Красная армия, черный барон. К 100-летию «русского исхода»
В ноябре 1920 года белые войска барона Врангеля под ударами Красной армии покинули Крым. Из портов полуострова вышло 126 судов, а также мелких катеров и буксиров, вместивших в себя около 150 тысяч человек. Это были солдаты и офицеры, а также их семьи и гражданское население, не пожелавшее оставаться «под большевиками». Значительная часть пассажиров сошла с кораблей в Константинополе, пополнив ряды эмигрантов. В историю это событие вошло как «русский исход». Впрочем, как отмечает хорошо знакомый нашим читателям крупный специалист по истории Гражданской войны, доктор исторических наук, профессор Института истории СПбГУ Александр ПУЧЕНКОВ, уход белых отнюдь не был бегством: они уходили из Крыма, высоко держа голову и без отчаяния. Армия не считала себя проигравшей, никаких признаков ее разложения не наблюдалось: все были твердо убеждены в том, что Врангель сумеет каким-то образом обеспечить их возвращение в Россию. Как именно – в результате ли десанта или по приглашению русского народа, который сбросит ярмо большевизма (о чем любили говорить белогвардейские пропагандисты), – об этом спорили до хрипоты.
РЕПРОДУКЦИЯ. ФОТО АВТОРА
– Александр Сергеевич, покажусь наивным: Врангель пришел в Крым весной 1920 года, и у него был почти целый год, чтобы отгородиться от Советской России в буквальном смысле неприступной стеной и таким образом сберечь последний островок белой России. Чего же этой возможностью он не воспользовался?
– Пытался воспользоваться, Врангелю не хватило времени: например, знаменитые укрепления на Перекопе, считавшиеся неприступными, не успели достроить до конца. Поэтому «крепость Крым», о которой трубила врангелевская пропаганда, вовсе не была такой неуязвимой, как об этом принято думать. Отдадим, однако, должное и Красной армии, которая была настроена очень решительно. После того как закончилась советско-польская война, появилась возможность сосредоточить все силы на Южном фронте. Лозунг «Даешь Варшаву!» сменился на «Даешь Перекоп!».
Красноармейцы, переброшенные с польского фронта на врангелевский, были вдохновлены надеждой: разгромим белых – закончим Гражданскую войну. А это значило, что дальше наступит светлое будущее, потому что им наконец-то дадут возможность строить новую жизнь так, как они хотят. Эти настроения известны по многочисленным мемуарам.
Командовал Южным фронтом полководец-самородок Михаил Фрунзе. Сосредоточив огромное превосходство в живой силе, он сумел прорвать врангелевские укрепления. Как вспоминал легендарный генерал белой армии Антон Туркул, «мы столкнулись в боях за Крым с большевистской лавой, и победило огромное большевистское Число». Обратите внимание: последнее слово написано автором с заглавной буквы.
Вообще прорыв укреплений на Перекопе можно считать одной из самых выдающихся военных операций Красной армии за всю ее историю. Именно в ней родилась будущая генерации полководцев – Блюхер, Корк, Буденный... В разгроме врангелевцев в Крыму участвововало огромное число тех, кто потом десятилетиями руководил наркоматом обороны, достаточно назвать хотя бы Фрунзе и Ворошилова.
– Одним словом, бились друг с другом две очень достойные военные силы.
– Безусловно, к концу Гражданской войны противники стоили друг друга. Трагедия в том, что они сражались не против какого-то внешнего врага, а между собой...
Если для Красной армии залогом победы был Фрунзе, то сила духа белых в Крыму базировалась исключительно на фигуре ее командующего Петра Николаевича Врангеля. Того самого, названного в знаменитой песне «черным бароном». Вождь божьей милостью, он сумел внушить солдатам и офицерам мысль, что способен на чудеса. Он, пожалуй, первый и, естественно, последний антибольшевистский лидер, сумевший продемонстрировать, что белые могут выступать не только в роли лихих кавалерийских рубак, не только в роли смелых воинов, которые идут в психическую атаку, но и тех, кто может строить «идеальную Россию».
Ведь в чем был основной мотив агитации белых во время Гражданской войны? Большевики – хаос, белые – порядок. Но, когда последние прогоняли Красную армию, занимали территорию и получали гражданскую власть, довольно скоро выяснялось, что они не в состоянии добиться порядка, так как абсолютно бездарны в деле государственного строительства.
Весной 1920-го многие в Крыму собирались паковать чемоданы и бежать в Европу. Но проходил месяц за месяцем, и жизнь налаживалась. Врангель показал себя как чрезвычайно способный и деятельный администратор. Была фактически заново возрождена армия, пришедшая в совершенный беспорядок после катастрофического отступления начала 1920 года. Врангель провел пусть и не всегда удачные операции с целью вырваться из «крымской бутылки» на материк – Азовский, Кубанский десанты. Правда, впоследствии его упрекали, что он этими действиями обескровил армию и в решающий момент битвы за Перекоп она не была готова вгрызаться в землю...
Врангелевский Крым можно назвать своего рода последней мелодией «Титаника». Условно говоря, лайнер уже столкнулся с айсбергом, но все еще продолжают пить шампанское, танцевать, радоваться жизни, и паника начинается лишь в самый последний момент. Хотя, безусловно, ощущение надвигающейся катастрофы у многих людей было, здравые умы понимали, что абсолютно автономно Крым существовать не сможет.
Впрочем, даже эвакуация врангелевцев была осуществлена безупречно. Как отмечал впоследствии казачий генерал Николай Шинкаренко, «многие потом упрекали нас, что мы как-то не так прощались с Родиной. Но мне кажется, лучше проститься с Родиной, чем сделали мы, было нельзя»...
Яркий факт: обычно, когда белые уходили, им стреляли в спину, провожали их страшными проклятиями. А тут жители Крыма прощались с ними с сожалением. Об этом можно прочитать в многочисленных воспоминаниях. Рабочие окраины всегда были против белых, а тут пролетарии сами помогали проводить эвакуацию, и вовсе не под дулами винтовок. Причина проста: в Крыму белые впервые – и в этом заслуга генерала Врангеля – показали себя способными не только воевать, но и строить.
Он сумел действительно за считанные месяцы своего пребывания у власти навести в Крыму порядок и создать своего рода «эскиз» будущей России, который сводился к тому, что на полуострове, отгороженном от РСФСР «железным валом», сохранялись частная собственность, уважение личности, свобода вероисповедания... Евпатория, Коктебель, Ялта, Севастополь и Симферополь вобрали в себя всю интеллектуальную энергию старой России. Достаточно назвать имена поэта Максимилиана Волошина и писателя Бориса Чирикова, будущего академика и главы советской исторической науки Бориса Грекова и ученого Владимира Вернадского. Вся бывшая галерка прессы Государственной думы находилась в Крыму – от Бориса Суворина до Власа Дорошевича, сотрудничали с крымской прессой и видные политики – например Николай Чебышев и Василий Шульгин.
– Тем не менее вряд ли врангелевский режим можно назвать демократическим, обеспечивающим свободу всех политических партий...
– Конечно, нет. Была установлена военная диктатура. Большевики, разумеется, находились вне закона. Конечно, были и застенки, была и контрразведка, но все это было как-то... иначе, чем год назад на территориях, подконтрольных Деникину. И самое главное, чего не было у Деникина: в Крыму власть пыталась объяснять мотивы своих действий.
Врангель в отличие от всех других вождей Белого движения был публичным политиком в современном смысле этого слова. Он постоянно давал интервью самым разным газетам. Рассказывал, в частности, о своем взгляде на земельный вопрос, о том, что предполагает использовать опыт столыпинских реформ. Вообще он был на голову выше в прямом и переносном смысле всех тех военачальников, кто был с ним рядом...
Взять того же генерала Якова Слащева. Без него не было бы никакого белого Крыма. На рубеже 1919 – 1920 годов с горсткой храбрецов он сумел отстоять полуостров от большевиков, за что получил от Врангеля добавление к фамилии – «Крымский». Ведь и Деникин, потерпев поражение, бежал из Новороссийска именно в Крым, потому что больше бежать ему было некуда. Если бы Слащев не удержал полуостров, белые были бы в буквальном смысле сброшены в море еще в начале весны 1920 года.
Слащев стал своего рода «белым Суворовым». Невероятно храбрый, экспрессивный, эпатажный, необычайно неуживчивый, он мог жить только в атмосфере продолжающегося боя. Всех вокруг себя, без исключения, он считал бездарностями. Он был очень скор на расправу и временами болезненно жесток. К слову, считается, что генерал Хлудов из булгаковского «Бега» своим прототипом имел именно Слащева...
С Врангелем его отношения тоже не сложились. И, когда Крым был сдан, Слащев, оказавшись на чужбине, стал утверждать, что полуостров был потерян исключительно из-за Врангеля, ведь он-то, Слащев, сумел отстоять его в условиях гораздо более трудных. Яков начинает писать одно за другим сочинения, смысл которых сводился к одному: мы здесь, потому что нами руководит бездарный генерал Врангель.
Тут же над головой Слащева сгущаются тучи – а надо представлять себе атмосферу тогдашнего Константинополя: офицеры, еще не остывшие от боев, пропивают подчас последние деньги, и в такой обстановке безнадеги им было очень легко найти крайнего. Слащев стал «козлом отпущения», его, наверное, рано или поздно подстрелил бы кто-нибудь из поклонников «черного барона».
В Советской России внимательно следили за тем, что происходило в русской эмиграции, поскольку не могли недооценивать ее опасность...
– И ее «внутреннее разложение», разумеется, было большевикам только на руку?
– Разумеется. В первую годовщину взятия Крыма, 3 ноября 1921 года, ВЦИК РСФСР объявил амнистию участникам Белого движения. И хотя она касалась только рядовых бойцов, Слащев тут же вступил в переговоры с представителями Советской России и был прощен, хотя о его репрессиях в Крыму знали многие.
Москва закрыла на это глаза, поскольку для нее генерал становился козырем в политической игре. Его возвращение на родину оказалось чрезвычайно выгодно для большевиков: было понятно, что он и в России продолжит разгромную критику Врангеля, что, учитывая его популярность в белогвардейской среде, играло на руку стране Советов. Подрыв авторитета «черного барона» воспринимался большевиками в качестве одной из важнейших задач в их борьбе с военной частью эмиграции.
Слащев обратился к теперь уже бывшим соратникам: «Я, Слащев-Крымский, зову вас, офицеры и солдаты, подчиниться советской власти и вернуться на родину, в противном случае вы окажетесь наемниками иностранного капитала и, что еще хуже, наемниками против своей родины, своего родного народа... Если меня спросят, как я, защитник Крыма от красных, перешел теперь к ним, я отвечу: я защищал не Крым, а честь России. Ныне меня зовут защищать честь России, и я еду выполнять мой долг, считая, что все русские, военные – в особенности, должны быть в настоящий момент в России».
В Москве ему обещали предоставить «военную работу». Что именно – не расшифровывалось, но Слащев надеялся, что ему предложат командовать едва ли не корпусом. В итоге Слащева в буквальном смысле слова сослали на командирские курсы «Выстрел»... Он учил многих видных в будущем советских военачальников, и, кстати, там же его настигла пуля из «прошлой жизни». Среди слушателей курсов оказался 24-летний Лазарь Коленберг, родной брат которого был расстрелян в 1919 году по приказу Слащева за сочувствие большевикам. И в январе 1929 года Коленберг застрелил бывшего белого генерала на его московской квартире. Как он сам заявил следствию – по соображениям личной мести. Убийцу признали невменяемым и... отпустили на свободу.
За Слащевым в Советскую Россию потянулись еще несколько генералов, так что белым пришлось развернуть мощную пропагандистскую кампанию, смысл которой сводился к тому, что реэмигранты – это предатели.
Тут надо учитывать одно обстоятельство. В Советскую Россию известия из эмиграции доносились, причем более или менее правдоподобные. А вот из РСФСР до нее докатывались только обрывочные сведения, порой весьма искаженные. Недаром на страницах эмигрантских газет в начале 1920-х годов с завидной регулярностью публиковались сведения, что Ленин умер. Постоянно говорилось, что в стране брожение, что вот-вот вспыхнет внутренний мятеж, направленный против большевиков.
Эмиграция жила надеждой. Ведь, когда белые уходили из Крыма, Врангель заявил: мол, мы уходим на чужбину не навсегда, мы скоро вернемся, потому что нас позовут. И ему верили.
– Поэтому, когда в марте 1921 года стало известно о восстании в Кронштадте, в эмиграции восприняли это как долгожданную весть: наконец-то началось...
– Конечно. И каково же было разочарование, когда все почти моментально закончилось!
Когда стало очевидным, что власть большевиков надолго, некоторые эмигранты стали всерьез задумываться о возвращении. Но каждому из них специальные представители РСФСР ставили условие: они должны были совершить шаги, которые означали их полный разрыв с эмиграцией и невозможность получения прощения с ее стороны. Именно поэтому в Советской России вышла целая серия книг «возвращенцев» под характерными названиями – «На чужой чужбине», «Горькая полынь» и тому подобное. Смысл их сводился к следующему: мы оказались за границей никому не нужными, командиры отстаивают только свои интересы, они прикормлены бывшей Антантой... И это в значительной мере действительно было так.
Тем не менее расколоть эмиграцию все-таки не удалось. Абсолютное большинство тех, кто покинул Россию, не поверили посулам большевиков и продолжали воспринимать их как врагов, счеты с которыми не закончены.
Хотя эмигранты были очень разными по своим политическим идеалам, всех их отличала удивительная, какая-то поистине религиозная любовь к России. Никто из них вне ее себя не мыслил. Жизнь тех государств, где они оказывались, даже если относительно удачно встраивались в нее, была для них чуждой. Они не желали даже получать паспорта этих стран, поскольку считали потерю гражданства изменой России, временно оказавшейся «под ярмом большевиков». В этом плане эмигранты первой волны – удивительный феномен. Они не растворились, не ассимилировались, не были сломлены. Они сумели сохранить в себе «русскость»...
На мой взгляд, катастрофа «русского исхода» выражена в словах, начертанных на Графской пристани в Севастополе: «Памяти соотечественников, вынужденных покинуть Россию в ноябре 1920 года». В одном слове «соотечественники» вместилась вся трагедия Гражданской войны.
Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.
Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Яндекс.Дзен».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 215 (6813) от 25.11.2020 под заголовком «Красная армия, черный барон».
Комментарии