Он кормил Дорогу жизни. Когда вспоминают блокаду, много говорят об обеспечении города продовольствием, о тех, кто за это отвечал

При этом чаще всего упоминают лишь одного человека — уполномоченного Государственного комитета обороны по продовольственному снабжению войск Ленинградского фронта и населения города Дмитрия Павлова, занимавшего эту должность с начала осады до первых месяцев 1942 года. А дальше — как будто бы вакуум…

Он кормил Дорогу жизни. Когда вспоминают блокаду, много говорят об обеспечении города продовольствием, о тех, кто за это отвечал | Личную карточку Константина Багровцева путем долгих поисков удалось обнаружить в Российском государственном военном архиве в Москве./Репродукция. ФОТО автора

Личную карточку Константина Багровцева путем долгих поисков удалось обнаружить в Российском государственном военном архиве в Москве./Репродукция. ФОТО автора

Получается, будто бы Павлов сам лично и после него продовольственная комиссия Военного совета Ленинградского фронта по всей вертикали сверху донизу снабжали районы, ­госпитали и больницы, жителей города и даже регулировщиц и водителей на Дороге жизни… А вот директора трестов столовых отдельных районов и их бессменный руководитель, начальник Главного управления ленинградских столовых, ресторанов и кафе Арон Фельдман — все они со своими подчиненными доныне остаются безымянными, не упоминаемыми никак. По сути, будто отсутствующими. Целый пласт знания о блокадных событиях, да и вообще об истории жизни города остается пробелом.

Почему я так беспокоюсь? Признаюсь, в немалой степени потому, что мой дед Константин Кузьмич Багровцев, со дня рождения которого нынешней осенью исполнится 125 лет, — как раз один из тех «безы­мянных и неупоминаемых». Волею судьбы дед оказался причастным к борьбе за жизнь города, за жизнь — в прямом смысле этого слова.

В Ленинград он приехал в 1930 году с Брянщины. Подробности того, как и почему он, близкий и к кожевенному производству, и даже к театру, попал в общепит, теперь уже останутся тайной навсегда. Как бы то ни было, но к началу войны он был заместителем директора, а с начала блокады и почти до конца 1950‑х возглавлял тресты столовых различных районов — сначала Московского, потом Дзержинского. Одновременно с 1942 года был заместителем по продовольственному снабжению Краснознаменного Балтийского флота.

Я хорошо помню деда: он ушел из жизни в 1983 году, когда я был уже совсем взрослым человеком. К сожалению, дедушка был достаточно скуп на разговоры, в том числе о прожитом. О войне он ничего не рассказывал, практически все его воспоминания относились к собственному детству.

Помню, когда я был в девятом классе, нам дали задание поговорить о войне с очевидцами. Мы с одноклассником решили «разговорить» деда. Разгладив бороду, устроившись поудобнее, он начал разговор — как сейчас помню — с такой фразы: «Когда я Дорогу жизни кормил…». Моя прагматичная бабушка в тот момент немедленно перебила деда: «Во дает, он кормил!.. Его трест дорогу обслуживал». Бабушка вообще всегда давала понять, что дед, мол, любитель приукрасить события прошлого, участником и свидетелем которых он был.

Что рассказывал дедушка дальше, не помню, к сожалению, совершенно. Но свою небольшую, частную роль в огромной истории войны дед, несомненно, выказал первой же своей фразой.

Из детства я вынес не так много информации. Со слов деда, он бывал непосредственно на Ладоге в блокадные дни, даже был ранен. Еще один эпизод: совещание директоров, группа товарищей вместе с дедом вышла из здания и расположилась «покурить» под аркой дома напротив. Деда окликнули, позвали к телефону. За те минуты, пока дедушка отсутствовал, разорвался шальной снаряд и убил наповал всех стоявших под аркой… Часть по­вествования про телефонный звонок в версии деда выглядела так: «И тут мне крикнули: «Кузьмич, к телефону! Шверник на проводе». Я и побежал»…

Спустя лет десять после ухода деда из жизни мне захотелось все‑таки понять, каким руководителем он был. Кого‑то из его сослуживцев я видел у нас дома, неоднократно слышал как от родных (что само собой), так и от коллег, подчиненных, знакомых о редкостной отзывчивости, человечности деда, в том числе и на своих постах, — и это, пожалуй, самая яркая его черта.

Захотелось — из интереса к родному человеку, к памяти — посмотреть архивные материалы дел трестов столовых. Распоряжения его и о нем, докладные, «исходящие-входящие», даже, может быть, взыскания. Я обратился с письмом в Архивное управление за разрешением посмотреть дела трестов, касающиеся деда, и получил ответ, что архив управления общественного питания Ленгор­исполкома утрачен в ходе приватизационных коллизий 1990‑х годов. Спасибо хоть на том, что часть интересующих меня документов потом нашлась в другом архиве…

Так в моих руках оказался и ряд учетных карточек отделов кадров, и представленная дедом в эти отделы биография, характеристики на него, результаты проверок его деятельнос­ти, материалы о приеме в партию. Но, как ни удивительным это покажется, для меня самым ценным документом оказался… выговор от 24 марта 1943 года, объявленный деду на бюро горкома партии за «незаконное получение продуктов для личного пользования из столовой…».

Полагаю, что незаконное получение продуктов имело место далеко не «для личного пользования», а для кого‑то, кто находился на грани смерти, для того, кто лежал в госпитале. Словом, не был этот поступок деда во время блокады неким криминалом, с чем, видимо, согласилось и бюро горкома, поскольку серьезных последствий этот выговор не имел…

И вот еще что важно: мой дед ведь был далеко не единственным директором районного треста столовых. Я поискал во всезнающем Интернете сведения о тех, кого видел в окружении деда у нас дома. Увы, Интернет о них практически ничего не знает… Например, о Семене Каплане и Александре Макиевском, которого дед называл «Македон». Много позднее я слышал, что эта группа друзей деда, руководителей предприятий общественного питания, в неформальной обстановке обращались друг к другу не иначе, как «господа офицеры».

А ведь у этих людей есть потомки. Наверное, кто‑то столь же трепетно относится к памяти своих родных. У кого‑то даже, возможно, сохранился семейный архив. Не пора ли хотя бы попытаться вернуть память о тех, чья работа в тяжелейшие годы нынче оказалась вроде бы в тени?


* * *

Михаил ХОДЯКОВ, профессор СПбГУ, ведущий научный сотрудник Института истории обороны и блокады Ленинграда:

— Архивных материалов по районным трестам столовых достаточно, но посвященных их деятельности пуб­ликаций действительно очень мало. Могу назвать статью моей коллеги по вузу Ольги Гавриловой «Организация общественного питания в блокадном Ленинграде. По материалам трестов столовых» (ее без особого труда можно найти в Интернете). Исследованный автором комплекс источников из фондов Центрального государственного архива Санкт-Петербурга позволяет составить более четкое представление о наличии продовольствия в районах города, нормах выдачи населению хлеба и обедов, содержит сведения о пропускной способности столовых, планах создания неприкосновенного запаса продовольствия.

Если же говорить в целом, то соглашусь с автором письма: сюжет, связанный с функционированием системы общественного питания, до сих пор мало изучен, мы только приступаем к нему.


#ВОВ #память #Ленинград

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 167 (7496) от 07.09.2023 под заголовком «Он кормил Дорогу жизни».


Комментарии