

Ухажер предложил Василию вместе с женой уйти за рубеж к нему в услужение. Однако тот разумно ответил, что им и здесь, на шведской стороне, живется неплохо и он может и «на сей стороне хлеба добыть». Неелов не сдавался, стал рисовать строптивцу радужные перспективы: «Добудешь на нашей стороне платежу больше, не как здесь, и я тебе бочку или две больше здешнего хлеба дам». Однако хмельной Неелов проговорился об истинной причине своих уговоров: мол, не ради тебя, Василий, такая щедрость, а «ради жены твоей, потому что она дороже тебя».

На это открытое домогательство Василий ответил с честью и весьма остроумно. Добро, пойдем к тебе в услужение, но зачем тебе две жены — может быть, хочешь мне свою отдать? В ответ, как говорится в документе, «Неелов саблю свою вынул, и того Ваську до половины головы порубил, и он тотчас упал и умер». Убийцу схватили и отправили в шведский Нотебург (Орешек), и между приграничными властями завязалась переписка относительно его судьбы.

Новгородский воевода потребовал выдать Неелова русской стороне, обещая справедливое расследование и наказание виновного, однако шведы решили разобраться с преступником на своей территории. На суде вдова требовала сурового наказания Неелова, «потому что он без вины самовольным обычаем ее мужа срубил, и от сего света разлучил, и она де после мужа своего осталась со многими с малыми детьми в великой бедности».

Убийца во всем сознался, раскаялся и объяснил случившееся своей невоздержанностью в употреблении спиртного: «Сделалось де то пьяным обычаем, по грехом ненарочным делом». По словам Неелова, он хотел лишь напугать Василия, но не рассчитал удара, промахнулся, что и привело к трагедии.

Свидетели подтвердили, что Неелов замахнулся саблей, чтобы ударить обидчика по щеке, но случайно попал по шее. По их словам, убийца был так напуган, что не мог и говорить. А спустя короткое время и вовсе уснул, сваленный с ног хмелем и стрессом. Шведский суд приговорил Неелова к смерти. Повторное требование русской стороны выдать преступника не увенчалось успехом, в мае 1636 года его казнили, об исполнении приговора доложили королеве Кристине.

Перед смертью Иван Неелов принял постриг. Присутствовавший на казни иеромонах Герасим засвидетельствовал, что она осуществилась по закону, осужденного не подвергали истязаниям, а смерть наступила мгновенно: «А как его палач на плаху положил, и яз, поп Герасим, схиму на нем держал, и протянул через плаху, чтобы палачу было податнее».

Тело казненного шведские представители привезли на границу — на Костовскую (или Тигодскую) заставу и «покинули его на рубеже». Ныне это место — в районе современной деревни Костуя Любанского городского поселения Тосненского района. Когда Москва узнала о случившемся, выяснилось, что новгородские воеводы ни разу не доложили в столицу о происшедшем. Они оправдывались, что писать было не о чем, ведь шведские власти так и не выдали Неелова, поэтому выяснить обстоятельства дела было невозможно.

Царское правительство не стало раздувать дипломатический скандал, однако в 1637 году, поздравляя королеву Кристину с успехами шведских войск в Европе, припомнили особую жестокость наказания Неелова, которого казнили «позорным обычаем, отсекли у него наперед руки и ноги, а потом отсекли голову»... Подобная казуистика была обычной практикой в дипломатической переписке того времени. В правительственных грамотах, начинавшихся «за здравие» и с добрых пожеланий в адрес дружественной державы-соседа и ее монарха, затем, что называется «мелким шрифтом», содержался текст «за упокой»: вспоминались как свежие, так и старинные «проглоченные» обиды, которые, по мнению отправителя, так и не получили справедливого удовлетворения.