Кремлевская свадьба. Как репрессии изменили судьбу одной семьи
Обычно в этом разделе мы даем слово представителям исторической науки, однако сегодня делаем исключение. Владимир МИКОЯН - профессиональный дипломат, сотрудник МИД (работал в США, затем в Юго-Восточной Азии), семь лет представлял Торгово-промышленную палату РФ в Восточной Европе, ныне - главный эксперт аналитико-дискуссионного «Меркурий-клуба». В летописи семьи Владимира Сергеевича самым неожиданным образом преломились исторические события, связанные с «Ленинградским делом». Дело в том, что его дедом с отцовской стороны был Анастас Иванович Микоян, а со стороны матери - Алексей Александрович Кузнецов, один из руководителей обороны Ленинграда в годы блокады. Наш разговор - о судьбе Кузнецова и его семьи, а также о том, как складывались отношения во властной верхушке в последние годы правления Сталина.
Серго Микоян и Алла Микоян-Кузнецова в Крыму с сыном Владимиром и дочерью Светланой, 1955 год. РЕПРОДУКЦИЯ. ФОТО АВТОРА
- Владимир Сергеевич, как породнились две семьи?
- Случайно. Мой отец - Серго, младший сын Анастаса Микояна, названый в честь Серго Орджоникидзе. Моя мать - Алла, старшая дочь Алексея Кузнецова.
Все началось с того, что летом 1947 года отец попал в больницу: ему вырезали гланды. Чтобы заполнить время, он набрал с собой много литературы: очень любил читать. Однажды медсестра ему говорит: «Что ты все время за книжками проводишь? Вот в соседней палате такая девушка красивая: познакомься. Пойдем, я тебя отведу».
Вот так они и познакомились. Отец потом вспоминал: через полчаса разговора он не мог оторваться от Аллы. А уже через день знакомства понял, что жить без нее не может. Моя мама действительно отличалась редким обаянием и притягательностью.
Они стали общаться. Причем отец поначалу не знал, чья она дочь: она не назвала свою фамилию. Накануне
1 мая она спросила: «Ты будешь на Красной площади во время парада? Давай я там познакомлю тебя со своей семьей». И тогда он увидел, что их отцы вместе поднимались на трибуну. Кузнецов в Москве был еще человеком новым: его совсем недавно перевели из Ленинграда, где он в 1945 - 1946 годах был первым секретарем обкома и горкома партии. Теперь он стал секретарем ЦК и начальником управления кадров...
Алла пригласила Серго домой - познакомиться с родителями. Он приехал с простудой, и его оставили ночевать. А утром - шум, гам, крики, открывается дверь, входит процессия: дети Кузнецова, сам он впереди с кастрюлей на голове. Все стучат в какие-то банки, Кузнецов весело возглашает: «Где тут больной? Пришла врачебная команда, будем тебя лечить!». В семье Кузнецова все было по-простому, и люди к нему тянулись: демократичный, открытый, без отталкивающих властных замашек...
Затем отец пригласил Аллу к Микоянам. Анастас Иванович был ею очарован, да и бабушка тоже, хотя она весьма взыскательно смотрела на невест... Поэтому ничего удивительного, что когда в конце 1948 года Серго сказал отцу о своем желании жениться на Алле, тот ответил: «Прекрасно, она нам очень нравится, просто как дочь». У Микояна было пятеро сыновей, дочь была его мечтой...
Все это происходит на фоне начинающейся опалы Алексея Кузнецова. Известен случай: осенью 1948 года все члены Политбюро и секретари ЦК приехали к Сталину на дачу, как это обычно практиковалось, и тут вождь, увидев Кузнецова, в присутствии всех заявил ему: «Я вас не вызывал». Тому ничего не оставалось, как развернуться и уехать.
Понимаете, в Ленинграде была совсем другая обстановка, без особых закулисных интриг. А в Москве Кузнецов не сумел почувствовать ту особую атмосферу, которая царила в высшем эшелоне власти и диктовала крайнюю расчетливость, осторожность и осмотрительность, учет интересов и помыслов тех или иных руководящих фигур. К тому же он был хорошо знаком лишь с Андреем Ждановым, а всех остальных мало знал и мало понимал, как, впрочем, и они его. И активность Кузнецова (причем в выполнении прямых указаний Сталина), его деятельная натура стала причиной подозрительного отношения: а не метит ли тот на главенствующую позицию?
Беда Кузнецова была еще и в том, что он многое воспринимал буквально, а это были уловки, проверки его поведения. Приведу такой эпизод. У Сталина появилась идея ввести суды чести, как в русской армии. Кузнецову поручили внедрить идею в жизнь, и он назначил суд чести в отношении двух сотрудников Министерства госбезопасности. И тут же получил от Сталина письменный выговор: мол, взял на себя слишком много, не посоветовался с вождем.
Словом, достоинства Кузнецова, проявившиеся в Ленинграде во время блокады, - инициативность, отвага, с которой человек берет ответственность на себя - на новом посту оказались не только лишними, а даже вредными...
- Отказ в приеме, выговор - это были первые звоночки?
- Прозвучали и другие «сигналы». Например, после того как Кузнецов письменно обратился к Сталину с просьбой разрешить увеличить объем попавших в опалу журналов «Звезда» и «Ленинград», тот наложил резкую резолюцию «Против!».
Затем - история со злополучной всероссийской оптовой ярмаркой, проведенной в начале января 1949 года в Ленинграде: Сталину преподнесли дело так, что она была проведена с закулисного одобрения Кузнецова, хотя тот не имел к ней никакого отношения.
Следующий шаг: Маленков и Берия решили прощупать менявшееся отношение Сталина к Кузнецову и придумали создать Дальневосточное бюро ЦК, а его главой поставить Кузнецова, тем самым освободив его от обязанности секретаря ЦК. Сталин согласился, и это был одобрительный сигнал Маленкову и Берии, что они действуют в правильном направлении. Назначение было придумано специально как ступенька на случай, если Сталин не согласится на более суровые меры. Вышло даже соответствующее постановление Политбюро от 28 января 1949 года, но оно так и не вступило в силу...
Наблюдательные и проницательные люди, давно знавшие повадки Сталина, понимали, к чему ведут все эти детали. Впоследствии Микоян в своих мемуарах отмечал, что министр госбезопасности Абакумов (он подчинялся напрямую Сталину) стал собирать компромат на Кузнецова сразу же после того, как в начале сентября 1948 года умер Жданов. Уже к концу года в Политбюро стало известно, что Сталин согласился на то, чтобы снять Кузнецова с работы в ЦК.
Тем временем у Аллы Кузнецовой и Серго Микояна дело шло к венцу. Замечу, ему было девятнадцать лет, маме - двадцать. Сумасшедшая любовь!
Свадьба была назначена на 15 февраля 1949 года. Накануне Лазарь Каганович, входивший в ближний круг Сталина, в приватном порядке сказал Микояну: «Это правда, что твой сын собирается жениться на дочери Кузнецова? Ты же понимаешь, что грозит Кузнецову? Зачем ты навлекаешь на себя гнев Хозяина?».
И Кагановичу, и Микояну было совершенно ясно, что Кузнецов обречен. Но Анастас Иванович ответил: «Они друг друга любят, я свадьбе препятствовать не буду».
Непростая ситуация: над Кузнецовым сгустились тучи, а Микоян разрешает своему сыну жениться на его дочери. Со стороны моего деда это был своего рода вызов Сталину. И впоследствии отец не раз говорил, что он очень признателен Анастасу Ивановичу за то, что тот не стал препятствовать свадьбе.
Она состоялась в назначенное время. А утром того же дня Кузнецов, придя на работу, обнаружил на своем столе постановление о том, что он снят со всех постов. В документе говорилось о его «антигосударственных» и «антипартийных» действиях и «антибольшевистском» уклоне. Этим же постановлением был снят с должности первого секретаря Ленинградского обкома партии и его соратник Петр Попков. Обоим объявили выговор.
- Для Кузнецова подобный поворот был неожиданностью?
- Судя по всему - да. Но на семейном застолье, состоявшемся 15 февраля на его даче, он не подавал виду. Есть фотография: все счастливые, смеются, Кузнецов тоже. Никто из членов семьи еще не знал, что он снят с работы.
Анастаса Ивановича среди гостей не было - это был скорее семейный праздничный ужин сразу после бракосочетания: пришли его супруга Ашхен Лазаревна и его братья. «Полноценная» свадьба состоялась спустя несколько дней на даче Микояна.
К тому времени всем уже было известно об отставке Кузнецова. И вот что происходит дальше: Алла приходит к Серго заплаканная: «Папа отказывается ехать на свадьбу». Тот идет к отцу, и Анастас Иванович, будучи человеком проницательным, понимает: Кузнецов не хочет подставлять его. После опалы было очень рискованно продолжать дружеские отношения, а ведь они были на «ты».
В присутствии моего отца Анастас Иванович звонит Кузнецову: «Алексей, негоже не быть на свадьбе своей дочери». Тот начинает выкручиваться: мол, не очень хорошо себя чувствую, что-то с желудком. Микоян отвечает: «У нас тут уборных достаточно». Тогда Кузнецов выдвигает последний аргумент: «Но меня уже и служебной машины лишили». Микоян: «Я за тобой прямо сейчас высылаю свою. Хоть немного, но ты должен побыть здесь». И Кузнецов приехал. Микоян, конечно, понимал, что рискует, но мне кажется, к тому времени он уже просто устал во всем подчиняться Сталину, даже в семейных делах...
Что было дальше? Кузнецова отправили учиться на высшие генеральские курсы политической академии имени Ленина в Подмосковье. По поводу своей отставки он объяснял в семье: «Сняли с работы - не трагедия. Секретарями ЦК не рождаются. Можно работать и в других местах на разных должностях». Кузнецов ведь действительно был абсолютно своим: он никогда не отклонялся от генеральной линии партии...
Пока он учился на курсах, против него готовилось дело. Уже с лета 1949 года в Ленинграде начались аресты высокопоставленных партийных работников. Василий Андрианов, сменивший Попкова на посту первого секретаря обкома партии, собирал компромат: вызывал сотрудников, угрожал им, шантажировал... Как стало потом известно, «копали» под Кузнецова. Я могу это утверждать, поскольку прочитал все 15 томов его уголовного дела в архиве ФСБ.
Видимо, была дана команда собрать на Кузнецова и его команду как можно больше «улик», а уж там дальше Хозяин выберет, что, на его взгляд, самое криминальное. По допросам видно, как дело шло по нарастающей.
Между тем в мае 1949-го Кузнецов заканчивает генеральские курсы, говорит родным: «Я всегда хотел учиться - работа мешала». Смотрит в будущее с оптимизмом, рассчитывает, что пойдет теперь то ли по военно-политической линии, то ли еще по какой...
- Одним словом, несмотря ни на что, ждет нового назначения?
- Ждет, но ничего не происходит... Наступает 13 августа 1949 года. Воскресенье. Кузнецов с семьей пошел в парк. Семья - это его жена Зинаида Дмитриевна, дочь Галина, сын Валерий и две приемные дочери: Нонна и Лида.
Вернувшись с прогулки, Кузнецов узнает, что ему звонили из ЦК от председателя комиссии партийного контроля Шкирятова и просили немедленно прийти в Кремль. Он собирается, радостно говорит: «Ну вот, наконец-то все прояснилось». Бросает на ходу: «Обедать без меня не садитесь, скоро вернусь». Родные не подозревали, что больше никогда его не увидят...
Кузнецова направили в кабинет Маленкова, где и арестовали. Разумеется, дома об этом ничего не знали. Ближе к вечеру, когда Алексей Александрович так и не появился, родные начали волноваться, ведь от квартиры до Кремля - максимум десять минут пешком. А через несколько часов раздался настойчивый стук в дверь: пришла команда сотрудников МГБ, предъявила ордер на арест Кузнецова, провела обыск и конфискацию его личных вещей. Их опись заняла несколько страниц.
У меня есть копия этого документа - могу предъявить его любому, чтобы опровергнуть инсинуации, что Кузнецов был коррупционером, запускал руку в государственный карман. В описи нет никаких «сокровищ». Есть генеральское обмундирование, четыре костюма, три шляпы, нижнее белье, пистолет - подарок Военного совета Ленфронта, трофейный радиоприемник, фотоаппарат «Смена», модели кораблей (он был членом Военного совета Балтфлота), шкатулка для хранения орденов...
По воспоминаниям родных, те, кто проводил обыск, интересовались: где золото? Но в семье не было драгоценностей... Сейчас утверждают, что у Кузнецова якобы была золотая сабля, усыпанная брильянтами. Да ничего подобного: обычная сабля, подаренная ему Кировским заводом, хранится в Музее вооруженных сил в Москве. На клинке - надпись: «А. А. Кузнецову от друзей-кировцев». И любой может увидеть: ни золота, ни брильянтов на ней нет...
Две комнаты в квартире опечатали, но семью пока не трогали. Так прошел год. Зинаида Дмитриевна писала письма в ЦК, просила разобраться, уверяла, что муж ни в чем не виноват, что это какая-то ошибка, недоразумение.
Конечно, все было тщетно. Решение Сталиным было уже принято. Абакумов лично ездил к нему в Сочи с проектом обвинительного заключения. Его сопровождала группа следователей, и один из них, Комаров, который вел дело Кузнецова, с гордостью заявлял: мол, я арестованных так «вымуштровал», что они даже из камеры выходить боятся. Вождь правил документ несколько дней, вписывая от руки целые абзацы. Именно он добавил тезис, что обвиняемые были «мародерами» и «хищниками», запускали руку в государственный карман, жили в блокадном Ленинграде на широкую ногу...
Финал - 30 сентября 1950 года: начинается заседание военной коллегии Верховного суда СССР в Ленинградском доме офицеров. Формально - все публично: присутствовали около сотни представителей партийного актива и Министерства госбезопасности (видимо, для острастки). Но какой суд без адвокатов, без права обжалования? Каждому подсудимому - Кузнецову, Попкову, Родионову, Капустину, Лазутину, Вознесенскому - давали высказаться. Все признали свою вину, что говорит только об одном: их замучили настолько, что они были уже готовы согласиться с чем угодно.
Как уже потом стало известно, им обещали: признаете вину - вам сохранят жизнь и не тронут семьи. Напомню, в 1947 году смертная казнь в СССР была отменена, и подсудимые не знали, что ее особым указом вернули для особых категорий лиц - шпионов, подрывников и диверсантов. В обвинительном заключении появляется слово «подрывник» - применительно к партийным устоям.
Так называемый суд закончился 1 октября около часа ночи. А уже в два часа ночи осужденные были расстреляны и в ту же ночь закопаны в яму на «спецобъекте МГБ Левашовская пустошь»...
Всех жен расстрелянных посадили. Даже 84-летнюю мать Николая Вознесенского отправили в ссылку в Туруханский край, где она вскоре умерла.
- А что происходило с семьей Кузнецова?
- Ее выселили из прежней квартиры, и шесть человек поселили в тесной двухкомнатной. Спустя месяц, 29 октября 1950 года, была арестована Зинаида Дмитриевна - за то, что знала об «антигосударственной деятельности» мужа и не доложила. Ее приговорили к десяти годам тюрьмы. Подчеркиваю: не лагеря, а именно тюрьмы, и она была отправлена в печально известный Владимирский централ. Никаких встреч с родными, только два письма в год.
Полтора года Зинаиду Дмитриевну, закованную в кандалы на руках и на ногах, держали в одиночной камере. Поверьте, я ничего не выдумываю: это по ее воспоминаниям, из ее собственных уст.
Я ее потом спрашивал: «Бабушка, как ты выдержала?». Она отвечала: «Ты знаешь, я все время читала». Сохранилась ее записка о книгах, адресованная тюремному начальству: она попросила работы Маркса, Ленина и Сталина. Знала, что в этой просьбе ей точно не откажут. Кроме того, старалась вспоминать художественную литературу.
Затем ее перевели в общую камеру, в которой подобрался творческий коллектив: певица Лидия Русланова, актриса Зоя Федорова (ее посадили за любовную связь с американским военным атташе) и писательница Галина Серебрякова, автор книг о Ленине...
Что же касается остальных членов семьи Кузнецова, то они остались практически без средств к существованию. Жили на пенсию матери Зинаиды Дмитриевны - бывшей школьной учительницы Анны Алексеевны (она перенесла инсульт: ноги были парализованы). Серго и Алла поддерживали родных как могли. Их, к счастью, не тронули. Мама училась на филфаке МГУ, отец - в МГИМО. И на руках был младенец, родившийся 15 августа 1950 года, - простите, это ваш покорный слуга... По всей видимости, те, кто заварил эту кашу, решили, что, раз дочь Кузнецова вышла замуж за сына Микояна, значит, у Анастаса Ивановича есть какая-то личная договоренность со Сталиным.
Младшую дочь Кузнецова Галину, окончившую школу, не принимали ни в один вуз, несмотря на высокие баллы на вступительных экзаменах. Брат Зинаиды Дмитриевны, коренной ленинградец, который всю блокаду был порученцем Кузнецова, был арестован и оказался в тюремной психиатрической больнице.
Вот еще яркая деталь: сына Кузнецова Валерия каждый день у школы встречал сотрудник госбезопасности и перетряхивал весь его портфель. Что искали у ребенка - непонятно... А потом Анастас Иванович узнал, что мальчика хотят насильно отправить в детский дом. И тогда он привез его к себе на дачу: «Валерик, ты теперь какое-то время будешь жить здесь. Я тебя прошу: на улицу не выходи. Учебники тебе привезут». И Валерий остался там на целый год. Рисковал ли Микоян? Полагаю, что да.
Он ведь последние годы жизни Сталина ходил как по лезвию ножа. В октябре 1952 года на пленуме ЦК вождь обвинил Микояна в том, что тот, побывав в 1936 году в Америке (кстати, его туда отправил лично Сталин), стал с подобострастием смотреть на Запад. И вообще, мол, теперь выступает с оппортунистических позиций. Анастас Иванович понимал, к чему идет дело, он сам лично мне рассказывал: «Я держал заряженный пистолет в ящике письменного стола. Кабинет длинный, и если бы меня пришли арестовывать, успел бы застрелиться»...
- Все переменилось после смерти Сталина?
- Не сразу. Алексей Кузнецов был реабилитирован военной коллегией Верховного Суда СССР 30 апреля 1954 года - в составе той группы шестерых, которая была осуждена. Но Зинаида Дмитриевна продолжала сидеть в тюрьме. Однажды Анастас Иванович, предполагая, что раз реабилитированы мужья, то освобождены и их жены, спросил у моей мамы: «Как Зинаида Дмитриевна себя чувствует?». «Она до сих пор в тюрьме», - ответила мама. «Как?!» - воскликнул Микоян.
Вскоре ее выпустили. Она вышла из тюрьмы с подорванным здоровьем, ноги ее плохо слушались. Хорошо помню бабушку: я очень много времени проводил у нее дома. Анастас Иванович иногда навещал ее, как-то раз сказал: «Поразительно! Мужа расстреляли, саму бросили в тюрьму ни за что... И при этом совершенно не озлобилась на власть».
Действительно, до самой смерти в 1971 году она оставалась убежденным членом партии. Вспоминаю даже такую деталь: с моим отцом (то есть своим зятем) она за закрытыми дверями (поскольку остальные домочадцы были беспартийными) обсуждала прочитанное в газете «Правда» и журнале «Коммунист».
К моему отцу она вообще относилась очень по-доброму, как к сыну. После того как в 29 лет от болезни крови умерла Алла (мои родители прожили вместе не так долго, как они мечтали), она говорила ему: «Сережа, тебе обязательно надо жениться». А он никак не мог пережить смерть супруги: как сам потом признавался, в последующие годы он знал немало достойных женщин, но ни одна не могла сравниться с моей мамой...
Что же касается Алексея Кузнецова, то, хотя все обвинения с него были сняты, к его имени «наверху» продолжали относиться очень осторожно. И для моего отца делом жизни стало восстановление справедливости. Он и меня «заразил» этим.
Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.
Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Яндекс.Дзен».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 015 (6613) от 29.01.2020 под заголовком «Кремлевская свадьба».
Комментарии