«Остаюсь преданным партии»

Сегодня, в День памяти жертв политических репрессий, на траурных акциях звучали имена тысяч самых разных людей, ставших жертвами сталинского террора... О репрессиях против высших военачальников Красной армии написано и сказано уже достаточно широко, и мы не будем повторяться. А вот о том, что происходило «на местах», в конкретных военных округах и на флотах, известно гораздо меньше. Изучением этой темы как раз и занимается наш собеседник профессор Михайловской военной артиллерийской академии доктор исторических наук Владимир Мильбах.

«Остаюсь преданным партии» | Фото: из архива ФСБ

Фото: из архива ФСБ

- Владимир Спартакович, как известно, армия - достаточно замкнутая структура, флот - тем более, и военные очень болезненно относятся к тому, чтобы «выносить сор из избы». Трудно было браться за эту тему?

- Да, тема непростая, и в вооруженных силах сегодня не очень популярная. До сих пор многие считают: «Тех, кто пострадал, оговорили плохие люди, вот если бы Сталин узнал, он бы точно во всем разобрался, не допустил такого». Да и вообще как на такой странице истории вооруженных сил можно воспитывать патриотические чувства у солдат и офицеров?

Старший лейтенант Михаил Иванов, командир тральщика «Патрон» Балтийского флота, был арестован в феврале 1937 года. За неосторожно брошенные фразы об убийстве Кирова его обвинили в контрреволюционной агитации, потом еще вменили и шпионаж. Он был осужден на восемь лет лагерей. В 1943 году его освободили досрочно. Дальнейшая его судьба неизвестна.

Сегодня есть люди, склонные утверждать, что, выбив «военную оппозицию» в СССР, Сталин обеспечил внутреннюю крепость нашей страны или что политические репрессии - вообще миф. Поэтому я глубоко убежден: таким суждениям можно противопоставить только факты. Надо поименно назвать всех командиров и политработников, пострадавших в результате массовых репрессий и впоследствии реабилитированных. Чем мы с коллегами и занимаемся последние полтора десятка лет, издав уже 11 монографий. Мы изучили все большие флоты, половину военных округов.

Зачем это вообще нужно? Тяжелые страницы нашей истории, наравне с победами и триумфами, являют собой важнейшие уроки, которые не должны быть забыты.

Нам удалось выявить точное число репрессированных. В целом в военных округах было уволено до 20% штатной численности комсостава, и треть из них были затем арестованы. Так, Ленинградский военный округ за время репрессий 1937 - 1938 годов лишился не менее четырех тысяч командиров, из них 1152 были арестованы, 721 - приговорен к высшей мере наказания. Причем в большей степени подвергались репрессиям коммунисты с большим партстажем - те, кто имел перспективы служебного роста, командовал полками, бригадами, дивизиями, возглавлял управления и штабы соединений. Их знания и опыт были особенно необходимы армии в период ее развертывания накануне войны.

Командующий округом Павел Дыбенко в докладе на партийном собрании управления и штаба ЛВО 10 августа 1937 года отчитывался: «Целый ряд отделов еще недостаточно охвачен нашей поверкой, но уже факты говорят, что и там есть враги народа - вредители и шпионы». А затем, приведя конкретные цифры, добавлял: «Но очень многие враги народа не дают показаний». Впрочем, уже в январе 1938-го сам Дыбенко был снят с поста, в феврале арестован. Он «признался» во всех преступлениях, кроме шпионажа, и в июле был расстрелян.

- Отдельную книгу вы посвятили репрессиям против командно-начальствующего состава Краснознаменного Балтийского флота...

- Да, я подготовил ее вместе с моим коллегой Федором Саберовым - в серии научных монографий «Политические репрессии командно-начальствующего состава 1937 - 1938».

Надо понимать, что ситуация на Балтийском флоте как в зеркале отражала все, что происходило во всей армии и на флоте. Изучив архивные материалы, мы составили точную картину: на Балтфлоте 1603 человека были уволены по политическим мотивам, это 14% от штатного состава 1938 года. Из них 188 были расстреляны, 191 приговорен к длительным срокам заключения. Из 440 командиров, уволенных с военной службы, более 150 не были восстановлены в кадрах ВМФ.

Таким образом, более пятисот командиров были безвозвратно потеряны для флота накануне Второй мировой войны. Указанного количества было бы достаточно для укомплектования четырех полноценных морских бригад, включая должности медицинского, политического и административно-хозяйственного составов...

Механизм политической чистки был, как и везде. Сначала - исключение из партии. Затем - увольнение из армии по статье 43, пункт «Б» «Положения о прохождении службы командным и начальствующим составом РККА» (то есть несоответствие по морально-деловым качествам). Некоторые командиры частей и учебных заведений представляли в Военный совет КБФ даже свои списки на немедленное увольнение. В них входили «не внушающие доверия и социально чуждые». Прежде всего те, у кого было «царское» прошлое.

Роковым фактором становилась близость к тем людям, которые были у истоков революции, но потом оказались в оппозиции к Сталину. В первую очередь речь о Льве Троцком. Те, кто служил вместе с ним во время Гражданской, потом был под его началом, сразу же получали клеймо «троцкиста» со всеми вытекающими последствиями. Связь с уже репрессированными - тоже пятно.

Доносы также играли существенную роль. Один слушатель ВМА РККА имени Ворошилова в октябре 1937 года (не буду его называть, хотя фамилия известна) поспешил сообщить Военному совету КБФ обо всем, что ему известно: «Нач. штаба БММ Коссов - дворянин, польский помещик, скрыл это от партии... Флагштурман ст. лейтенант Гордеев, беспартийный, ведет явно вредительскую политику... Командиры кораблей Оксман, Рутковский, Евсеев, Белов, Птохов и др. люди с большими хвостами, требующие самой тщательной проверки».

- «Проверка» прошла с пристрастием?

- Еще бы! И многие из тех, кто попал в этот список, были расстреляны.

Сигналы от бдительных товарищей поступали и в политуправление КБФ. Доносительство стало нормой. Вот лишь один пример - из политдонесения начальника политотдела 1-й бригады подлодок полкового комиссара Беккера: «23.02.1938 г. на ПЛ «С-3» лежала краснофлотская газета «Торпеда», в которой был помещен портрет Ворошилова. Причем портрет тов. Ворошилова был выпачкан в чернилах и выколот глаз». И далее сообщалось, что найден виновный в этом «контрреволюционном факте», который уже арестован органами НКВД.

Вообще основная задача по проведению массовых политических репрессий в армии была возложена на особые отделы НКВД. Они нередко сами выявляли «неблагонадежных» и требовали их увольнения. В первую очередь под подозрение попадали командиры «иностранного происхождения» - финны, поляки, прибалты. Как потом стало известно, секретарь особого отдела НКВД на флоте Колобков получил сведения обо всех работниках консульств в Ленинграде начиная с 1925 года. И если затем во время следствия обвиняемый «затруднялся» назвать фамилию вербовщика, то следователь ему «подсказывал»...

Надо сказать, что в этот период активно действовали и различные внесудебные органы, которые зачастую вершили суд и расправу над моряками-балтийцами. Речь идет о «высшей двойке» - комиссии наркома внутренних дел Ежова и прокурора СССР Вышинского, которая была создана оперативным приказом НКВД № 00485 от 11 августа 1937 года. Чтобы не занимать у нее много времени, рассмотрение производилось заочно, по спискам, сшитым в «альбомы», а обвинительные заключения оформлялись позже, уже после вынесения приговора.

К примеру, на командира бригады миноносцев КБФ флагмана 2-го ранга Виноградского обвинительное заключение было составлено через две недели после подписания Ежовым и Вышинским постановления о его расстреле.

- Официально поводом для репрессий называли заговоры против партии и советского строя...

- Те архивно-следственные дела, с которыми я работал, в том числе и высшего командного состава, говорят о том, что никаких заговоров с целью свергнуть советскую власть и рабоче-крестьянское правительство и восстановить в СССР капитализм, в чем обвиняли военных, не было. Ни на уровне руководства РККА, ни на уровне округов и флотов. Ответственно заявляю: «заговор на КБФ» - миф, рожденный в недрах НКВД, не более чем выдумки его следователей.

В допросах даты «плавают», показания расплывчатые, надуманные. Дело в том, что дела вели разные следователи, и каждый из них имел свою версию событий, которую и выбивал из допрашиваемых. Подобная разноголосица их совершенно не смущала, ведь были показатели результативности: чем больше выявил «врагов народа» - тем лучше работаешь. Не раскрываешь, не выказываешь служебного рвения, либеральничаешь, значит, кого-то покрываешь.

При этом абсолютное большинство репрессированных военачальников были фанатично преданы Сталину и правящему режиму. Характерный случай - с политруком Черноглазом на Балтийском флоте. В ноябре 1938 года его исключили из партии за «неискренность»: за то, что он не рассказал о принадлежности брата его жены к троцкизму. Черноглаз понимал, что ему грозит арест, и на следующий день застрелился, оставив записку: «Я всегда весь отдавался работе. Жить несправедливо опозоренным нет смысла. Остаюсь честным и преданным партии, Сталину».

Свой арест военачальники воспринимали как недоразумение, ошибку, результат навета завистников и недоброжелателей. При аресте никто не пытался сопротивляться. Они покорно шли навстречу судьбе, надеясь на добрую волю Сталина, на то, что он заступится.

- Эту деталь очень тонко подметил Никита Михалков в своем фильме «Утомленные солнцем», показывая арест комдива Котова. Тот был уверен, что его, героя Гражданской войны, лично знакомого со Сталиным, никто не посмеет тронуть. И в считанные мгновения его из блестящего командира превратили в ничто...

- Совершенно верно. Достаточно редкое признание можно найти в воспоминаниях наркома Военно-морского флота адмирала Николая Кузнецова: «Что органы государственной безопасности могут действовать неправильно - в голову все еще не приходило. Тем более я не допускал мысли о каких-то необычных путях добывания показаний... Слишком просто и легко объяснить все лишь культом личности Сталина. Многие из нас повинны хотя бы в том, что молчали там, где положение требовало высказать свое мнение. За такую пассивность многие расплачивались сами, когда доходила до них очередь».

- Не спасала и корпоративная солидарность, которой всегда отличалась среда военных...

- Увы, в данном случае она не проявилась: свои зачастую сдавали своих. Тем не менее были те, кто пытался противостоять произволу органов НКВД. Когда чистка только разворачивалась, на Балтийском флоте проявили принципиальность военные юристы - руководители флотской прокуратуры и трибунала. За что, естественно, и поплатились.

Так, председатель военного трибунала КБФ Тихон Сытов был обвинен в участии в «антисоветском военно-фашистском заговоре» и «подрывной работе на Балтийском флоте, направленной на поражение СССР в войне с фашистскими государствами и реставрацию капитализма в Советском Союзе». А его заместитель Ипполит Каштелянов, литовец по национальности, - в том, что был участником латвийской националистической террористической организации и работал на латвийскую разведку. Показания и признания у них выбивали силой. Оба были расстреляны, как и другие военные юристы КБФ...

Новые люди, назначенные на эти посты, уже не пытались отстаивать собственное мнение.

- И тем не менее, согласитесь, в действиях руководства страны должна была присутствовать какая-то логика. Зачем нужна была подобная жесткая политическая чистка в армии и на флоте, которая, как сегодня уже очевидно, нанесла государству только вред?

- Логика одна: максимальное укрепление власти и недопущение каких бы то ни было «оппозиционных» настроений. Сталин панически боялся покушения на свое абсолютное господство и расправлялся со своими явными (и потенциальными) политическими конкурентами - к этому его подталкивал опыт Гитлера в Германии.

Недовольные в государстве были, в том числе и среди военных. Они понимали, что происходит, видели, что нарком обороны Ворошилов, ставленник Сталина, малокомпетентен в военных делах, и высказывали это мнение в общении с коллегами. Все это практически сразу становилось известно органам НКВД и воспринималось как консолидация на почве недовольства...

Вообще такова обычная политика тоталитарного государства - использовать террор как неотъемлемый элемент управления. Ведь идеологи чистки в армии отнюдь не ставили задачу ее обновления, омоложения и качественного преобразования. Приоритетной являлась сугубо политическая задача: устранение командиров, которые могли быть потенциально опасными существующему режиму.

А что в результате? Подчиненные теряли доверие к командирам: мол, они же «враги народа» - если не явные, то потенциальные. Значительная часть начсостава оказалась в плену панического страха за себя и своих близких. Адмирал Василий Платонов, в ту пору командир охраны водного района Главной базы Северного флота, вспоминал: «Люди перестали доверять друг другу, боялись навещать своих знакомых, в каждом офицере подозревали заговорщика, в каждом руководителе - кандидата на арест».

На смену уволенным приходили «выдвиженцы», занявшие должности не в аттестационном порядке, а в силу сложившихся обстоятельств или по воле вышестоящих начальников. Уровень их военной подготовки зачастую был очень низкий.

«Мало того что армия, начиная с полков, была обезглавлена, она была еще разложена». Это слова Георгия Жукова, сказанные им писателю Константину Симонову. По мнению Жукова, одним из пагубных последствий чистки 1937 - 1938 годов явилось «страшное падение дисциплины»...

- А что говорит статистика?

- Она подтверждает эти слова и применительно к тому же Балтийскому флоту свидетельствует: краткосрочными результатами репрессий были также рост происшествий и преступлений, пьянства, случаев травматизма, катастроф и аварий.

После волны репрессий штабы соединений длительное время были не способны эффективно руководить частями, поскольку была разрушена управленческая цепочка. Флот потерял значительную часть профессионалов высшего класса, которые могли не только сами выполнять задачи, но и обучать подчиненных.

Понес серьезные потери даже Кронштадтский морской завод. Его главный инженер докладывал в июле 1938 года «о назревшей серьезной опасности с кадрами»: «Необходимое очищение завода от националов, от чуждого элемента, от лиц политически не стойких, участников Кронмятежа и т. п. захватило значительное количество работников... Производственная мощность завода снижена не пропорционально количеству уволенных в силу того, что из числа уволенных 68 ИТР и 430 рабочих и служащих подавляющее большинство играло доминирующую роль на своем участке».

А ведь репрессии затронули еще и военную науку! В ленинградском отделении Особого технического бюро по военным изобретениям спецназначения были арестованы 20 сотрудников, из них 19 - расстреляны. Аресты сотрудников бюро произошли и в Москве, и его деятельность была фактически парализована... В целом же военное дело лишилось значительной части своего педагогического, научного и творческого потенциала - как раз накануне Великой Отечественной войны.

- Когда же она началась, в первые месяцы Красная армия терпела катастрофические поражения. Нет ли связи между этими событиями?

- Это так, но последствия репрессий проявились еще раньше, во время вооруженных конфликтов с Японией у озера Хасан и на реке Халхин-Гол, в ходе «зимней» войны против Финляндии. Инертность и безынициативность командного состава, особенно высшего, приводили к тому, что успех зачастую достигался лишь при подавляющем превосходстве в силах и средствах, путем значительных, порой неоправданно высоких потерь...

Накануне Великой Отечественной войны СССР в количественном отношении превосходил противника по бронетехнике, авиации, артиллерии. Формально Сталин мог быть спокоен: кадровый вопрос решен, вместо вычищенных («неблагонадежных») кадров поставлены новые, лояльные. Но боевые действия продемонстрировали: новые военачальники не умеют управлять. Они не только не успели этому научиться, но и были заражены бациллой страха, не решаясь принимать самостоятельные решения. Таково было последствие «инъекции», сделанной в годы большого террора.

И ведь некоторых военачальников, как, например, Александра Горбатова и Константина Рокоссовского, еще до войны вернули из мест заключения. И затем они показали себя яркими профессионалами. В то же время некоторых лагеря морально надломили. Как, например, того же Кирилла Мерецкова, который панически боялся снова оказаться в застенках, не смел возражать против мнения Сталина и докладывал наверх то, что он него желали услышать. А результатом стала катастрофа 2-й Ударной армии в Волховском котле весной 1942 года. «Эхо» репрессий было очень долгим...

#история #интервью #репрессии

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 202 (6311) от 30.10.2018 под заголовком ««Остаюсь преданным партии»».


Комментарии