Меня воспитала блокада

Помню, как в самые страшные дни блокады - последние числа января и начало февраля 1942 года, когда люди сутками стояли на морозе в очередях, чтобы дождаться привоза хлеба, нам выдали по горсточке муки. Хлебозавод остановился. Мы сварили ее с сахарином и были счастливы, мечтая, что после войны каждый день будем так лакомиться.

Иллюстрация mariakraynova/shutterstock.com

Перед войной я окончила пять классов и во время блокады два года не училась, потому что пошла работать... из-за хлеба. А было мне тогда двенадцать лет.

Работала я в медицинском цехе лечебно-трудовых мастерских «Трудтерапия» Леноблздрава. И мама там же - плановиком-экономистом. На работу ходили вместе пешком от площади Калинина. Мама - в управление на ул. Некрасова, 31, а я на ул. Жуковского, 6, где в подвале находился мой цех. Мы готовили перевязочные средства. Бинтов не хватало, но выход был найден. Из ближнего лесочка нам привозили мох сфагнум - очень гигроскопичный и бактерицидный. Мы делали из него марлевые подушечки, которые накладывались на раны, а привязывали их небольшим кусочком бинта, бечевки или чистой тряпочкой.

Блокадные голод и холод довели нас до дистрофии и цинги. Знаю, что на заводах и фабриках поили работников настойкой из хвои, выдавали в дополнение к продуктовым карточкам «шроты», брикеты дрожжей. Но в нашей «Трудтерапии» этого не было.

А дома - ни воды, ни отопления, ни электричества, ни канализации. Разбитые бомбежкой окна и иней на стенах комнат. За водой надо было идти на Неву к проруби, а это от нашего дома почти два километра. Спасали от гибели печки-буржуйки, но для них нужны были дрова. Городские власти разрешили разбирать некоторые деревянные дома. Мы с мамой получили ордер на разборку такого дома на Кондратьевском проспекте, но с правом взять себе примерно один кубометр. Дрова хранить в квартире не разрешалось. Мы сдали их в отведенный для этого подвал, который находился в другом доме. И больше их не видели. Сжигали старые газеты, книги, подбирали, где могли, обломки заборов, опавшие ветки, сучки.

С трудом пережив зиму 1941/42 годов, весной мы вышли на уборку города от нечистот, чтобы избежать эпидемии, на которую очень рассчитывали немцы, осадившие город. А когда потеплело и зазеленела травка, нас по радио учили отличать полезные травы от вредных, собирать полезные на газонах, в скверах и печь из них лепешки.

Кроме того, в ближних пригородах была организована вспашка сельскохозяйственных земель. Все организации наделили участками и даже распределили готовую рассаду картошки! Наша «Трудтерапия» тоже получила участок. Мы с мамой все посадили, приезжали поливать и полоть, но урожай наш собрали другие.

Самое удивительное, что, несмотря на весь этот ужас, город жил, трудился, залечивал раны и работал для победы. Я, пропустив два учебных года, боялась возвращаться в школу - думала, что разучилась учиться. И все же 1 октября 1943 года пошла в 6-й класс. Окончила школу в 1948 году с медалью. А в 1953 году получила диплом с отличием, завершив учебу на биологическом факультете ЛГУ. Потом были аспирантура, защита кандидатской диссертации, двадцать лет преподавания в Первом медицинском институте им. И. П. Павлова. И много другой интересной работы. Уверена, что мои достижения - это результат суровой блокадной «дрессировки», которая научила нас ценить каждый день жизни.