Когда церкви грозил хаос
Первые декреты советской власти - о мире и о земле - знакомы большинству едва ли не со школьной скамьи. Куда менее известен другой документ, имевший, однако, весьма серьезные последствия, - Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви, принятый в январе 1918 года. Почему новые власти объявили войну духовенству? Как удавалось им проводить атеистическую политику в глубоко религиозной стране? И почему новые многочисленные борцы с религией как будто бы забыли, что совсем еще недавно были истово верующими? Наш собеседник - исследователь отношений государства и церкви в России в первой четверти ХХ века кандидат исторических наук Арсений СОКОЛОВ.
Такими запечатлел реалии первых месяцев после революции известный петроградский художник Иван Владимиров, сотрудничавший до этого c крупными городскими газетами. Из книги Н. И. Баторевич «Всю жизнь я служил России... Жизнь и творчество И. А. Владимирова»
- Арсений Владимирович, давайте начнем издалека: какова была вообще роль церкви в жизни российского общества до революции и представляла ли она собой, как порою говорят, незыблемую основу русской жизни?
- Она действительно считалась такой основой, однако, на мой взгляд, была ею только формально. Дело в том, что дореволюционное законодательство требовало обязательной принадлежности к какому-либо вероисповеданию. «Записаться» атеистом было нельзя. При этом «вероисповедное состояние» определяло права, и больше всего прав имели православные. Согласно статистике начала ХХ века, православные составляли более ста миллионов человек, то есть большинство населения империи, но это вовсе не значит, что все они были искренне верующими.
Внешне-то все выглядело благопристойно: количество приходов увеличивалось, по всей России строились тысячи храмов, в которых пели «многия лета» государю императору. Но в глубине, очевидно, шел критический разлом.
Увы, на протяжении не одного столетия государство использовало церковь для своих чисто светских надобностей, мало заботясь о том, как это отразится на престиже духовенства. Духовенство несло часть государственных обязанностей, в том числе - оглашение царских указов в храмах, ведение метрических книг и демографической отчетности, надзор за благонадежностью подданных (в тесном контакте с полицейскими органами) и даже исполнение многих канцелярских функций, поскольку грамотных людей в губерниях не хватало.
Члены высшего церковного управления, то есть Святейшего Синода, назначались царем, получали оплату из казны. Так же как епархиальные архиереи, митрополиты, епископы и архиепископы. Даже на самом низшем уровне - сельском, волостном - из 45 тысяч приходов казенное содержание к 1917 году получали две трети. Батюшек нередко отличала та же чиновничья волокита, убивавшая живой дух церкви, ее миссионерство, веру, чистоту. Именно утрата живого начала была главной проблемой, о чем с горечью свидетельствовали многие современники.
Не способствовали положительному образу церкви и некоторые проведенные ею действия, как, например, отлучение Льва Толстого или активное участие в выборах в Государственную думу. Все это еще больше отталкивало активную часть подданных от православия. А в последние годы правления Николая II репутацию церкви еще и подпортил Григорий Распутин. Немало толков вызывало то, что архиереев в его бытность при дворе произвольно перемещали с кафедры на кафедру - как тогда говорили, «под влиянием темных сил».
В итоге и положение церкви в государстве, и ее непосредственная деятельность не только дискредитировали ее в глазах всех, кто дорожил социальной и политической справедливостью, но и формировали духовный вакуум, который тотчас заполнили светские идеологи. Об этом, кстати, ярко писал Николай Бердяев.
И как раз подобные факты дали, к примеру, авторитетному американскому историку Ричарду Пайпсу в книге «Россия при старом режиме» прийти к выводу: «Обедневшее, изолированное и отождествлявшееся с самодержавием духовенство не пользовалось ни любовью, ни уважением; его в лучшем случае терпели». У известного русского философа начала ХХ века Василия Розанова можно найти еще более хлесткие высказывания в адрес церкви. Не случайно за выход книги «Русская церковь» он даже был подвергнут судебному преследованию.
Впрочем, не буду изображать все только черной краской: были и авторитетные епископы, и священники, пытавшиеся вести себя максимально независимо от государства и пользовавшиеся уважением и любовью прихожан. Но проблема в том, что наиболее активные представители общества (те, кого зовут интеллектуальной элитой) придерживались именно скептического взгляда на церковь, а революционеры - прямо враждебного.
Кстати, и само духовенство, и верующие миряне критичность ситуации великолепно понимали. Уже с 1905 года они пытались предложить пути ее исправления. Это видно и по отзывам епархиальных архиереев о необходимых церковных реформах, и по ходу дискуссий в Предсоборном присутствии и Предсоборном собрании. Один из наиболее обсуждавшихся вопросов - оживление приходской жизни, то есть укрепления связи между пастырями и прихожанами.
- Иными словами, ни «респектабельные» противники самодержавия, ни даже большевики, роль которых в событиях Февраля 1917-го вообще ничтожна, не могли быть источником того резко негативного отношения к церкви и клиру...
- Именно так. Уже с первых дней Февраля православная церковь столкнулась с крайне негативным отношением к себе со стороны восставших рабочих и солдат, то есть той активной части населения, которая и вершила революцию. Еще до отречения Николая II в Петрограде начался разгром православных храмов. В них врывались восставшие, искали якобы скрывавшихся там городовых, оружие и продовольствие. Несколько храмов и колоколен подверглись обстрелам со стороны толпы, поскольку были пущены слухи, что наверху укрылись полицейские, стрелявшие из пулеметов и ружей.
Для бушевавшей толпы (а фактически вчерашних прихожан) храмы как будто в один миг перестали быть святыней, а батюшки - духовными авторитетами. Духовенство воспринималось в качестве агентов павшего режима, священнослужителям запрещали выступать перед паствой по внецерковным вопросам, некоторых даже арестовывали.
- Как сама церковь отнеслась к свержению монархии?
- Согласно своду законов Российской империи, Святейший Синод подчинялся царю. А если он отрекся, тогда кому? Николай II передал трон за себя и за сына великому князю Михаилу Александровичу, на следующий день тот вручил власть Временному правительству - впредь до Учредительного собрания. Это была формула Февраля, придававшая видимость легитимности всему тому, что произошло тогда в России. Соответственно, для Синода и православного духовенства Временное правительство становилось законным начальником.
Один из самых ярких церковников-монархистов харьковский архиепископ Антоний Храповицкий отмечал, что, если бы царь не отрекся от престола, если бы он оказался в тюрьме, за него можно было бы бороться... Поэтому фактически у церкви не было иного выбора, кроме как признать Временное правительство. Синод в своем воззвании от 9 марта охарактеризовал совершившийся переворот словами «свершилась воля божья».
Да и Временное правительство к церкви относилось очень спокойно, хотя в кулуарах и высказывались мысли о том, что неплохо было бы отделить ее от государства. Существовал общий консенсус: решение вопросов будущего государственного устройства и вообще все принципиальные вопросы, в том числе и о статусе церкви, откладываются до созыва Учредительного собрания.
Тем не менее определенные шаги по отношению к церкви Временное правительство, конечно же, делало. Оно отменило все ограничения, связанные с религиозной принадлежностью, а закон о свободе совести от 14 июля 1917 года вводил даже специальное «вневероисповедное» состояние для тех, кто захочет числиться атеистом. Кроме того, усилиями назначенного в составе Временного правительства обер-прокурора Синода Владимира Львова были разрешены епархиальные съезды, в состав которых входили не только духовенство, но и верующие миряне, введена выборность и рядовых священников, и архиереев.
Это способствовало повышению авторитета духовных лиц. Например, первый свободно избранный архиепископ Петроградский Вениамин (Казанский) не побоялся в начале июня 1917 года посетить революционный Кронштадт, а местный Совет, считавшийся одним из наиболее радикально настроенных, предоставил архиерею автомобиль и помог организовать крестный ход по всем храмам города.
Сменивший Львова во Временном правительстве Антон Карташов, первым делом упразднивший должность обер-прокурора и создавший министерство исповеданий, заявил: «Теперь нет помазанников, нет помазанной власти и даже необязательно, чтобы она была православной». Тем не менее именно при организационной и финансовой поддержке Временного правительства в августе 1917 года в Москве открылся долгожданный церковный Поместный собор (его в России не было с XVII века!).
На него съехались более пятисот делегатов со всей России. Правительство поручило собору выработать новый закон о положении церкви в государстве, то есть предлагался некий «консенсусный» вариант разделения государственных и церковных структур. Керенский тогда пообещал представителям собора: «Правительство проявит... заботу о том, чтобы процесс размежевания между церковью и государством прошел с возможной безболезненностью».
- А что происходило в это время на местах?
- С одной стороны, крестьяне захватывали церковные покосы, дело иногда доходило до кровопролития. Сначала они жгли и громили помещичьи усадьбы, потом добрались до монастырей. Епископ Андрей Уфимский взывал к Керенскому: «Грабят церкви, грабят монастыри, грабят богатых, грабят даже бедных, если у них имеется лишняя корова или лишняя коса... Александр Федорович! Спасайте Россию!.. Возьмите себе в сотрудники людей беспартийных и непременно верующих, любящих святую церковь».
С другой стороны, в провинции вовсю шла «церковная революция». Еще с марта 1917 года инициативные группы из священников и прихожан объявляли себя «исполнительными комитетами» духовенства и мирян. Они собирали съезды, обсуждали деятельность своего местного епископа и духовной консистории, иногда выбирали новую. Новый состав Синода столкнулся с тем, что надо не открывать двери для «революционного потока», а, наоборот, как-то вводить его в законные, регулярные рамки. Потому что церкви вместо раскрепощения грозил хаос...
- И вот уже Октябрь 1917-го, к власти приходят большевики...
- Первое время, в течение ноября и декабря 1917 года, они не трогали церковь - практически показательно, дабы не провоцировать объединение противников советской власти.
Священники по-прежнему получали жалованье, здание Синода в Петрограде никто не реквизировал и даже не закрывал. 11 декабря 1917 года Совнарком объявил о переходе всех духовно-учебных заведений в подчинение Наркомата просвещения, но на деле ни духовные академии, ни семинарии пока не были закрыты. 16 и 18 декабря были приняты декреты о светском (как тогда говорили, гражданском) браке и разводе, но первый загс открылся лишь в феврале 1918 года.
Но уже с января 1918 года в советских газетах началась антицерковная агитация, что называется, «артподготовка», предваряющая появление Декрета об отделении церкви от государства. Один из его авторов профессор Петроградского университета Михаил Рейснер поместил в «Известиях» статью, в которой подчеркивал, что почти все его положения по отдельности уже приняты во Франции и Соединенных Штатах Америки. В частности, там к 1917 году национализировали церковное имущество и передали храмы в пользование приходских сообществ. Профессор заключил, что большевики «лишь следуют тем образцам, которые давно выработаны американской и европейской демократией и лишь объединены в русском проекте».
Однако в отличие от французского закона 1905 года советский декрет не просто отделял церковь от государства и запрещал финансирование религиозных учреждений из государственного бюджета. Он также не разрешал преподавание религии в любых (в том числе и частных) учебных заведениях, где имелись общеобразовательные предметы. Возбранял религиозным организациям владеть какой-либо собственностью и лишал их права юридического лица. Все церковное имущество объявлялось народным достоянием.
Таким образом, вся церковная структура - патриаршие учреждения, Священный Синод, духовные консистории, монастыри, благотворительные общества и пр. оказывались вне закона, не могли осуществлять легальную деятельность, совершать какие-либо сделки, регистрироваться в Наркомюсте, совершать финансовые операции, их де-юре как бы не существовало.
То есть на деле это был не декрет об отделении церкви от государства, а декрет о переводе церкви на абсолютно бесправное положение. Что давало возможность впоследствии перейти к репрессиям в отношении любых религиозных объединений как незаконных. Аналогов такому подходу в мире не было, а ссылки на «прогрессивный» западный опыт больше похожи на демагогию.
- Каковы вообще были программные положения большевиков в «церковном вопросе»?
- Содержательную составляющую декрета от 20 января многие исследователи находят в работе Ленина «Социализм и религия», написанной им еще в 1905 году. Там, в частности, отмечается, что «государству не должно быть дела до религии, религиозные общества не должны быть связаны с государственной властью. Каждый должен быть совершенно свободен исповедовать какую угодно религию или не признавать никакой религии, то есть быть атеистом». И далее: «Полное отделение церкви от государства - вот то требование, которое предъявляет социалистический пролетариат к современному государству и современной церкви».
Но это стратегия, а в 1917 году была важна тактика. Скрываясь летом - осенью от Временного правительства в Разливе, Ленин в своей работе «Государство и революция» поставил «распущение и экспроприацию церквей» лишь восьмым пунктом в программе построения пролетарской республики.
Так и было в действительности: Декрет об отделении церкви от государства появился только три месяца спустя после прихода большевиков к власти. Кстати, любопытно, что большевики представили дело так, что инициатором декрета было... само духовенство. Петроградский священник Михаил Галкин в ноябре 1917 года обратился в Совнарком с письмом, предлагая немедленно изъять церковные ценности в пользу «исстрадавшегося народа». Цель Галкина была вполне прозрачна: он напрашивался в состав советского правительства на пост «комиссара духовных дел», о чем ясно заявил в приписке к письму.
Ленин тут же воспользовался предложением Галкина. В правительство его, конечно, не позвали, но не преминули опубликовать его тезисы в «Правде», указав, что автор - священник. 11 декабря 1917 года была создана комиссия, которая вырабатывала будущий декрет. Галкин стал ее членом...
Конечно же, большевики никаких симпатий к церкви не питали. При этом советская власть активно использовала религиозный фактор там, где он помогал ей укрепиться. Например, в обращении к «трудящимся мусульманам России и Востока» от 20 ноября 1917 года говорилось: «Отныне ваши верования и обычаи, ваши национальные и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными».
Даже праздновать Рождество в конце 1917 года новая власть не мешала, хотя уже тогда в противовес религиозному действу райсоветы Москвы стали устраивать «пролетарские елки». Примечательно, что по случаю рождественских праздников сам Ленин попросил отпуск, оставив вместо себя на три дня во главе Совнаркома Сталина. Кроме того, в отпуск на Рождество попросились также члены правительства Павел Дыбенко и Прош Прошьян.
- А как церковь отнеслась к новой власти?
- Первые месяцы после Октября Синод и Поместный собор пытались игнорировать Совнарком, живя как бы в параллельной реальности. При Синоде продолжали работать заместитель (как тогда говорили - товарищ) министра исповеданий свергнутого Временного правительства кадет Сергей Котляревский и чиновники его министерства, и именно их церковь считала законной властью, а вовсе не большевиков. Интересно отметить, что он заседал в помещении Синодальной конторы в Кремле (Совнарком тогда еще находился в Петрограде) и рассылал в епархии телеграммы за подписью «Москва. Кремль. Котляревский».
Первым тревожным звоночком стали бои между юнкерами и большевиками на улицах Москвы, происходившие с 28 октября по 3 ноября, причем недалеко от места проведения Поместного собора. Особенно возмутил делегатов артиллерийский обстрел русской святыни - Московского Кремля. В принятом 11 ноября обращении члены Поместного собора назвали эти события «междоусобной бойней», призвав победителей смилостивиться над побежденными. В эти же дни собор восстановил патриаршество, упраздненное еще при Петре Великом, и 5 ноября избрал патриарха Тихона.
Большевики же продолжали действовать сообразно логике тезисов работы «Государство и революция»: сначала взятие власти, затем роспуск старых силовых структур и замена их новыми, установление контроля над государственным аппаратом и уж затем - экспроприация церквей.
В январе 1918 года они прекратили выплачивать церкви государственные субсидии. Затем стали реквизировать многое из того, что приносило ей прибыль, ведь большую часть доходов она получала с того, что сдавала в аренду (а это и недвижимость, и земельные участки).
В каком-то смысле большевики работали на принудительное освобождение церкви от богатства. Если смотреть в этом ракурсе, то отделение от государства во многом шло ей на пользу. Подобного, конечно же, нельзя сказать о многих последующих действиях большевиков - репрессиях, разрушении храмов...
Комментарии