Потоки и призывы

Многие исследователи убеждены: если бы убийства Кирова не произошло, то нечто подобное все равно обязательно должно было бы случиться. Уж слишком методично выстраивался путь страны к большому террору. Эта мысль не раз звучала на конференции в Музее истории города, приуроченной к 80-летию убийства ленинградского вождя.

На похоронах Кирова

В начале 1934 года состоялся XVII съезд ВКП(б), объявивший о том, что в стране построен социализм. В том же году вновь начали преподавать историю в средней и высшей школе – естественно, теперь уже с марксистско-ленинской точки зрения. Состоялся первый съезд советских писателей, где принцип социалистического реализма закрепили в качестве основополагающего. В июле 1934-го было организовано НКВД СССР, а в ноябре при нем – Особое совещание. Это был внесудебный орган, к компетенции которого относились дела о «контрреволюционной агитации».

Смерть Кирова повлекла за собой череду арестов и высылок и трагически отразилась на жизни многих ленинградских семей. Из Ленинграда высылали «зиновьевцев» – тех, кто мог быть потенциальными несогласными с курсом партии; «бывших людей» – тех, кто потенциально мог быть чужим. Почти 40 тыс. человек были высланы из Ленинграда в 1935 году.

– В качестве безусловных врагов рассматривалась церковь и священнослужители, поэтому их «кировский поток» затронул в самой серьезной степени, – подчеркнул доктор исторических наук Михаил Шкаровский. – Он стал тяжелым ударом по церковной жизни. Репрессии затронули даже «обновленцев», которые еще с начала 1920-х годов подчеркнуто лояльно относились к советской власти.

Кроме того, «кировский поток» был использован для закрытия еще существовавших храмов, что и было произведено в 1935 – 1937 годах. Из почти пятисот храмов, действовавших в городе к 1917 году, осталось только восемь. Именно они действовали всю блокаду...

В НКВД благодаря осведомителям было хорошо известно о настроениях в массах. На митингах царило хорошо подогреваемое ликование: «Большое пролетарское спасибо органам НКВД». Однако раздавались и отдельные голоса против. В основном в среде служащих и интеллигенции. Хлопотал за высылаемых академик Иван Павлов. В обращениях к Молотову он писал, что происходит «что-то страшное, несправедливое и жестокое». Тот с ироническими пометками отсылал эти письма Сталину...

Впрочем, как отметил Вадим Левашко, декан факультета истории и социальных наук Ленинградского государственного университета имени А. С. Пушкина, анализ настроения масс в отчетах НКВД за конец 1930-х годов свидетельствует о том, что население отнюдь не было бессловесным и забитым. Несмотря на всеохватывающую пропаганду, оно было вполне в силах дать грамотную и адекватную оценку тому, что происходило в стране. Говорили, что договоры с Гитлером – пустая бумажка, верить им нельзя, дружбы с ним не будет. Мол, Гитлер «сожрет» Польшу и тогда нападет на нас.

Когда в сентябре 1939 года начался «освободительный поход» в Польшу, молодежь совершенно искренне спешила записаться добровольцами в Красную армию и вступить в партию, чтобы как можно быстрее попасть на западный фронт – помочь освободить украинских и белорусских братьев от гнета польских панов и буржуев. Однако для многих людей слово «война» было связано не только с патриотическими призывами, но и с вполне объяснимым желанием запастись на «черный день». Поэтому, узнав о победном походе РККА в Польшу, многие жители бросились скупать продукты первой необходимости и забирать вклады из сберкасс.

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 232 (5358) от 10.12.2014.