Прибило к чужому берегу
Новая шведско-русская граница, появившаяся четыреста лет назад, в результате Столбовского мирного договора 1617 года, прошла не только по суше, но и по воде. Она разделила Ладожское озеро надвое. Если провести по водной глади воображаемую линию от того места, где в Ладогу впадает река Лава, до деревни Погранкондуши в Карелии, то территории восточнее этой черты остались русскими, а все, что западнее, отошло к Швеции.
Иллюстрация pixabay.com
Учитывая буйный нрав Ладоги, которую нередко сравнивают с коварным морем, судоходство здесь было и остается опасным предприятием. И мореходы, отправившиеся в путь вдоль своего берега, не были уверены, что без приключений приведут судно в пункт назначения. Более того, внезапно осерчавшая Ладога могла сыграть с путешественниками злую шутку: прибив их к заграничному побережью, превратить из законопослушных подданных в нарушителей границы...
Подробности одного из таких случаев донесли до нас документы Российского государственного архива древних актов. Дело было в 1679 году, когда русский престол занимал Федор Алексеевич, а в Швеции правил Карл XI. В недалеком будущем их преемники - Петр I и Карл XII - схлестнутся в Северной войне, на бывших шведских землях будет основан Петербург, а пока обе страны стремятся к мирному сосуществованию. Тем удивительнее подробности этого загадочного дела.
Пять купцов из шведского торгового города Ниена, находившегося в том месте, где Охта впадает в Неву, отправили в шведский же Кексгольм (ныне Приозерск) судно с товарами. На борт поднялись некоторые из этих купцов, их приказчики, а также жена золотых дел мастера Карла Аверсона с двумя дочерьми и прислугой. Они спокойно начали путь вдоль западного берега в северном направлении, но тут разыгрался шторм, судно отнесло и прибило к русскому берегу в районе деревни Шуряги (сейчас Шурягские Караулки - деревня Волховского района Ленинградской области).
На беду потерпевших кораблекрушение путешественников, как раз в то время в прибрежной деревне с инспекцией находился казачий голова (высший чин казацкого войска) Богдан Семенский с подьячими (делопроизводителями). Новгородская воеводская администрация поручила этой комиссии провести обыск у местного крестьянина, на которого поступил донос о торговле запрещенным товаром - табаком. Сундучок с ним нашли, воеводские посланцы уже готовили отчет о проделанной работе и собирались восвояси, и тут-то у берега совершило «аварийную остановку» шведское торговое судно.
О том, что было потом, сведения в документах противоречивые. Известно, что по возвращении домой шведские купцы подали жалобу генерал-губернатору Ингерманландии Якову Иоганну Таубе. Тот расписал происшествие новгородскому воеводе князю Юрию Михайловичу Одоевскому: мол, казачий голова со своими подручными ограбили беззащитное судно, а над женой золотых дел мастера и ее дочерьми учинили насилие.
Встревоженный воевода безотлагательно начал следствие. Обвиняемых допросили порознь, но те свою вину отрицали. В их пользу говорило то обстоятельство, что при обыске при них оказался лишь сундучок, изъятый у крестьянина-контрабандиста, а вот «иноземских многих всяких товаров... и каменья и жемчугу», как говорилось в документе, и золотых монет, а также другого имущества, заявленного похищенным, у обвиняемых не обнаружили.
Воеводское расследование выявило и другие неувязки. Оказалось, что обвинение в изнасиловании вообще «придумал» генерал-губернатор Ингерманландии - в купеческой жалобе содержались лишь обвинения в грабеже! На всякий случай задержанных решили допросить «с большим пристрастием». Казачий голова и подьячие были на дворе «у пытки роздеваны и к огню провожены и в петли подыманы». Однако результат остался прежним - инспекторы по-прежнему отрицали всякие обвинения в свой адрес.
Тогда новгородский воевода отправил на место происшествия своего представителя для поиска свидетелей. Местные жители сообщили, что на момент кораблекрушения шведского судна в деревне оказался еще один пострадавший от стихии купец, тихвинец Роман Васильев, «которого в то ж время с Ладожского ж озера принесло и судно его ж с товаром разбило ж».
Тихвинского купца задержали, допросили, и он оказался ценнейшим свидетелем. Он подтвердил, что потерял свое судно во время бури, и «в то ж де время в тех местах и немецкое судно, в котором ехала иноземка с работниками, разбило ж на луду» (на каменистой прибрежной мели), а «товар всякий, который у них был в судне, потонул, а иной товар по озеру в то ж время волною разнесло».
Более того, тихвинец, знавший языки, вскоре после кораблекрушения разговаривал на берегу с товарищами по несчастью, и в этом разговоре жена золотых дел мастера поведала, что у нее из всего оказавшегося на суше имущества только и пропали «котлик медный да шапка работницкая», а другого «товару у них ничего не пропало».
Документы не донесли до нас развязки этой истории, и нам не узнать доподлинно, есть ли вина инспекторов, и если есть, то насколько она велика. Возможно, шведский генерал-губернатор сгустил краски из каких-то своих соображений? А может быть, уже после получения купеческой жалобы вскрылись дополнительные обстоятельства, и Таубе оперативно отразил их в своем послании русскому коллеге? Что касается купца из Тихвина, он мог встать на сторону «своих» из соображений круговой поруки или попросту не желая наживать врагов...
Комментарии