Кавалерия в аустерии. Как светлейший князь орден с алмазом потерял?
Поздней осенью 1715 года в новой российской столице праздновали рождение у государя долгожданного наследника. На Троицкой площади и на других «знатных улицах» под барабанный бой жителям объявили указ царя, гласивший о том, чтобы с вечера до одиннадцати часов утра «до крещения его высочества новорожденного государя нашего царевича Петра Петровича во всех домах по окнам горели свечи»… О подробностях происходящего рассказывают документы Российского государственного архива древних актов (РГАДА).
ФОТО Evie S. on Unsplash
Крещение состоялось в Петербурге 6 ноября 1715 года. Крестными стали «Адмирал», то есть Федор Матвеевич Апраксин, и царевна Наталья Алексеевна, сестра Петра I. Государь щедро отблагодарил повивальную бабушку, принимавшую роды, пожаловав ей триста рублей.
Среди приглашенных на торжество был ганноверский резидент Фридрих-Христиан Вебер, автор записок о России. Он оставил подробности праздничной трапезы, во время которой «из поданного на стол пирога, когда его разрезали, вышла карлица прекрасного телосложения и, не считая нескольких алых лент в волосах, совершенно нагая. Поклонившись обществу, она выпила из принесенных в том же пироге бокалов несколько заздравных тостов. На столе у дам был такой же пирог с той лишь разницей, что в нем прятался карлик».
Веселье продолжалось до позднего вечера, после чего все гости отправились в Санкт-Петербургскую крепость (тогда она еще не именовалась Петропавловской). Там в честь новорожденного стреляли из пушек и жгли фейерверк, огни которого складывались в надпись «Упование и терпение».
Тогда же случилась наделавшая немало шума пропажа у Александра Даниловича Меншикова (кстати, 6 ноября был день его рождения). Находясь в аустерии (ресторации), светлейший князь потерял «кавалерию» — так в то время называли орден либо его отличительный знак. В документах не указано название награды, но, судя по всему, речь об ордене Андрея Первозванного, которым Меншиков был отмечен вместе с Петром I в 1703 году за взятие двух шведских кораблей.
Пропажу стали усердно искать в тот же вечер. В ходе поисков были допрошены много людей. Одним из них был ратушский солдат Фома Худяков, который признался, что, «будучи в австерии поднял камень алмаз», выпавший из ордена.
Причем первым увидел лежавший на полу алмаз («яснитца якобы пуговица») подьячий из санкт-петербургской таможни Дмитрий Озеров. Именно он и велел солдату Худякову его поднять. Озеров видел, что Худяков положил камень в свою рукавицу, но никому об этом «не объявил». А когда посланные от Меншикова спрашивали о «кавалерии с перевезью», то есть с лентой, Худякова в аустерии уже не было.
На допросе Худяков сообщил, что после празднества пошел к себе на квартиру. Камень он показал портным мастерам, жившим там же. Солдат утверждал, что в аустерии не видел людей от Меншикова, которые искали камень: «и ни от кого про кавалерию, что его княжая светлость обронил, не слыхал, для того что в то время был он пьян и сидел в другой противной австерии».
Шестерых портных тоже допросили. Они подтвердили, что вечером, когда на площади зажигали фейерверк, солдат Худяков пришел домой «пьян, камень им показывал, про которой сказывал, что поднял в австерии». Портные подумали, что найденный камень — «хрусталь из перстня или из запаны (застежка, пряжка, запонка. — Ред.) выпал».
В «допросных речах» Худяков рассказал, что на следующий день он повстречал «посадского человека» Ивана Мартьянова, которому опять‑таки показал драгоценный камень. Тот сказал, что «тот камень доброй», а, чтобы лучше узнать о нем, предложил идти «к алмазщику». Вместе они пошли в Ратушу. Там подьячие забрали камень у Худякова и «положили на судейской стол». Солдат объяснил, что этот камень нигде не оценивал, не продавал и не закладывал.
К этой истории был причастен еще один человек — квартирмейстер Белозерского полка Ивакин, ведавший расквартированием войск и снабжением их продовольствием и фуражом. После окончания фейерверка 6 ноября он зашел в аустерию, где праздновал государь, и «увидел на полу лежит кавалерия, которую, подняв осмотрел, что при нем нет камня, не объявил никому».
Найденный орден Ивакин принес домой, а после того, как 7 ноября по полку был дан приказ, «кто оную кавалерию найдет, явить светлейшему князю», не стал ее возвращать, «так как в ней не было камня». Когда же стало известно, что «оный камень явился в ратуше», то 8 ноября он передал орден полковнику Лутковскому, который и отнес его Меншикову.
По указу «его высококняжей светлости» за находку алмаза надлежало выдать 200 рублей «по препорции, кто более к тому приличен, тому более дать». Деньги распределили следующим образом: «посадскому человеку» Мартьянову — сто рублей, ратушским подьячим — по 20 и 30 рублей. Подьячему Озерову, который первым увидел тот камень и велел поднять солдату, — 10 рублей. Солдату Худякову, «хотя он в том и погрешил, что никому не объявил, то достойно наказания, однако ж в том щастлив, что в ево руки прежде оной камень пришел, то дать ему 30 рублев». Что же касается квартирмейстера Ивакина, нашедшего орден (без алмаза), то ему полагалось 10 рублей.
Прошло время, наступила весна 1716 года, однако обещанные деньги оставались в казне его светлости. В марте Фома Худяков подал Меншикову прошение о выдаче вознаграждения. Он расписался в расходной книге о получении денег, но не получил их («дачи ему не было»). Ему велели прийти в Санкт-Петербургскую походную канцелярию за деньгами в другой день. Вскоре солдат узнал, что расходчик Степан Андреев, который вел приходно-расходные книги, «от двора его светлости бежал».
В своем прошении к Меншикову Худяков писал, что Андреев «многое время не являлся, а ныне оной расходчик в той канцелярии обретаетца». Не получили денег и другие участники события, «понеже оные подьячие в бытность Степана Андреева за деньгами не хаживали»…
Газетный зал
«Объявление к обществу праздношатаев. У клоуна Дурова сбежал дрессированный сибирский кот. Так как за него предлагается 25 рублей вознаграждения, то гг. праздношатающиеся могут не без выгоды употребить свое время на отыскание сбежавшего артиста. Дуров говорит: «Вероятно, найдется. Артиста всегда найдут. Вот если сбежит антрепренер, тогда всякие поиски тщетны». Что‑то о бегстве антрепренеров в нынешнем году еще не слышно, хотя две опереточные антрепризы уже обанкротились».
«Петербургская газета», 11 ноября 1887 г.
«Вчера, 2 ноября, на Балтийском вокзале в вагоне прибывшего поезда был найден в бесчувственном состоянии неизвестный пассажир. Его перенесли в медицинский кабинет станции, где врачи обнаружили у неизвестного отравление морфием. После долгих усилий больного привели в чувство. Он оказался полицейским служащим из Нарвы Швуриным. В поезде он познакомился с шикарно одетым мужчиной, который угостил его пивом. Швурин после первого стакана потерял сознание. Его спутник воспользовался этим и вырезал у отравленного кожаный карман с бумажником, в котором были ценные бумаги и около ста рублей денег. Задержать грабителя-отравителя не удалось».
«Петербургский листок», 3 (16) ноября 1912 г.
«Бригадир-столяр Андрей Федорович Кузнецов — один из самых популярных строителей в коллективе, восстанавливающем дом № 7 по Съездовской улице. Нет цены этому мастеру!.. Кузнецов не пользуется особенными приспособлениями. Обычные пилы, струги, сверла творят в его руках чудеса… К 7 ноября во всех 23 квартирах будут справлять новоселье».
«Ленинградская правда», 25 октября 1946 г.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 208 (7536) от 03.11.2023 под заголовком «Кавалерия в аустерии».
Комментарии