Полицмейстер в академическом «звании». Им стал заслуженный боевой офицер, герой войны 1812 года

«Вчерашнего числа из состоящего в ведении господина профессора Зауервейда баталического класса похищена Его Высочества Государя Наследника казацкая лядунка (сумка для патронов. — Ред.), о каковом похищении я ни от кого предуведомлен не был и узнал только что, чрез градскую полицию». Этот рапорт президент Императорской академии художеств Алексей Оленин получил летом 1840 года. А подал его «академический полицмейстер» Лев Пацовский.

Полицмейстер в академическом «звании». Им стал заслуженный боевой офицер, герой войны 1812 года | ФОТО Сергея ГРИЦКОВА

ФОТО Сергея ГРИЦКОВА

Откуда в «храме искусств» на Васильевском острове взялся полицмейстер? Осенью 1829 года, как следует из документов Российского государственного исторического архива, Академию художеств посетил министр императорского двора Петр Волконский, который остался чрезвычайно недоволен «нечистотою» и запущенностью окружающей обстановки.

Глава учебного заведения Оленин, оправдываясь, посетовал на обширное хозяйство: многочисленные классы и мастерские, жилые и подсобные помещения, дворы и тротуары… Не хватало рабочих рук: состоящие при академии инвалиды (отставные нижние чины) были «расслаблены, пьяны и развратны», служащие по найму отлынивали от работы и требовали постоянного надзора.

Император Николай I, заслушав доклад, распорядился определить в академию полицмейстера «для надзора за служительской командой и наблюдения за чистотой и порядком». Новую должность получил лично знакомый государю 39‑летний отставной полковник Лев Пацовский. Со своей семьей он поселился на казенной квартире при заведении «с отоплением и освещением».

Лев Григорьевич был заслуженным боевым офицером. Выпускник Гродненского кадетского корпуса, в 1808 – 1809 годах он сражался со шведами в Финляндии, участ­вовал в ледовой экспедиции Багратиона на Аландские острова, в составе егерского полка оборонял Смоленск от наполеоновских войск, действовал на Бородинском поле, а в ходе заграничного похода русской армии вступил в Париж. В 1827 году Пацовский вышел в отставку, получив знак отличия за 20‑летнюю «беспорочную службу» и сохранив право носить мундир.

Будучи назначенным на «академический» пост, он навел дисциплину, следил за хозяйственными работами, наказывал нерадивых служителей. В 1837 году, представляя Льва Григорьевича к награде годовым окладом жалованья (1200 рублей), президент Оленин отмечал «ревностное и отличное» исполнение им должностных обязанностей.

Правда, добиться идеального состояния подведомственного объекта полицмейстеру так и не удалось. Во время личного визита в Академию художеств в 1839 году Николай I «заметил в зданиях оной, особенно на лестницах, сенях и в квартирах, нечистоту». Царь сделал замечание, и Пацовскому поставили на вид отсутствие должной «опрятности». А вот дело о краже лядунки наследника цесаревича Александра Николаевича (будущего Александра II) Пацовский раскрыл за сутки, впрочем, не без участия полицейских Васильевской части.

Выяснилось, что пропавший элемент снаряжения находился при казачьем мундире, переданном из Зимнего дворца профессору батальной живописи Александру Зауервейду для работы. За сохранность формы отвечал прикомандированный к мастерской художника унтер-офицер Матихин. Накануне он познакомился в трактире с неким крестьянином Юрьевым, пригласил его в мастерскую и попотчевал.

Когда благодушный хозяин, перебрав с алкоголем, задремал, гость забрал серебряную лядунку и тихо удалился. На следующий же день он заложил ценную вещь в мелочной лавке, где ее обнаружила и изъяла полиция. Собственность цесаревича Пацовский возвратил под расписку профессору Зауервейду, а виновных отправил к столичному обер-полицмейстеру Кокошкину. Никаких последствий для карьеры Льва Григорьевича это досадное происшествие не имело…

Хотя его взрывной характер порой доставлял ему неприятности. Зимой 1849 года, заметив сильный дым, идущий из квартиры чиновника Академии художеств Иванова, Пацовский буквально ворвался в помещение и, не обращая ни малейшего внимания на жену хозяина, обрушился на слугу, неудачно затопившего печь, «со всякими непотребными словами».

Когда хозяйка попыталась урезонить полковника, Лев Григорьевич разошелся еще больше. «Он в ответ на сие, грозя в азартности пальцем, сказал, что благородные дамы так себя не ведут, — жаловалась супруга чиновника. — Таковая дерзость, на меня господином Пацовским излитая, повергла меня в оцепенение, и я в беспамятстве почти лишилась чувств». Разобрав инцидент, начальство велело полицмейстеру при посещении квартир служащих «обращаться впредь деликатнее».

В другой раз рядовой Иван Семенов, по собственному желанию уволившийся из вольнонаемных работников Академии художеств, пожаловался, что Пацовский, разгневавшись, разорвал принадлежащий ему указ об отставке с военной службы (документ, выполнявший функцию паспорта). По жалобе даже была проведена экспертиза с участием профессиональных канцеляристов, которые пришли к заключению, что «человек в запальчивости не будет бумагу так осторожно драть».

В целом же за четверть века нахождения на посту академического полицмейстера Лев Пацовский оставил достаточно благоприятное впечатление о себе. Когда осенью 1855 года он скончался, правление Академии художеств по ­своей инициативе возместило семье покойного все расходы на погребение и выплатило годовой оклад жалованья.


#Академия художеств #Полицмейстер #история

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 232 (7561) от 07.12.2023 под заголовком «Полицмейстер в академическом «звании»».


Комментарии