Кому не нужна наша история? О вступлении русских войск в Париж
Предыдущие публикации, озаглавленные «Кому не нужна наша история?» (см. «Санкт-Петербургские ведомости» от 7, 21 февраля и 10 марта), были посвящены датам, по разным причинам выпавшим из нашего современного календаря. Сегодня вспомним еще одну: 31 марта 1814 года. Важную дату для осмысления взаимоотношений Европы с Россией.
Русская армия вступает в Париж. Неизвестный художник / Public Domain
В задорных европейских столицах помнят о своих победоносных походах на Россию. На скрижалях Триумфальной арки в Париже, воздвигнутой в честь подвигов французского оружия, среди поверженных городов помянуты Москва, Смоленск, Могилев, Полоцк, Красное… Москва и Смоленск значатся и в списке побед, украшающих могилу Неизвестного солдата в Варшаве…
31 марта 1814 года (по новому стилю) русские войска под командованием генерала Николая Раевского торжественно вступили в Париж. Российский император Александр I принимал парад союзных войск. Вместе с нашими гусарами, драгунами, казаками и гренадерами парадным маршем прошли австрийские войска и прусские.
Всего лишь несколько часов назад шло сражение за Париж, где погибли тысячи французских, прусских и русских солдат. И вот уже с барабанным боем, с распущенными знаменами через ворота Сен-Мартен победители входят в поверженную столицу.
Как вспоминали участники этого события, «за многочисленным народом не было видно ни улиц, ни домов, ни крыш, все было усеяно головами». Француженки забрасывали чубатых казаков весенними цветами и дарили улыбки.
Куда более памятно нам из истории и литературы вступление французов с союзниками в Москву 2 сентября 1812 года.
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля:
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою…
Пушкин. «Евгений Онегин».
С музыкой входили и французы в Москву, но вместо улыбок и цветов их встречал неумолчный лай бездомных собак.
К наполеоновской «коллекции» ключей от Рима, Неаполя, Каира, Мадрида, Лиссабона, Берлина, Вены, Варшавы ключей от Москвы не прибавилось. И все потому, что «ключ от Москвы» — это не символическая железка в бархатном футляре, а железная стойкость русского солдата и наконец‑то проявленная твердая воля российского императора.
Поход на Париж не был для русской армии легкой прогулкой. Последнее сражение накануне вступления во французскую столицу унесло жизни 8 тысяч воинов. Союзники, устанавливая своего рода традицию, предоставляли русским преимущественное право умирать «за общее дело». Наши потери на подступах к Парижу — 6 тысяч. Возглавлявший оборону столицы старший брат самого Наполеона Жозеф Бонапарт бежал. Французы попробовали «договориться». Русский император был непреклонен: только капитуляция. Подписали.
Французам было чего опасаться, лишь полтора года назад они покинули Москву. Помнили и они, и мы о том, какой оставило Москву европейское воинство после месяца, всего лишь одного месяца их пребывания в древней столице. Даже не будем говорить о центральном событии оккупации, пожаре, спалившем деревянный по преимуществу город. Из 550 предприятий уцелело 40.
Наверное, прав Лев Толстой: трудно уберечь от разорения и пожара брошенный дом, тем более город.
Да, есть стихия войны с непредсказуемым развитием событий и непредсказуемыми жертвами, но есть идеология войны: целенаправленное, скрепленное предписаниями вождей, организованное варварство, насилие над гражданским населением, разрушение и уничтожение памятников истории и национальной культуры в оккупированной стране.
Устроить конюшню в православном храме, приказать взорвать Кремль, приказать сжечь даже уцелевшие от первого пожара дворцы, «назначать» первых попавшихся «поджигателями» и расстреливать сотнями… Это уже не стихия!
«Величайший и справедливейший из всех монархов», как именовался Наполеон в обращении к уцелевшим жителям Москвы, обещал не только облегчение их участи и защиту. Читаем: «…неизбежная и позорная смерть ожидает тех, которые бы осмелились покуситься на вас лично или на ваше имущество». Это для «жителей Москвы» и истории, а в приказе по «великой армии» можно видеть приверженность «справедливейшего из всех монархов» к европейскому праву и порядку: в первый день император предоставил «право» грабить город доблестной старой гвардии. На второй день это «право» перешло к славной молодой гвардии, на третий день по высоким заслугам корпусу маршала Даву и т. д. Грабили солдаты, офицеры, генералы…
И не только французы. Соревновались в алчности все, кто был собран под наполеоновские знамена, но превзойти немцев и поляков в этом благородном деле мало кому удавалось. Предприимчивые европейцы, вот бы чему у них поучиться, тут же стали в Москве устраивать рынки, где торговали награбленным. Умно! Легче таскать в боях и походах деньги, чем оклады с икон, серебро иконостасов, дорогую утварь из московских дворцов. Памятны и обозы с награбленным, сопутствовавшие бегущей из России «великой армии». Но не сохранилось свидетельств о том, что «покусившихся на имущество», как обещал «величайший монарх», кто‑то покарал.
Нет ли преувеличения в рассказе о произволе и насилии, чинимых оккупантами?
Чтобы не быть заподозренным в пристрастии, беру сведения от самих французов, в частности из писем Стендаля, писавшего из поверженной Москвы и о пьяных оргиях, и о грабежах, и о всяческих бесчинствах победителей. И не кто иной как сам Наполеон писал Жозефине Богарне 10 сентября 1812 года: «Я покинул Москву, приказав взорвать Кремль».
Французы не только грабили, но и громили. Уже на второй день оккупации был разгромлен Московский университет, на третий день 5 сентября его подожгли вместе с обсерваторией и научным оборудованием.
А разве это не законное право победителей? Все дело в том, какие победители.
Напомню только, что совет в Филях, где Кутузов принял решение оставить Москву и сохранить армию, шел на французском языке.
Почему видевшие свою разоренную землю русские солдаты не мстили, не грабили парижан, почему русский император не пустил на распыл французскую столицу? И разве можно удержать армию-победительницу от лежащих под рукой плодов победы?
Наполеон, скажем осторожно, не сумел, а вот Александр I, войдя в Париж, объявил своему воинству о выплате трехгодичного (!), как говорят в армии, денежного довольствия. И три месяца русская армия могла заслуженно отдыхать в покоренной столице, изумляя побежденных своим миролюбием.
Помнит ли об этом коллекционирующая свои обиды забывчивая Европа? Нет, конечно, они народ практичный, помнят то, что может послужить к собственной выгоде.
Но как же случилась эта давняя злосчастная война?
История противостояния Европы и России на протяжении веков может занять не один том исторических штудий. А если про войну 1812 – 1814 годов, то нам расскажут и о «континентальной блокаде», выгодной Наполеону и подрывавшей нашу экономику, и про Аустерлиц, и про Фридланд… Непременно вспомнится и Тильзит, где русский и французский императоры в 1807 году заключили мирный договор, после чего в Европе наступила благословенная тишина.
Как долго она могла длиться? Да не могла. Почему? Лучше всего на этот самый важный вопрос ответил сам Наполеон, диктуя свои воспоминания «О русском походе» на острове Святой Елены в пустынной южной части Атлантического океана, откуда до Африки две тысячи километров, до Бразилии три. Вот его честное признание, многое объясняющее не только в наполеоновской политике, но и в долгосрочных отношениях Европы и России:
«Мне надо было вытеснить Россию из Европы, чтобы она не нарушала единства моей системы, и дать этому новому политическому образованию сильные границы, чтобы противостоять могуществу российской державы, когда масса моей империи со всеми моими союзниками будет достаточно сильна, чтобы предпринять подобные насильственные действия… Для выполнения этого плана надо было победить русских и заставить их принять границы, начертанные острием меча».
Не здесь ли «зарыта собака», что периодически просыпается и бросается на Россию? «Вытеснить Россию из Европы…» «Принять границы, начертанные острием меча».
С капральской прямотой выражался строитель «единой системы» в Европе. И про непременных союзников не забыл, и про «насильственные действия» предупредил.
Отрезвляющее признание для заблуждающихся относительно Европы как поборницы и хранительницы принципов человечности и справедливости. И признание это многое объясняет не только в давней истории…
Чем может ответить Россия на обещание определить еe границы «острием меча»?
Мне кажется, что величайший ученый и подлинный патриот нашего отечества достойно ответил в заочном «диалоге» французскому императору и наследникам его идей об устройстве мира.
«Наша земля представляет великий соблазн для окружающих нас народов. Нам необходимо быть начеку, не расплываться в миролюбии, быть готовыми встретить внешний напор, то есть быть страною прежде всего военною. Разрознeнных нас сразу уничтожат, наша сила в единстве, воинстве, благодушной семейственности, умножающей прирост народа, да в естественном росте нашего внутреннего богатства и миролюбия».
Сказано это Дмитрием Ивановичем Менделеевым более ста лет назад, а не потускнело ни одно слово, как и значки в его признанной всем миром таблице удельных весов. Вот и «удельный вес» России он определил с безупречной точностью. Хорошо, если бы и этот урок великого ученого усвоили и наши соотечественники, и, как он выразился, окружающие нас народы.
Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.
Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Яндекс.Дзен».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 57 (7140) от 31.03.2022 под заголовком «Кому не нужна наша история?».
Комментарии